— Уверен, тебе надоело сидеть в ящике.

Раздалось довольное чавканье. Дуан присел на корточки напротив.

Эту свинью он впервые встретил примерно при таких же обстоятельствах, как сегодня: она целеустремленно удирала по палубе от Вокнаса, корабельного кока, бывшего грабителя Заморья, неизвестно где подцепленного Тайрэ. Тогда Плинг тоже несся и тоже визжал, а налетев на нового капитана «Ласарры», совершенно осмысленно остановился. И он не ошибся: Дуан не дал животное, небольшое и жилистое, в обиду. На тот момент — в основном, потому что его все равно едва хватило бы даже на нормальный бульон.

Со временем Дуан привязался к Плингу: для животного он удивительно неплохо соображал. Поросенок легко научился носить записки, мог пролезть в самую маленькую дыру со взрывчаткой в пасти и оставить ее в нужном месте. Нюх у него тоже был неплохой. Плинг стал не только любимцем Дуана, но и довольно ценным членом команды; больше никто уже не думал его есть. А сам Капитан Два Лица, возвращаясь в Альра’Иллу, знал, что сильнее всего он будет скучать по трем существам с «Ласарры». Двум людям и одной свинье.

Вспомнив о записке, Дуан запустил пальцы за кожаный ошейник, выцепил совсем маленький листок бумаги и медленно его развернул.

Здесь мелкий остроугольный почерк сменялся крупными тяжелыми буквами.

Дуан с тяжелым вздохом свернул послание. Он ничуть не сомневался в том, что Дарина скучает по нему так же, как он по ней, она этого никогда не скрывала. А вот Железный, одобрение которого он так надеялся заслужить… как всегда. Сухие указания и сведения. Не сказал ни о «Милосердном», ни о других достижениях. А ведь вряд ли мог не знать.

Впрочем, нельзя было забывать, что, сколько бы времени ни прошло, писанина давалась ему тяжело, странно, что вообще сподобился. Дуан улыбнулся, отошел от продолжающего ужинать Плинга, завалился на застеленную кровать и прочел послания самых родных членов команды еще раз.

Красный фонарь. Горы просветленных

Нового капитана постепенно приняли, хотя это и стоило Дуану немалых усилий. Впрочем… наибольших усилий ему стоило вообще существовать без напутствий, советов и упреков своего наставника. Без его поддержки и понимания: в случае чего плечом к плечу всегда встанут.

Тайрэ не рассказал, куда именно направится, неясно было, как он, находясь в таком плачевном состоянии, вообще сможет куда-то дойти. Дуан боялся за его раны, которые могли начать гноиться без постоянной обработки снадобьями. Боялся, что Моуд занесёт Тайрэ в вольный город, королевство или станище, где команда «Ласарры» в розыске. И вспоминал все больше и больше тех, кто хотел за что-либо отомстить старому капитану и мог уже идти по его следам.

Вряд ли Тайрэ готов был сразиться с дюжиной противников и победить, как раньше. Да могла ли вообще идти речь о сражениях? Проблематичным для него стало теперь одеваться и есть; деревянные и железные протезы, даже лучшие, с самыми хитрыми удобными наконечниками, не были к этому достаточно приспособлены. Они требовали огромной ловкости в обращении и долгой привычки. Простое застегивание пуговиц или набивание трубки давалось не всегда и не сразу. Дуан часто замечал, как капитан стискивает зубы, раз за разом повторяя одно и то же действие, пока оно не получалось. Замечал, но, встречаясь глазами, отворачивался. Он быстро перестал предлагать свою помощь, как и остальные. Команда знала: беспомощность — единственное, чего Тайрэ себе никогда не позволит. А за попытки навязаться — убьёт.

В тот день, провожая взглядом фигуру в теплом плаще, Дуан мысленно прощался навсегда. Он, в отличие от большинства на «Ласарре», приблизительно знал, что за земли простираются за королевством Нир. Вернее, он знал, что земель как таковых там нет.

