Виржиль также подоспел к месту происшествия.
— Оставьте! Перестаньте! — кричал он мажордому, — вы только хуже раздразните их так. Я знаю верное средство успокоить ослов и заставить их замолкнуть. Пойдемте со мной.
Затем денщик призвал и остальных слуг, сделал им необходимые указания, и, к величайшему удивлению всех, через несколько минут водворилась полнейшая тишина после ужаснейшего шума и гама.
Мысль Виржиля и средство, примененное им, были весьма просты. Зная, что ослы, как это всем известно, только тогда кричат с полным удовольствием, когда задирают хвосты вверх, Виржиль придумал заставить их опустить хвосты весьма остроумным способом. Он пригнал их всех к тому месту, где были свалены тюки, и с помощью своих товарищей стал привязывать к их хвостам концы веревок, которыми были перевязаны товары. Ослы нашли такого рода аргумент весьма убедительным и перестали кричать, потеряв всякую охоту концертировать при новых условиях. Посмеявшись от души над средством, примененным находчивым Виржилем, все с величайшим удовольствием отправились отдохнуть еще немного перед отправлением в дальнейший путь. В четыре часа утра голос Мабруки возвестил нашим путешественникам, что пора двинуться дальше. Наши друзья один за другим выходили из своих палаток и весело оглядывались по сторонам, как вдруг голос Виржиля привлек всеобщее внимание:
— Ах, проклятые собаки арабы! Этакие висельники! Уж поплатитесь же вы у меня за это! — восклицал он.
— Что там такое, Виржиль? Что случилось? — осведомился господин Моони, выбежавший на его крик.
— Да то случилось, сударь, что эти канальи, эти черные собаки, убрались отсюда раньше нас и увезли с собой все наши запасы, все ящики и тюки с провизией!
— Неужели? Что же мы будем делать?
— Да вот, смотрите, эти черти все увезли, ведь ничего не оставили… И мясо, и все консервы, и сухари, и печенье… не исключая даже бурдюков с водой, которая была им вовсе не нужна, потому что здесь больше воды, чем им нужно. Нет, эти черти забрали нашу воду просто для того, чтобы досадить нам, этакие негодяи!
— Надо отправиться за ними в погоню, — сказал Норбер, — они, вероятно, не могли еще далеко уйти за это время!
— Как вы думаете, Мабруки? — обратился к проводнику господин Керсэн, — что вы на это скажете?
— Я полагаю, что это будет бесполезно, — сказал старик, — даже если мы их нагоним, что, вероятно, вовсе не трудно, они уж, во всяком случае, успеют к тому времени припрятать всю нашу провизию в песок и, как только завидят нас, тотчас же бросятся все врассыпную!
— Но что же нам делать в таком случае? Ведь не умирать же нам с голоду по их милости!
— Горю помочь можно…- сказал Мабруки.
— Как?
— Можно отправиться в залив Даис и купить там съестные припасы.
— А далеко это?
— Приблизительно около трех миль к востоку отсюда, — сказал Мабруки, — но дорога слишком плоха для лошадей.
— Если так, то как же нам быть?
— Я могу отправиться туда с двумя верблюдами и их вожаками и нагнать вас на следующей остановке, если хотите. Сбиться с дороги вы здесь не можете, вам следует идти все время прямо на юг. Любой из этих арабов может вам указать дорогу!
Предложение это было принято и тотчас же приведено в исполнение. Мабруки отправился с двумя арабами и двумя верблюдами, тогда как остальные принялись убирать палатки.
В этот момент появилось какое-то странное существо, в котором очень трудно было узнать всегда столь безупречно корректного Тирреля Смиса. Тем не менее это был он, мокрый, облепленный грязью с головы до ног, в самом жалком виде.
Общий взрыв хохота приветствовал его появление.
— Я положительно не понимаю, что со мной случилось. Надо полагать, что был настоящий ливень для того, чтобы я мог пробудиться в таком виде.
— Хм, это не шутка! — пробормотал Виржиль, как будто озаренный какой-то новой мыслью.
Не сказав никому ни слова, он побежал в ту палатку, где образцовый камердинер и мажордом провел ночь, и нашел ее буквально затопленной. Вся палатка представляла собою сплошную лужу, в которой плавали пустые бурдюки.
