Суаким не велик, и в три минуты отец с дочерью были уже на набережной, где Норбер, по-видимому, уже поджидал их в обществе какого-то незнакомца. Увидя гостей, он поспешно пошел к ним навстречу.

— Мы едва смели надеяться, что мадемуазель Керсэн сделает нам честь и согласится сопровождать вас, господин консул! — сказал астроном, пожимая протянутые ему руки. — Позвольте мне представить вам моего друга, сэра Буцефала Когхилля, состоящего участником нашей экспедиции, который вместе со мной будет иметь честь принять вас на «Dover-Castle».

Сэр Буцефал Когхилль, баронет, был молодой человек лет двадцати пяти, высокий, стройный блондин, чрезвычайно изысканно одетый, типичный юный англосакс, казавшийся с первого взгляда более пригодным в качестве зрителя на скачках, чем в качестве участника трудной научной экспедиции. Тем не менее он уже очень много путешествовал, что дало ему тему для весьма оживленного и интересного разговора с консулом и его дочерью.

Что же касается Норбера, то он казался весьма заинтересованным тем, что происходило в нескольких шагах. Там, среди кучки арабов и трех европейцев, стоял старый негр и оживленно переговаривался с туземцами, очевидно, служа переводчиком господам европейцам.

— Да это Мабруки-Спик! Вы уже успели разыскать его? — сказал господин Керсэн молодому астроному, заметив, что тот смотрит по направлению вышеупомянутой группы.

— Да, это он, он договаривается с верблюжатниками, нанимает верблюдов для нашей экспедиции, но, кажется, никак не может прийти с ними к какому-нибудь соглашению…

В самом деле, все там кричали, гомонили, божились, ругались, словом, происходило все то, что происходит на востоке каждый раз, как приходится решать хотя бы самое пустячное дело. Громадный тощий араб с ястребиным взглядом, сильно крючковатым носом и длинной черной бородой, в тюрбане, горячился более всех, уверяя, что не может сбавить ни единого гроша, призывая в свидетели своей добросовестности и самого Аллаха, и все нечистые силы, клянясь сединами своего отца и головами своего потомства, что в противном случае он должен будет умереть с голоду со всей своей семьей. Но все его красноречие, в сущности, мало действовало на европейцев.

Вдруг один из них отделился от группы, и подойдя к Норберу, произнес:

— Эти собаки просят по десять пиастров за верблюда и ни за что не хотят уступить…

— Господин Игнатий Фогель, один из комиссаров нашей экспедиции! — холодно представил его Норбер Моони.

Надо заметить, что комиссар был человек вида весьма непривлекательного, увешанный брелками, с множеством колец на пальцах, в клетчатом костюме с крошечной шапочкой, едва державшейся на макушке, с неприятной улыбкой, желтыми зубами и маленькими бегающими глазками. Субъект этот производил весьма удручающее впечатление.

— Вы позволите мне покинуть вас на одну минуту,. ради крайне важного дела? — сказал Норбер, извиняясь перед своими приглашенными, которые утвердительно, наклонили головы.

— По десять пиастров, говорите вы? — спросил он, отводя Фогеля в сторону. — А сколько верблюдов?

— Двадцать пять, по десять пиастров, я нахожу, что это безобразная цена!

— О, нет!., напротив, это крайне дешево. Подумайте только, какое громадное расстояние им надлежит пройти!… Я жалею только о том, что мы не можем достать за эту цену пятисот вместо двадцати пяти! Соглашайтесь скорее и оставляйте их за нами, но сделайте это так, чтоб эти люди не заметили, насколько они необходимы нам.

— Прекрасно! Будет исполнено по вашему желанию, — ответил Фогель. — Я не прощаюсь с вами, милостивый государь и милостивая государыня, — обратился он к консулу и его дочери, — я буду иметь удовольствие в самом непродолжительном времени увидеть вас на нашем судне!

Затем, неуклюже шаркнув правой ногой, он поспешно удалился к группе верблюжатников.

«Странный компаньон для господина Моони и его приятеля, этого молодого англичанина, такого корректного и элегантного», — подумали господин Керсэн и Гертруда.

Однако удовольствие прогулки в шлюпке заставило их вскоре позабыть неприятную физиономию Игнатия Фогеля. Менее чем в пять минут приглашенные были доставлены на «Dover-Castle», где их встретил очень любезно и радушно капитан, предложивший им с полной готовностью осмотреть судно.