Сначала — многие и многие дэлетры[4] лесистых Диких Холмов. На холмах приютились редкие бедные поселения, которые с Морским Краем роднит только общий материк и которые не принадлежат ни к одному из существующих здесь государств. Останки Цивилизации Общего Берега, жалкие покинутые обломки, когда-то политые кровью слишком обильно. А дальше — за ними — Силльская Цепь. Вотчины горного народа, пиролангов.

Дуан знал: те, кто зовет себя горными людьми, надменно обособились еще на закате Цивилизации: когда загремели Войны За Веру. Ограждаясь от соседей, пироланги обвалили и уничтожили почти все перевалы, по которым можно было добраться до их городов, оставили лишь несколько самых крутых и насмешливо называли их дорогами храбрецов. Дуан назвал бы их скорее дорогами смертников: настолько легко там попасть под лавину, сорваться в ущелье. Впрочем, от пиролангов вполне можно было ждать подобного чудачества.

Внешне могучий, заросший белой шерстью, красноглазый народ напоминал разумных созданий куда меньше, чем белокожие кхари и черные нуц. Вместе с тем обосновавшиеся в горах существа куда ближе красивых собратьев стояли к богам — Светлым, Темным и Переменным. Возможно, боги избрали их именно за уродливость, а возможно, потому что холодные горные города были лучшей точкой соприкосновения с небом, чем равнинные — разнеженные, балованные теплом. Так или иначе, счастьем для любого «нижнего» королевства было иметь своим верховным жрецом пироланга. Молитвы их неизменно находили ответ, выражавшийся в победах, удаче, исцелении, плодородии. Пиролангами были и три последних жреца Альра’Иллы.

Не только связь с небом неизменно выделяла горный народ и пробуждала жадное любопытство двух других. Те, кому удавалось побывать на пиках Цепи, рассказывали о высотных городах с белыми как снег крышами и разветвленной системой горно-речных дорог, о летающих по небу подобиях лодок и безлошадных каретах. О лекарствах, за день побеждающих недуги, неизлечимые у Моря, и о библиотеках, которые размерами превосходили королевские дворцы. Все это было наследием ушедшей Цивилизации, сбереженным мирным, мудрым народом. Неслучайно верховной в пантеоне горных людей считалась Дио’Дио — карликовая желтоглазая богиня знаний, полукровка нуц. Да, пироланги обожали книги, это было едва ли не единственным, что они покупали у своих «нижних» соседей наравне с другими произведениями искусства. В остальном, замкнутые и нелюдимые, они не покидали дом.

Немногие, что оставили Цепь и поселились ниже, с охотой расписывали в болтовне родные места, но не могли объяснить природу своих изобретений. Дуан, пообщавшись с несколькими такими, постепенно сделал вывод, что большинство сами ничего не знают. В Силльских городах, как и везде, видимо, были свои посвященные и просветленные. А посвященных и просветленных вообще редко можно подманить кружкой выпивки, к какому бы народу они ни относились.

Дуан не раз гадал, зачем Багэрон Тайрэ — без рук, без сопровождающих, даже без карты — решил покинуть команду именно в диком лесном порту, и почти неизменно все догадки сводились к одной, самой страшной. Он ушел умирать. Да, с течением Кругов Дуан почти перестал заменять это простое слово выражением «последний сон», потому что на самом деле оно совсем ничего не меняло.

Часто Дуан спрашивал Дарину, взывая к ее слабому дару ясновидения. Но Черный Боцман лишь устало покачивала головой и отмахивалась; кажется, она боялась. Да, она наверняка боялась увидеть то, что Дуан повторял только про себя, особенно когда ему снились кошмары. Багэрона больше нет.

Три Прилива. Три Прилива Дуан доказывал, что может заменить того, кого заменил. И в то время как команда постепенно начинала верить в это, сам он разуверялся всё больше. Даже загремевшее вскоре над морем Шиин громкое прозвище, Капитан Два Лица, не вызвало почти никаких гордых чувств. У сбывшихся желаний есть дурная привычка терять вкус.