Если всё это подытожить, я как личность живу не сам по себе, я — это напластования многих и многих жизней. От людей, которые сто, тысячу и даже три тысячи лет назад, с давних пор осели и стали жить в одном уголке японских островов, моему существу передалась незримая память и даже такие вещи, как дыхание. Не потому ли я могу это ощутить, что всё ещё владею особенным местным говором?

Иногда приходится слышать рассказы, в которые с трудом верится: оказывается, на островах Окинавы во время войны и после неё старались по возможности избегать употребления окинавских наречий, подлаживались под стандартный общеяпонский язык, а если кто говорил на рюкюском диалекте, того наказывали.

В процессе модернизации Японии после эпохи Мэйдзи было стремление сгладить и унифицировать региональные особенности, всё, чем дышали проживавшие в той или иной местности люди. Я не могу отрицать, что потребность в единении — это одна из сторон человеческой деятельности. Само по себе это необходимо.

Если говорить утрируя, мне иногда кажется, что мы, японцы, обладаем своего рода билингвизмом в пределах японского языка.

В связи с этим вспоминается проблема Уэльса в Великобритании.

Уэльс был когда-то соседней с Англией страной и до того, как был ею покорён, говорил на своём уэльском языке. Даже теперь существует пусть и тонкая, но отчётливая грань, разделяющая ментальность людей в двух этих областях, и действует движение за независимость Уэльса.

Желание сохранить и передать следующим поколениям уэльский язык, присущее в основном пожилым людям, дорожащим своей идентичностью, вылилось в то, что на дорожных указателях под английскими надписями помещены надписи на уэльском. Но самое удивительное то, что по телевидению транслируются передачи на уэльском языке.

Отделение компании «Би-би-си» в Уэльсе прислушалось к голосу местной общественности и, чтобы сохранить драгоценную старинную культуру края, один час в день передаёт новости и интервью на уэльском языке.

Ну, а на Кюсю в наши дни уже не могут употреблять исконный диалект в чистом виде и при этом так называемый «правильный», или стандартный, японский язык тоже не умеют употреблять. Такое ощущение, что говорят на каком-то весьма неустойчивом промежуточном жаргоне.

Если мы задумаемся о том, что настоящий «язык» — это не только устная речь и что он не может существовать без сознательного шлифования, то хотелось бы, чтобы в употреблении был «правильный» диалект. Может быть, кому-то странным покажется уже само словосочетание «правильный диалект», но такие диалекты существуют.

И потому нормативные диалекты специально изучают. Для этого старики или, скажем, люди старшего поколения приблизительно раз в неделю приходят в начальную и среднюю школу, чтобы объяснить, как правильно использовать тот или иной диалект. Возможно также, чтобы вышедшие на пенсию пожилые люди, получив от комитетов местного самоуправления статус наставников в изучении местного диалекта, преподавали в школах. Так все смогут отшлифовать свой говор и сделать его действительно правильным и красивым. Мне кажется, что это очень важно.

С другой стороны, вместо слегка ущербного «стандартного» и «общеупотребимого» языка, который всё на слух запоминают с экранов телевидения, нужно преподавать в школах наш правильный и благозвучный общенациональный язык, который выработали в стране после эпохи Мэйдзи.

Мы изучаем и английский, и французский, тратим много сил и времени на овладение этими иностранными языками. Однако гораздо важнее в нашем родном японском языке чётко различать общенациональный язык и диалект. С одной стороны, шлифовать своё владение диалектом и передавать его детям, с другой стороны, с ранних лет учить их правильно и красиво говорить на общеяпонском языке. Тогда человек сможет у себя в семье разговаривать на диалекте, а на рабочем месте использовать правильный общеяпонский язык. Так может сложиться билингвизм в рамках японского языка, когда человек одинаково свободно будет владеть обоими языками, а японская культура, по-моему, от этого сможет стать богаче, глубже и выразительнее.

Чтобы созданный японцами после эпохи Мэйдзи общенациональный язык бережно отшлифовать в качестве благородного, красивого, чарующего, чтобы продолжить формирование нашего общего языка и довести его до совершенства, надо дорожить местными наречиями (я называю их здесь «диалектами»), именно они — зеркало для общенационального языка, он без них неполноценен, и об этом нельзя не помнить.

Когда я говорю о «красивом диалекте», это может быть воспринято просто как расхожий лозунг. Сам я слаб в диалекте острова Кюсю, говорю совсем чуть-чуть, а относительно общеяпонского языка признаю, что на письме он у меня выглядит стандартным, но на самом деле моя речь весьма несовершенна для нормативной. Понимая это, я всё же считаю, что, если будущие поколения вырастут двуязычными японцами, владеющими правильным диалектом и красивым общеяпонским языком, язык наш станет богаче, как и творимые им миры.

Оказывается, современный человек год от года говорит всё быстрее. За последние двадцать лет ускорили темп даже программы новостей Японской широковещательной корпорации NHK, где дикторы, казалось, говорили с одной и той же скоростью с самого момента основания радио. Двумя десятилетиями раньше за одну минуту произносился текст объёмом в двести семьдесят знаков, но в последнее время за минуту стали произносить текст в триста сорок знаков, а те, кто говорит особенно быстро, читают новости со скоростью триста пятьдесят знаков в минуту.

Однако в прежние времена японцы жили в гораздо более замедленном темпе. Древние японцы вели такую жизнь, которую теперь и представить себе трудно. К примеру, они почти никогда не бегали — так считают учёные. Когда я об этом услышал, то был страшно удивлён.

Как утверждает один специалист, вплоть до Средних веков японцы, например крестьяне или другие простые сословия, ходили очень медленно, плавно вытягивая вперёд и отводя назад то правую, то левую руку, причём правая рука выбрасывалась вперёд одновременно с правой ногой.

Действительно, если взглянуть на средневековые живописные свитки, то на картинах пожара люди из простых изображены испуганно-растерянными, словно они даже и не представляют себе, что можно предпринять. Но неверно было бы вообразить себе, что никто из японцев не бегал, ведь существовали гонцы, разведчики-ниндзя, провинциальные самураи или воины, принимающие участие в сражениях, — профессиональные бегуны. Поскольку они были проворнее и сноровистее других в беге, то считались экспертами, обладателями особого навыка.

Однако в целом, даже если судить по пьесам для театра Но, можно составить представление, какими медленными были движения японцев, они двигались очень плавно, никакой суеты и торопливости.

Кроме того, некоторые говорят, что японцы в древние времена совершенно не разговаривали. Не вели никаких бесед. Даже сейчас, если вы попадёте в отдалённые районы, то увидите, что коренные их жители немногословны. Они могут за день сказать всего три слова: «жратва», «баня», «спать». И такими же молчунами были японские мужчины в стародавние времена. Похоже, что в жизни таких людей, как крестьяне из глубинки, действительно было мало разговоров.

В Средние века, непосредственно перед началом мятежа годов Онин,[44] важную роль сыграла деятельность религиозного наставника Рэннё. Рэннё был тем человеком, который широко распространил в провинции, особенно среди крестьян и простолюдинов, учение Синрана. Среди текстов, написанных рукой Рэннё, а также среди оставленных устных заповедей есть очень интересные и весьма редкие для того времени слова. Вы спросите, какие именно?

Рэннё призывал крестьян и простолюдинов из глубинки: «Говорите, говорите же!» Он настоятельно требовал: «Высказывайтесь, надо высказываться!» Тогда люди собирались всей общиной и обсуждали учение Будды. На этих собраниях не делалось различий по сословиям, не важно было, кто выше и кто ниже. Перед лицом Будды все были равны. Старые и молодые, мужчины и женщины — любой мог без стеснения свободно высказать, что в мыслях, вот к ним и обращался проповедник: «Говорите, говорите же!»