— Есть, сэр, — отвечал Клэй, шутовски косясь на Сэвиджа. Хорнблауэр посмотрел строго, и Клэй поспешно сделал серьезное лицо. Игра продолжалась и всем казалась нескончаемой. Однако и она подошла к финалу.

— Роббер, — объявил Хорнблауэр, подводя счет. — Я думаю, джентльмены, нам почти пора подниматься на палубу.

Общий вздох облегчения. Все завозили под столом ногами. Хорнблауэр чувствовал, что любой ценой должен показать свою невозмутимость.

— Роббер не кончился бы, — сказал он сухо, — если б мистер Сэвздж следил за счетом. Счет был девять. Чтобы спасти роббер, мистеру Сэвиджу и мистеру Гэлбрейту хватило бы непарной взятки. Посему мистер Сэвидж на восьмом ходу должен был не резать, а крыть червовым тузом. Признаю, если бы прорезывание оказалось успешным, он получил бы две лишние взятки, но…

Хорнблауэр продолжал вещать, остальные трое корчились на стульях. Однако, когда он пошел впереди них по трапу, они переглянулись, и в глазах их было восхищение.

На палубе стояла мертвая тишина. Матросы лежали на боевых постах. Луна быстро садилась, но как только глаза привыкли к темноте, стало ясно, что света еще достаточно. Буш отдал капитану честь.

— Неприятель по-прежнему направляется к заливу, сэр, — сказал он хрипло.

— Пошлите снова команду в тендер и барказ, — ответил Хорнблауэр. Он взобрался по бизань-вантам до крюйс-стень-рея. Отсюда он видел море за островом, еще в миле, на фоне садящейся луны отчетливо различались паруса «Нативидада». Испанский корабль круто к ветру входил в залив. Борясь с возбуждением, Хорнблауэр старался предугадать действия испанского капитана. Очень маловероятно, чтобы в темноте с «Нативидада» различили стеньги «Лидии» — на таком допущении и основывался весь план. Скоро испанцы повернут оверштаг и новым галсом двинутся к острову, быть может, они предпочтут пройти его на ветре, но навряд ли. Чтоб войти в залив они вынуждены будут повернуть оверштаг — и тут вступит «Лидия». Паруса «Нативидада» посветлели и почти сразу опять потемнели — судно поворачивало. Оно направляется в середину прохода, но ветровой снос и отлив неминуемо погонят его обратно к острову. Хорнблауэр спустился на палубу.

— Мистер Буш, — сказал он. — Пошлите матросов наверх, приготовьтесь отдать паруса.

Босые ноги тихо зашлепали по палубе и по вантам. Хорнблауэр вынул из кармана серебряный свисток. Он не потрудился спросить, все ли проинструктированы в своих обязанностях: Буш и Джерард — толковые офицеры.

— Сейчас я пойду на нос, мистер Буш, — сказал Хорнблауэр. — Я постараюсь вернуться на шканцы вовремя, но если нет, вы знаете мои приказы.

— Так точно, сэр.

Хорнблауэр торопливо прошел по переходному мостику, мимо карронад на полубаке, мимо орудийных расчетов, и залез на бушприт. С блинда-рея он мог заглянуть за остров. «Нативидад» шел прямо на него. Хорнблауэр видел фосфоресцирующую пену под водорезом и чуть ли не слышал плеск рассекаемой воды. Он судорожно сглотнул, и тут же возбуждение прошло, осталось ледяное спокойствие. Он забыл про себя, его мозг, как машина, просчитывал время и расстояние. Он уже слышал голос лотового на руслене «Нативидада», хотя еще не разбирал слов. Корабль подходил все ближе. Теперь Хорнблауэр слышал гул голосов. Испанцы по обыкновению беспечно болтали, никто не смотрел как следует, никто не заметил голые стеньги «Лидии». Потом с палубы «Нативидада» донеслись приказы: судно поворачивало оверштаг. При первом же звуке Хорнблауэр поднес к губам серебряный свисток и дунул. На «Лидии» вмиг закипела работа. Паруса на всех реях были подняты одновременно. Отцепили якорный канат и шлюпки. Корабль спускался под ветер. Хорнблауэр на бегу столкнулся с матросами, тянувшими брасы, упал, вскочил с палубы и побежал. «Лидия» набирала скорость. Он оказался у штурвала вовремя.

— Прямо руль! — крикнул он рулевому. — Немного лево руля! Еще чуть-чуть! Теперь, руль круто направо!

