В этом месте силы, кажется, оставили отца: текст обрывался. Но угадать его было не так трудно.

Как и они оба.

Всем мертвецам Альра’Иллы смыкали веки, когда приходил их последний сон. Всем, кроме королей, — они не могли спать. Им предстояло бдеть, охраняя покой своего народа. Но с последним королем, Ино ле Спада Соколом, так не поступили.

От него не осталось тела, которое можно было бы похоронить в соляной гробнице Нового Чертога. Тело, вместе с телом советника по Безопасности, Габо ле Вьора, сгорело, когда шел ко дну трофейный корабль «Дарла а’о Дарус». Именно там король, принц Нира и два советника ждали пленную престолонаследницу. И именно там их настигли последние гоцуганские убийцы, не предупрежденные о заключенном мире и вышедшие из засад. Корабль запылал быстро. Принцесса Розинда, привезенная бригантиной и видевшая все случившееся, сказала, что ее бедный брат сражался…

«…Как мой бедный отец, и да хранят всех нас их сиятельные взоры. Ибо я знаю, что и со дна морского Ино будет смотреть на нас». Так Розинда ле Спада и сказала.

Да, от последнего короля Альра’Иллы, чей срок правления был недолгим, но чье имя навсегда соединилось в народном сознании со словом «Милосердный», не осталось тела. На месте, где оно могло бы лежать, оставили просто сверкающую глыбу соли, а в нее вонзили королевский меч, единственное, что удалось забрать с борта тем, кто запоздало пришел на помощь. Почти сразу, ночь спустя, королевские астрономы прочли по падению звезд послание Светлых богов: что однажды некий благороднейший воин сумеет извлечь клинок из соли и одержать много великих побед. Пророчество выбили на скале, точно над погребальной глыбой. И все, кто приходил проститься с королем Ино, читали его, а некоторые юноши пытались выдернуть надежно застрявший меч.

Народ скорбел. Но народ принял случившееся и возрадовался, что все позади. Ино ле Спада не умер и даже не уснул для них, он просто… ушел, так говорили в кабаках и тавернах. Говорили это, в основном, бродяги да пьяницы, и они не подозревали, насколько правы.

— Волей-неволей придется мне рано или поздно завести выводок. И «героем» с твоим мечом точно будет мой сын или дочь.

Так заявил король Тилмы, Дрэн Вударэс, когда вечером стоял под сводами опустевшей пещеры. Упершись в глыбу ногой, он еще раз потянул за самоцветную рукоять, но выпустил, едва удержав равновесие. Сагиб Азралах поддержал его под локоть с как обычно непроницаемым лицом. В темноте его было почти не видно, но все же лучше, чем двух стоявших здесь же нуц.

— Дуан, я вдруг подумал. — Тилманец усмехнулся. — Может, ты и твоя посудина захотите служить мне? Обещаю платить больше, чем маара Розинда. Да и твое лицо в Тилме не так примелькалось.

Дуан, стоявший у гробницы отца, слабо усмехнулся и поправил шляпу, на всякий случай пониже надвигая ее на глаза. Заросшего, с бусинами и перьями в волосах, в яркой одежде и с походкой вразвалку его не могли узнать… но пока он все же боялся.

— Вдруг… — Он приблизился и обнял Дарину за плечи. — Мой Черный Боцман захочет убежать? Я должен быть поблизости. Да и… хватит повторять историю с побегами, Дрэн. Довольно.

Тилманец пригладил светлые, почти светящиеся в темноте волосы и понимающе, без удивления, даже одобрительно кивнул.

— Тогда заходи ко мне почаще. Раз ты так ловко выкрутился, в гости к дикарям я снова буду плавать за твой счет.

— Корабли не плавают, — поправил его Азралах, прищурившись. — Они ходят. Надеюсь, ты хоть когда-нибудь это запомнишь.

Дуан и Дарина засмеялись, Вударэс хмыкнул.

— Если корабли не плавают, то заморские дикари не учат просвещенных королей словесности.

— И не собираются их никуда приглашать. Сиди дома.

Они продолжили спорить весь путь из Сонных пещер до тайной бухты и, вероятно, не останавливались, даже когда сели на лошадей и направились по скалистой троне в Ганнас. Обоим предстояло еще несколько дней пробыть здесь, на торжествах по случаю свадьбы престолонаследницы. Дуан не забыл предупредить сестру, чтобы этих гостей, особенно Вударэса, поселили где-нибудь подальше от Арро. В его картину мира они не вписывались.

