Он созерцал рассыпанные по небу звезды почти что с пастырской улыбкой. И внезапно почувствовал укол страха. Ему припомнился разговор с братом Фрэнком, состоявшийся несколько месяцев тому назад, когда Уэллс в последний раз посетил дом в Найвуде, где, словно ненужная рухлядь в чулане, ютилась его семья. После того как все остальные отправились спать, они с Фрэнком вышли на крыльцо покурить и выпить пива. Никакой особой цели у них не было, просто хотелось почувствовать над собой безжалостную мощь неба, усыпанного звездами, словно грудь отчаянного смельчака генерала. Под этим сводом, который с непристойной откровенностью распахивал взорам всю глубину вселенной, людские дела выглядели ужасно мелкими, а жизнь в немалой степени обретала черты игры. Уэллс глотнул пива, оставляя за Фрэнком право нарушить атавистическую тишину, слившуюся с миром. Брат не был избалован судьбой, но всегда отличался оптимизмом, возможно, потому что давно понял: только такая незамысловатая жизнерадостность поможет ему удержаться на плаву, и благодаря своему оптимизму он находил смысл существования в самых конкретных вещах, скажем — в гордости, которую должен испытывать всякий человек, если он является подданным Британской империи. Скорее всего, именно поэтому Фрэнк взялся перечислять достижения страны в области колониальной политики, а Уэллс, ненавидевший методы, с помощью которых его родина подчиняла себе мир, не смог удержаться и упомянул вредные последствия британской колонизации для пяти тысяч аборигенов Тасмании, число которых очень скоро могло приблизиться к нулю. Тасманийцев покорили не достижения цивилизации, неведомые их национальной культуре, попытался объяснить Уэллс, нет, они были завоеваны благодаря техническому уровню империи, но точно так же империю могла победить техника, превосходящая ее собственную. Такие доводы рассмешили Фрэнка. В известном нам мире не существует страны, обогнавшей в техническом отношении нашу империю, заявил он с пьяным самодовольством. Уэллс не стал спорить, но когда Фрэнк ушел спать, со страхом посмотрел на звезды. В известном нам мире, наверное, такой страны не существует, а в других мирах?

Он снова глянул на небо с той же тревогой, особенно на Марс — пятнышко чуть больше булавочной головки. Сейчас шло много разговоров о том, что на Марсе могут обитать живые существа. Не случайно же красную планету тоже окружает атмосфера, хотя и менее плотная, чем у Земли. Да, там нет океанов, зато имеются полюсы с замерзшим углекислым газом. Все астрономы дружно утверждали, что после Земли именно эта планета Солнечной системы обладала наилучшими условиями для возникновения жизни. Сначала это была гипотеза, которую защищала небольшая горстка людей, но потом для многих гипотеза превратилась в уверенность, когда несколько лет назад астроном Джованни Скиапарелли обнаружил на поверхности планеты прямые линии, вполне могущие быть каналами — то есть служить неопровержимым доказательством наличия на Марсе цивилизации. Допустим, марсиане на самом деле существуют. А что, если они не уступают нам в своем развитии? А что, если это не примитивные племена, готовые радостно, как индейцы Нового Света, встретить земных миссионеров, а некий вид, опережающий людей по умственным способностям, представители которого будут смотреть на человека сверху вниз, как мы смотрим на обезьян и лемуров? А что, если их технологии позволяют бороздить космические пространства и добраться до нашей планеты и при этом ими управляет та же жажда завоеваний, что и человеком? И как поведут себя его, Уэллса, соотечественники, главные на земле завоеватели, столкнувшись с существами, которые вознамерятся завоевать их самих, уничтожая их ценности и попирая их гордость, так же как сами они поступали с завоеванными народами под громкие аплодисменты людей вроде Фрэнка? Уэллс стал пощипывать себе усы, пытаясь оценить возможности этой темы и воображая картины марсианского нашествия. Он словно вживую видел, как дождь из цилиндров, приводимых в движение силой пара, обрушивается на мирные общинные пастбища Уокинга.