Так быстро все произошло, что испанцы только-только успели закончить поворот и набирали скорость на новом галсе, когда из-за острова вылетела «Лидия» и проскрежетала о борт. Месяцы учений не прошли для английской команды втуне. Едва корабли соприкоснулись, пушки «Лидии» громыхнули одним сокрушительным бортовым залпом, осыпав палубу «Нативидада» градом картечи. Марсовые пробежали по реям и накрепко сцепили корабли. Атакующие с громкими криками высыпали на переходный мостик левого борта.

На палубе испанца царило полное смятение. Только что все выполняли маневр, и вот в следующую минуту неизвестный враг взял их на абордаж. Вспышки неприятельских пушек разорвали на куски ночь, повсюду падали убитые. На палубу с жуткими воплями хлынули вооруженные люди. Самая дисциплинированная и опытная команда не устояла бы перед таким натиском. Все двадцать лет, что «Нативидад» курсировал вдоль тихоокеанского побережья, не менее четырех тысяч миль отделяло его от любого возможного противника на море.

Однако нашлись бравые моряки, и они попытались оказать сопротивление. Офицеры вытащили шпаги; на высоких шканцах стоял вооруженный отряд — оружие выдали в связи со слухами о восстании на берегу; кое-кто из матросов похватал шпилевые вымбовки и кофель-нагели. Однако с верхней палубы волна атакующих с пиками и тесаками смыла их почти мгновенно. Лишь раз прозвучал пистолетный выстрел. Тех, кто сопротивлялся, либо убили, либо оттеснили вниз; остальных согнали вместе и окружили.

На нижней палубе испанцы метались в поисках вожаков, которые организовали бы защиту судна. Они собирались в темноте готовые противостоять неприятелю и оборонять люки, когда за спинами у них оглушительно заорали. Две шлюпки под командованием Джерарда подошли к левому борту, и матросы, с помощью рычагов выломав орудийные порты нижней палубы, хлынули внутрь, оглашая корабль дикими воплями в полном соответствии с приказом. Хорнблауэр наперед знал: чем больше шума поднимут нападающие, тем вернее деморализуют неорганизованных испанцев. Внезапная атака окончательно сломила сопротивление верхней палубы.

Предусмотрительность Хорнблауэра, отрядившего две шлюпки для отвлекающего удара, полностью себя оправдала.

Капитан «Лидии», как обычно, гулял утром по шканцам своего корабля. Испанские офицеры, завидев его, сунулись было с церемонными приветствиями, но их оттеснили матросы, негодуя, что какие-то пленники потревожат освященную многими месяцами прогулку.

Хорнблауэру было о чем поразмыслить. И впрямь, за множеством осаждавших его проблем, некогда было ликовать об одержанной победе, хотя прошлой ночью его фрегат, захватив двухпалубный корабль и не потеряв при этом ни одного человека, совершил беспримерный в обширных анналах британской военно-морской истории подвиг. Думал же он о том, что делать дальше. Устранив «Нативидад», он сделался властелином Южного моря. Он отлично знал, что наземное сообщение сильно затруднено, и вся торговля — можно сказать, вся жизнь — полностью зависит от каботажных перевозок. Теперь же без его ведома не пройдет ни одна лодка. За пятнадцать военных лет он усвоил, что значит власть на море. Теперь, по крайней мере, есть шанс с помощью Альварадо разжечь в Центральной Америке настоящий пожар — испанское правительство еще проклянет день, в который решило связать свою судьбу с Бонапартом.

Хорнблауэр ходил взад и вперед по присыпанной песком палубе. Перед ним открывались и другие возможности. Северо-восточнее от них лежит Акапулько, куда приходит и откуда отправляется ежегодно галион, везущий на миллион стерлингов сокровищ. Захватив галион, он в одночасье сделается богат — тогда он купит в Англии поместье, целую деревню и заживет сквайром, и чтобы селяне приподымали шляпы, когда он будет проезжать мимо них в экипаже — Марии бы это понравилось, хотя Мария в роли знатной дамы будет выглядеть диковато.

Хорнблауэр оторвался от созерцания Марии, пересаженной в деревенскую усадьбу из меблированных комнат в Саутси. На востоке Панама, с перуанским золотом, с жемчужной флотилией, с золотом алтарей, который не дался в руки Моргану, но достанется ему. Ударить сюда, в средоточие межматериковых сообщений, наиболее благоразумно стратегически, равно как и потенциально наиболее выгодно. Он постарался собраться мыслями на Панаме.