Попрощавшись с двумя правителями, Дуан попрощался и с нуц. Дарина, крепко прижавшись, улыбнулась странной, непривычной улыбкой.

— Дом… и дворец… я, наверно, сойду с ума там, да? Это очень страшно?

Бывший король Альра’Иллы ухмыльнулся.

— Ну, я же не сошел. К тому же я всегда тебя жду. — Поверх ее плеча он глянул на Кеварро. — И тебя. Если захочешь когда-нибудь научиться… ну, например, управлять кораблем. Или если Розинда спустит всю казну. Подберем тебе прозвище вроде Кровавый Ворон. И…

Советник слабо улыбнулся, но тут же улыбка угасла.

— Мне будет не хватать тебя, Ино. Надеюсь, «Акт о Соколах» вступит в силу скоро.

Дуан вспомнил прощальное письмо отца. Содержание они с Розиндой пока не раскрыли никому. Принцесса также держала у себя подписанный и отмеченный Розой акт покойного Талла, на который он израсходовал последнее право единоличного решения. Принцесса ждала удачный момент и потихоньку разносила славу о спасении себя и жениха с борта брига благородной «Ласаррой».

— Скорее, чем вы все думаете. — Дуан подмигнул и вручил Дарине поводья одной из лошадей. — Вперед. Кстати… Розинда разрешит тебе брать мамины платья.

Черный Боцман склонила голову, хмыкнула и одним резвым прыжком забралась в седло. Ее глаза торжествующе засверкали.

— Платья? Наивный мой, я буду ходить голая! Я же жена советника!

— Но Железный не…

Нуц продолжала ухмыляться.

— Хорошо. Когда Соколы Ее Величества будут навещать нас, я буду одеваться. Может быть. Едем!

Вскоре, проводив глазами удалявшихся лошадей, Дуан направился в противоположную сторону. Вниз, мимо прибрежных скал. Он вдруг понял, что так и не поблагодарил Дрэна Вударэса за правду, которую тот опрометчиво, по странной прихоти открыл отцу. Впрочем, можно было не сомневаться, что время еще будет.

Равно как будет время еще не раз поговорить с сестрой.

Когда они прощались у ворот Альра-Гана, Розинда впервые за долгое время обняла его. Дуан чувствовал себя мерзко, ему было почти стыдно, а еще стыднее оттого, что он не мог не радоваться. Да, он радовался, как десять Приливов назад, стоило ему подумать о том, что стройные резные башни останутся позади, а море снова раскинется вокруг. На голове будет шляпа, а не корона. И он все же спросил:

— Ты очень жалеешь?

Сестра удивленно взглянула ему в лицо.

— Жалею, Ино? Отец хотел, чтобы мне было куда возвращаться… и у меня целых два таких места. Одно рядом с Арро здесь, второе — на нашей девочке, которая походит пока без меня. А у тебя-то место оказалось одно. Я… не смогла бы тебя больше удерживать насильно. Иди туда.

Они обнялись еще раз, и Розинда — в цветастом платье и золоченых ботильончиках, с высокой, в две головы, прической — побежала назад.

— Но чтобы хорошо потом работал на меня! — по-командирски крикнула она напоследок.

Дуан усмехнулся.

Вода в бухте плескалась спокойно и сонно, корабль без ростры подошел вплотную и сбросил трап. Темная фигура прислонилась к заросшей моллюсками скале и курила трубку, пуская вверх кольца дыма. Дуан ускорил шаг. Приблизился. И остановился, ничего не говоря, просто пробуя привыкнуть к осознанию: он дома. Железный поднял взгляд.

— Ну здравствуй, юный Сокол. В который там раз ты уже умер? Даже интересно, — ладонь коснулась плеча, — что чувствуют такие покойники? И не становятся ли прозрачными?

Надеяться на слова вроде «Я тебе рад», «Я скучал», хотя бы «Добро пожаловать» и не стоило. Пожалуй, такая черта — бессловесно отпускать, бессловесно радоваться, бессловесно помнить и ждать, — была у Тайрэ и Талла Воителя общей. И Дуан, поразмыслив немного, ответил: