Но, несмотря на то что в глазах у него уже изрядно потемнело, Том увидел ЕГО. Он появился издалека, прямо из мрака. Тяжело шагая по дну реки, он приближался, облаченный в свои железные доспехи. Том подумал, что причина появления призрака в таком неподходящем месте в недостатке кислорода, что он результат трансформации мозга, выпустившего на волю главного героя его снов. Но он явился слишком поздно, в его вмешательстве уже не было никакой необходимости. Том уже почти захлебнулся и без чужого участия. Хотя, может быть, тот пришел, чтобы насладиться зрелищем смерти? Один на один среди мутных вод темной реки.
Однако, к изумлению Тома, оказавшись рядом с ним, автомат довольно бережно обхватил его за пояс металлической рукой, как будто собирался закружить в танце. Другой рукой он распутал веревку, связывавшую ноги Тома, и отцепил их от камня. Автомат повлек Тома наверх, к свету, и почти уже потерявший сознание юноша вдруг снова увидел перед собой днища кораблей и лодок, а затем и отблески фонаря на поверхности воды. Так и не успев понять, что происходит, Том смог сделать живительный вдох.
Прохладный ночной воздух наполнил его легкие, теперь Том точно знал, что такое истинный вкус жизни. Он вдыхал кислород с жадностью, пока не закашлялся, как голодный ребенок, который поперхнулся едой. Никаких сил сопротивляться у него не было, он молча позволил своему врагу вытащить себя на пристань и неподвижно лежал на дощатом настиле, все еще еле живой, пока не почувствовал, как руки автомата давят ему на грудь. Это помогло избавиться от остатков проглоченной воды. Когда Том смог отплеваться и откашляться, ему показалось, что жизнь потихоньку возвращается в ту бесформенную массу, которая когда-то была его телом. Это было настоящим наслаждением: ощущать, как жизнь наполняет тебя изнутри, снова слышать биение собственного сердца, после того как всего несколько минут назад ты находился на дне Темзы. Том как будто посмеялся над смертью, подошел так близко, что смог заглянуть ей под юбку, и теперь получил право обращаться к ней запросто, панибратски, как человек, который прошел уготованные ему испытания и был свободен от своего долга, по крайней мере — на определенный срок. Том попытался улыбнуться своему спасителю, железная голова которого нависала над ним темной глыбой, заслоняя собой свет единственного горящего фонаря.
— Спасибо, Соломон… — прошептал он.
Автомат снял с себя голову.
— Соломон? — засмеялся он. — Это водолазный костюм, Том.
Хотя лицо говорящего оставалось в тени, Том узнал голос Мартина Такера, и он показался ему райской музыкой.
— Ты никогда такого не видел? Он позволяет находиться под водой, как на прогулке, а воздух поступает в него через компрессор. Боб качал воздух, а потом вытащил нас на берег, — объяснил приятель Тому, показывая рукой на кого-то, кого тот не мог увидеть. Затем, сняв скафандр, Мартин осторожно приподнял голову Тома и внимательно ее осмотрел. — Черт! Изрядно тебе досталось! Ребята постарались, но ты зла на них не держи. Все должно было быть как можно правдоподобнее, провести Гиллиама — дело не простое. Но нам это удалось. Он уверен, что парни выполнили свою работу, и сейчас исправно заплатит им денежки.
Несмотря на боль, лицо Тома исказилось от удивления. Все это был спектакль? Похоже на то. Как ему сказал сам Мюррей, перед тем как отправить на дно Темзы, он поручил приятелям убить его, но в тех оказалось больше человеческого, чем он предполагал, хотя они и решили подзаработать, сделав вид, что принимают предложение. Если хорошо пораскинуть мозгами, можно было и рыбку съесть, и в пруд не лезть, как сказал им Мартин Такер, человек, который сейчас заботливой рукой стирал со лба Тома кровавые следы.
— Ну что, Том, представление окончено, — сказал он. — Теперь для всех ты покойник, а значит, свободен как птица. Сегодня для тебя начинается новая жизнь, дружище! Используй свой шанс, хотя, думаю, я уже знаю, что ты сделаешь.
Он сжал ему плечо на прощание, в последний раз улыбнулся Тому и пошел прочь, тяжело ступая металлическими сапогами по дощатому настилу. Том долго еще лежал на земле, пытаясь осознать все, что с ним случилось за последние дни. Он глубоко и медленно дышал, как будто испытывая свои вновь обретенные легкие, и смотрел на черное небо, простирающееся над его головой. Огромная бледно-желтая луна освещала небосвод как гигантский фонарь. Том улыбнулся ей, словно это сама смерть смотрела на него сверху в виде светящегося черепа, подтверждая, что дарит ему еще один шанс, в который он до сих пор не мог до конца поверить. Все разрешилось, а ему не пришлось умирать, по крайней мере на самом деле: его враги пребывали в уверенности, что труп навеки остался на дне Темзы. У него ломило все тело, и совсем не осталось сил, но он был жив! Тома охватила безумная радость, она наполнила его энергией, и он смог подняться с холодной земли. Постанывая, Том поплелся подальше от пристани. Все кости болели, но, кажется, были целы. Приятели, избивая его, очень постарались не задеть жизненно важных органов.
Том огляделся. Кругом не было ни души. В переулке, в котором произошла драка, все еще валялась книга Уэллса. Рядом с ней Том заметил желтый цветок, подаренный ему Клер. Он осторожно поднял его и положил на ладонь, смотря на него как на компас, который должен указать ему дорогу.