Гости любовались порядком, дисциплиной и необычайной чистотой и опрятностью, царившими на судне.

Конечно, гости расспрашивали, как водится, обо всем, интересовались решительно всем, даже и тем, о чем до того не имели ни малейшего представления; когда же все это было исполнено, то перешли и к главному, то есть к закуске, приготовленной под тентом на корме.

На столе, украшенном цветами и заставленном мороженым, фруктами, пирожным и печеньем самого изысканного вкуса, господин Керсэн и Гертруда заметили множество драгоценного фарфора, массивного серебра и дорогого хрусталя и невольно похвалили столь богатую и роскошную сервировку.

— Всей этой роскошью мы всецело обязаны сэру Буцефалу, а отнюдь не мне! — смеясь заметил молодой ученый. — Что же касается меня, то я, поверьте, вовсе не привык кушать на дорогом фарфоре и пить чай из китайских чашек. Но теперь сэр Буцефал, господа комиссары экспедиции и я, мы кушаем за одним столом, и вы видите, к какой роскоши нас приучает баронет.

— Никакая роскошь не может быть излишней, когда имеешь честь принимать у себя таких гостей, как сегодня! — любезно заметил сэр Буцефал. — Но прошу верить, — продолжал он, — что я отлично мог бы обходиться без всего этого, если бы не находился в этом отношении безответным орудием в руках моего тирана слуги.

— Сэр Буцефал имеет при себе лакея, — пояснил Норбер, — образцового во всех отношениях, выросшего и воспитанного в наследственном замке баронетов. Этот слуга счел бы величайшим из всех преступлений, если бы не устраивал жизнь своего господина согласно всем правилам фамильного этикета.

— За ним, во всяком случае, следует признать заслугу уменья прекрасно украсить стол! — сказала Гертруда.

Так как в этот момент появился сам Тиррель Смис с шампанским, то и разговор перешел на другие темы. Вскоре веселый смех и остроты стали почти без перерыва разноситься над тихой поверхностью Красного моря.

Во время полного разгара разговора и веселья явился Игнатий Фогель в сопровождении двух незнакомцев, которых гости уже видели мельком там, на набережной. Норбер поспешил тотчас же представить их:

— Господин Питер Грифинс… Господин Костерус Вагнер, комиссары экспедиции.

Все трое без особых церемоний присели к столу.

«Ох, еще комиссары! — подумала Гертруда. — Они похожи на лакеев в отпуске. Очевидно, господин Моони не особенно счастлив в выборе своих комиссаров!»

— Что же, вам удалось уладить ваше дело без новых потерь? — осведомился консул, которому эти три физиономии сильно претили. Но из любезности он счел нужным заговорить и с ними.

— Проклятие! — воскликнул, хлопнув себя по колену, Питер Грифинс, который, казалось, явился сюда прямо из конюшни в своей поношенной куртке, брюках, засунутых в голенища, в бумажном белье, с физиономией хорошо выбритого конюха. — Нам едва удалось собрать тридцать пять верблюдов вместо обещанных пятидесяти.

— Эти подлецы сговорились и издеваются над нами, — сказал Игнатий Фогель, — я сильно сомневаюсь, чтобы нам удалось собрать нужное количество этих вьючных животных.

— А вам требуется много верблюдов и вожаков? — спросил консул.

— Да по меньшей мере восемьсот верблюдов и соответствующее количество людей, — ответил Норбер, — нам необходимо выгрузить весь наш материал и перевезти его полностью на возвышенность Тэбали, то есть приблизительно на расстояние ста двадцати миль отсюда, в глубь страны по пустыне… Это штука нелегкая, я это вполне понимаю, но, во всяком случае, это было бы возможно, если бы недоверие этих людей не создавало нам ежеминутных затруднений.

— Что же вы мне раньше не сказали о ваших затруднениях, — воскликнул консул, — я бы избавил вас от множества бесполезных хлопот!… Знайте, что для таких громадных транспортов вы ничего не сумеете сделать здесь, в Суакиме и прилежащей к нему местности, если только вы не обратитесь к настоящему господину этой страны, к местному «святому» Сиди-Бэн-Камса, радамехскому Могаддему, вождю могущественного племени Шерофов… Вы не только не найдете верблюдов без его разрешения, но если бы даже вздумали привести их из Сирии или из Египта, то наверное подверглись бы нападению и были бы ограблены в пустыне!