— Ведь это еще новая шутка этих каналий берберов! — сказал Виржиль. — Ведь это они вас отблагодарили за избиение их ослов, вы думали, что они простят вам это! Нет, не такой это народ!…
— Надо еще благодарить за то, что они бурдюки нам оставили! — весело воскликнул доктор Бриэ, человек очень оптимистического темперамента. — По крайней мере, мы можем наполнить их водой из этой лужи.
— Из этой лужи! — воскликнул Виржиль, — отплесками этих грязных арабчат?
— Как так?
— Они все так прекрасно выкупались в этой луже, что теперь в ней не осталось ни одной капли чистой воды. Это не более как помои!
Все с прискорбием согласились с тем, что Виржиль прав, но гнев Тирреля Смиса положительно не знал границ.
— Нет воды! Ни одной капли воды!! — отчаянно восклицал Тиррель задыхающимся голосом.
— Да, ни капли!…
— Но тогда как же я приготовлю tub… tub — для сэра Буцефала?! — восклицал Тиррель Смис, весь красный от злобы и негодования.
— Приготовить что для сэра Буцефала?
— Tub… ванну… вот что!
— Ну, вот! — весело воскликнул Виржиль, рассмеявшись, — это последняя из всех наших забот; клянусь вам, что сэр Буцефал, ваш господин, от этого наверное не умрет!
Но это уверение нисколько не успокоило негодование почтенного Тирреля Смиса.
Двинулись в путь, но настроение путешественников было не столь веселое; надо сознаться, что всякий из них был бы доволен закусить чем-нибудь перед дорогой. В последний момент отъезда все видели, что Виржиль усердно занялся собиранием остатков топлива, сухой травы и сухих прутиков, и связывал их в большую вязанку.
— Разве вы боитесь замерзнуть в пути, или собираетесь развести костер на луке вашего седла? — спросил Тиррель, злобствовавший на него за его насмешки.
— Вот именно, вы совершенно верно угадали! — отозвался Виржиль, нимало не смущаясь.
Усердный парень до тех пор не тронулся с места, пока не нагрузил своего верблюда двумя большими вязанками топлива и четырьмя пустыми бурдюками.
Солнце еще не показывалось на горизонте; воздух был чист и прохладен: в пути наши друзья совершенно забыли о том, что они остались без раннего завтрака, и что второй завтрак, ожидавшийся в будущем, тоже был весьма сомнительным.
Доктор Бриэ, которого по-прежнему ужасно интересовало, что именно привело Норбера Моони и его надзирателей в Судан, не мог удержаться от попытки еще раз выведать кое-что об этом. Но молодой ученый умел очень удачно избегать и обходить все такого рода вопросы, а баронет едва отвечал односложными словами, из которых трудно было вывести какое бы то ни было заключение.
После трехчасового пути путники наши прибыли к небольшой купе деревьев тощего вида, жидких и редких, росших на значительном расстоянии друг от друга на площади, поросшей тощим мхом и местами зеленой травкой, бледной и бессильной.
Это место было назначено Мабруки для остановки. Солнце успело уже высоко подняться, жара становилась томительной, и все ощущали сильный голод.
— У нас у всех есть ружья; я положительно не понимаю, зачем нам ждать завтрака! — сказал Виржиль.
И прежде чем кто-либо успел спросить его, что он хочет этим сказать, он вскинул ружье и двумя следующими один за другим выстрелами убил наповал двух птиц из породы фазанов. Зоркий глаз охотника заметил их приютившимися на вершине одной из пальм. Этого было достаточно для того, чтобы взволновать все пернатое население этого маленького оазиса, которое с неистовым криком взвилось в воздухе и вслед затем опустилось на прежнее место. Тогда Норбер, видя, что догадливый Виржиль уже развел огонь и проворно принялся ощипывать своих фазанов, последовал его примеру, и вскоре с полдюжины птиц были ощипаны. Этого было более чем достаточно для жаркого. Но кусочек хлеба не испортил бы обеда, как весьма основательно заметила Гертруда.
— Хлеба?… — воскликнул Виржиль, — нет ничего легче, как добыть хлеба! это дело четверти часа!… Эй, приятель, — крикнул он обращаясь к Тиррелю Смису, который, разинув рот и развесив руки, смотрел на его работу, — подите-ка сюда, милейший друг!…