Кажется, он нащупал сюжет для следующего романа. В мозгу началось нетерпеливое покалывание — подтверждение верности найденного пути. Но вот вопрос: что скажет на это его издатель? Марсианское нашествие? Он не ослышался? После машины, способной путешествовать во времени, после ученого, который очеловечивал животных, и после человека, ставшего невидимкой? Хенли начал восхищаться талантом Уэллса, после того как предыдущую его книгу, «Чудесное посещение», очень хорошо приняла критика. Уэллс в своих построениях не опирался на науку, как Жюль Верн, он пускал в ход «несокрушимую логику», которая придавала его выдумкам правдоподобие. А неслыханная работоспособность, позволяющая ему писать по нескольку романов в год! Однако Хенли с большим сомнением относился к книгам, в основу которых положены злободневные темы и слухи, — вряд ли их можно отнести к настоящей литературе. Если Уэллс не хочет, чтобы его имя значило больше, чем название нового мыла или нового соуса, ему нужно как можно скорее прекратить тратить свой огромный талант на романы, которые хотя и радуют богатством фантазии, но лишены глубины, способной воздействовать на духовную жизнь читателей. Короче, если он хочет стать великим писателем, а не просто изобретательным и умелым рассказчиком, он должен ставить перед собой более значительные цели, нежели историйки, состряпанные за четыре дня. Да, литература — это нечто большее, гораздо большее. Настоящая литература должна перевернуть душу читателя, задеть его за живое, изменить его отношение ко многим вещам, точным ударом низвергнуть его в бездну провидчества.

Но настолько ли глубоко сам он познал мир, чтобы нести свои истины другим? Способен ли он своим словом влиять на читателей? А если да, то как именно влиять? Делать их лучше, само собой разумеется. Но какого рода истории тут нужны? А если, например, изобразить некую хлипкую массу со слюнявым ртом, огромными глазами и клубком подвижных щупалец? Вполне возможно, если именно так он и опишет марсиан, то подданные империи просто перестанут есть осьминогов. Только и всего.

Тут что-то нарушило ночную тишину, и Уэллс оторвался от своих мыслей. Но это был вовсе не марсианский цилиндр, прилетевший из космоса, это была тележка, на которой приехал мальчишка, сын его соседей Шаффров. Уэллс с улыбкой наблюдал, как тот, остановившись у дверей своего дома, дремал на козлах. Парень не боялся встать чуть свет, если можно было заработать несколько монет. Уэллс взял пальто и спустился с крыльца, стараясь не разбудить Джейн. Он знал, что жена не одобрила бы того, что он собирался сделать, да он и сам не сумел бы толком объяснить ей, почему считал своим долгом поступить именно так, хотя и понимал, что в последнюю очередь подобных поступков можно ждать от джентльмена. Он поздоровался с парнем, одобрительно оглядел ящик и влез на козлы. Мальчишка дернул за поводья, и они направились в Лондон.

За все время пути они обменялись лишь парой пустых фраз, о которых нет смысла упоминать. Уэллс по большей части впитывал в себя тишину и, забыв обо всем, созерцал мир, погруженный в спячку, беззащитный и уж точно не готовый дать отпор пришельцам из космоса. Он искоса глянул на соседского парня и стал раздумывать, как среагировал бы на атаку инопланетян человек со столь основательным складом ума, как у него, ведь таким людям, наверное, кажется, что мир заканчивается там, куда достает их взгляд. Уэллс живо представил себе отряд, состоящий из таких вот неотесанных вояк, который приближается к месту приземления космического корабля марсиан, на всякий случай размахивая белым флагом, и как марсиане отвечают на это наивное приветствие, в мгновение ока уничтожив всех до одного ослепительной вспышкой пламени, чем-то вроде теплового луча, который оставил на земле выжженный полукруг, усеянный обуглившимися телами и дымящимися деревьями.

Уэллс отодвинул в сторону мысли о марсианском нашествии, как только тележка въехала в спящий Лондон, теперь он сосредоточился на том, что ему предстояло сделать. Нарушая ночную тишину перестуком копыт, лошадь шла вперед по пустынным улицам, пока они не добрались до Грик-стрит. Уэллс не смог погасить озорную улыбку, когда тележка остановилась перед зданием фирмы «Путешествия во времени Мюррея». Он бросил быстрый взгляд вдоль улицы и с облегчением убедился, что она была пустынна.