Сладкий, пленительный аромат нарциссов немного напоминал запах жасмина. Он вел его по ночному лабиринту, маня за собой, поддразнивая, пока наконец не привел к красивому дому, окутанному тишиной. Ограда была невысока. Гибкий плющ оплетал весь фасад, и, разумеется, единственным его предназначением было служить помощником для смелого рыцаря, который вознамерился залезть в окно покоев спящей красавицы. Окно было открыто, девушка спала.
Том с бесконечной нежностью посмотрел на нее, она любила его так, как до сих пор никто и никогда не любил. Дыхание ее было подобно летнему бризу. Он заметил, что в ее правой руке был зажат листок бумаги, на краешке которого Том различил аккуратный почерк Уэллса. Он хотел погладить ее по щеке, но девушка сама открыла глаза, как будто не выдержав его пристального взгляда. Казалось, ее совсем не испугало, что он был здесь, в ее спальне, словно она знала, что рано или поздно он вернется, найдет ее, ведомый манящим ароматом нарциссов.
— Ты вернулся, — тихо произнесла она.
— Да, Клер, я вернулся, — сказал он таким же тихим голосом. — Я вернулся, чтобы остаться с тобой.
Клер улыбнулась нежной спокойной улыбкой, догадавшись по следам крови на его лице, с каким трудом ему удалось доказать ей свою любовь. Она поднялась и приблизилась к нему, чтобы упасть в его объятия. И, утопая в сладости ее поцелуя, Том понял: что бы там ни говорил Гиллиам Мюррей, такой конец истории был в тысячу раз более прекрасным, чем другой, в котором им никогда больше не суждено было встретиться.
Часть третья
Благородные джентльмены и прекрасные дамы!
Вы уже готовы прочесть заключительные страницы нашей невероятной истории?
Какие же еще чудеса мы для вас приготовили?
Если вы хотите это узнать, читайте, вчитывайтесь в каждое слово, ведь очень скоро вы сможете путешествовать во времени куда захотите: и в прошлое, и в будущее.
Дорогой читатель! Если тебе хватит мужества, доведи до конца то, что начал!
Поверь нам, это последнее путешествие стоит того.
XXXIV
Инспектора Скотленд-Ярда Колина Гарретта очень печалил тот факт, что, несмотря на солидный опыт, приобретенный им в своей суровой профессии, каждый раз при виде окровавленного тела ему приходилось поспешно отходить в сторону, дабы извергнуть там содержимое желудка, особенно если фантазия убийцы отличалась изощренностью. К несчастью, он никак не мог совладать с такой особенностью своего организма и в последнее время даже подумывал о том, чтобы вовсе перестать завтракать по утрам, раз уж завтрак так ненадолго задерживался в его желудке. Да, Колин Гарретт совершенно не переносил вида крови, и, возможно, дабы компенсировать этот недостаток, природа одарила инспектора блестящим интеллектом. По крайней мере так всегда считал его родной дядя, легендарный инспектор Фредерик Эбберлайн, тот самый, который несколько лет назад охотился за Джеком Потрошителем. Дядя настолько верил в одаренность племянника, что практически за руку отвел его в Скотленд-Ярд, снабдив полным горячих похвал рекомендательным письмом, адресованным суперинтенданту Арнольду, человеку сдержанному и суровому, который возглавлял следственный отдел. И вот всего год спустя, глядя на Грейт-Джордж-стрит из окна своего кабинета в этом самом отделе, Гарретт должен был признать, что дядя оказался не так уж неправ: за это время Гарретту удалось раскрыть немало преступлений. Более того, он раскрыл их, почти не приложив к этому усилий. А главное — не выходя из своего кабинета. Спрятавшись в нем, как в убежище, инспектор ночи напролет анализировал и тасовал улики, принесенные ему подчиненными, как ребенок, с наслаждением собирающий пазл из разрозненных кусочков, и словно боясь оказаться один на один с кровавой реальностью, которая за ними стояла. Работа на месте преступления была противопоказана его впечатлительной натуре. А в том аду, что оставался за дверями его кабинета, ни одно место не могло соперничать с моргами по тому, насколько отчетливо представала там реальная сторона преступлений. Там можно было увидеть и даже пощупать ту реальную, физическую сторону злодеяний, соприкосновения с которой Гарретт стремился избежать. Поэтому всякий раз, когда необходимо было осмотреть тело, инспектор обреченно вздыхал, натягивал шляпу до самых бровей и отправлялся в одно из ненавистных зданий, молясь про себя, чтобы на этот раз успеть выбежать из помещения, в котором лежит вскрытый труп, до того как потоки рвоты окатят ботинки судебного врача. Сегодня утром ему предстояло осмотреть тело, найденное в Мэрилебоне полицейскими из Сити, которые после безуспешных попыток определить, каким именно орудием убитому, по всей видимости — нищему бродяге, была нанесена смертельная рана, передали дело в Скотленд-Ярд. Гарретт уже представлял себе злорадные ухмылки на лицах ребят из Сити, довольных тем, что могут подкинуть умникам с Грейт-Джордж-стрит непростую задачку, над которой тем придется попотеть, чтобы отработать свой хлеб. В холле морга на Йорк-стрит Гарретта ждал доктор Терренс Элкок, облаченный в длинный передник, весь покрытый пятнами засохшей крови. Именно он сообщил полицейским из Сити, что в этот раз они столкнулись с непростой задачей. Тот факт, что судебный медик, человек опытный и любивший щегольнуть своими высокими познаниями, так открыто признал собственное поражение, означал: дело, которое Гарретту предстояло распутать, было действительно необычным, более похожим на истории про его обожаемого Шерлока Холмса, чем на повседневную рутину, в которой преступники практически никогда не могли похвастать богатым воображением.