— Думаю, нет, — ответил Уэллс, признавая свое поражение.

— Вы угадали, — похвалил его Мюррей. — На самом деле ящик совершенно пуст, там нет ничего, кроме наших потаенных страхов. Не слишком поэтично, верно?

Писатель кивнул, чувствуя досаду и оторопь от сознания, насколько наивны окружающие их люди. Но больше всего его поразила трусость ученых, которые ни за что не согласились бы рискнуть жизнью ради научного эксперимента.

— Вот так, мистер Уэллс, я и вожу своих клиентов в будущее. Дебютная экспедиция прошла с полным успехом, — похвастался предприниматель. — И поверьте: я же первый и удивился тому, насколько хорошо сработала эта выдумка. Но, как я уже сказал, человек видит только то, что желает видеть. Однако радовался я недолго. Через несколько дней меня призвала к себе королева. Да-да, ее величество лично пожелала видеть меня в своем дворце. Не стану врать, я приготовился понести суровое и заслуженное наказание, но, представьте, ее величество преследовала совсем иную цель: она хотела, чтобы я организовал для нее лично путешествие в двухтысячный год.

Уэллс смотрел на него разинув рот.

— Да, королева и ее двор мечтали увидеть войну будущего, о которой говорил весь Лондон. Вы понимаете, что желание это отнюдь не привело меня в восторг, и не только потому, что я должен был организовать представление бесплатно. Кроме того, учитывая уровень гостей, надлежало провести все без сучка и задоринки, то есть с максимальным правдоподобием. К счастью, трюк удался на славу. Пожалуй, это был наш лучший спектакль. Достаточно было взглянуть на печальное лицо королевы, когда она созерцала развалины Лондона. На следующий день она опять пригласила меня во дворец. Я испугался: неужели они все же сумели разгадать обман? Но нет, я чуть не потерял дар речи от изумления, когда понял, что ее величество решила щедро наградить меня, чтобы я имел средства для продолжения своих исследований. Не бойтесь, вы не ослышались, королева и вправду была готова способствовать своими деньгами тому, чтобы я и впредь обманывал ее подданных. Я должен был изучить другие окна и разработать новые временные маршруты. Но и это еще не все. Она хотела, чтобы я построил для нее дворец в четвертом измерении, что-то вроде летней резиденции, где можно будет подолгу обитать и тем самым удлинить свою жизнь, ускользая от зловредного воздействия времени. И что я мог на это ответить? Только согласиться. Я, понятное дело, все еще не завершил строительство дворца — и никогда не завершу. Догадываетесь почему?

— Наверное, потому что атаки ужасных драконов затягивают работы, — ответил писатель, не скрывая отвращения.

— Именно! — подтвердил Мюррей с широкой улыбкой. — Вы, мистер Уэллс, как я вижу, начинаете разбираться в правилах игры.

Писателя шутка не развеселила. Он внимательно смотрел на собаку, которая отстала от них на несколько метров и что-то откапывала среди обломков.

— Итак, ее величество поверила в эту авантюру, что не только наполнило мой карман деньгами, но разом избавило меня от всех тревог. С тех пор мне нет дела до писем ученых, которые регулярно появляются в газетах и где меня называют обманщиком, хотя на них уже давно никто не обращает внимания. Даже тот негодяй, что мазал фасад моей конторы навозом, раздражал меня больше, чем они. Если говорить честно, остался только один человек, способный разоблачить меня, и это вы, мистер Уэллс. Но по моим прикидкам выходило, что коли вы не сделали этого до сих пор, то не сделаете и впредь. Ваше поведение по-настоящему восхищало меня — только настоящий джентльмен умеет с достоинством признать, что проиграл партию.

Мюррей возобновил прогулку, кивком головы приглашая Уэллса следовать за ним. Они молча покинули площадь и двинулись вперед по одной из улиц, со всех сторон окруженной развалинами.

— А вы не задумывались о том, что на самом деле лежит в основе всего этого, мистер Уэллс? — поинтересовался предприниматель. — Только вообразите себе: если бы я не называл это настоящим двухтысячным годом, а объявил бы, что показываю театральное представление, что я поставил на сцене пьесу, ранее написанную мною самим, то я не совершил бы никакого преступления. И многие явились бы посмотреть ее. Но, уверяю вас, никто из зрителей, вернувшись домой, не почувствовал бы в себе что-то особое, не стал бы глядеть на мир под новым углом. На самом деле я всего лишь заставляю их мечтать. Ну разве не печально, что меня как раз за это могут подвергнуть наказанию?

— Хорошо бы поинтересоваться у ваших клиентов, согласились бы они или нет заплатить ту же сумму за театральное зрелище, — ответил писатель.

— Тут вы ошибаетесь, мистер Уэллс. В действительности спрашивать их надо было бы о другом: о том, предпочли бы они узнать, что их надули, и получить назад свои деньги, или они хотели бы до конца жизни верить, будто побывали в двухтысячном году. Вот как надо формулировать вопрос. И уверяю вас, большинство предпочло бы не знать об обмане. Разве не бывает обманов, которые делают жизнь прекраснее?

Уэллс вздохнул, но он все еще не желал признать, что по сути Гиллиам прав. Судя по всему, его современникам легче было поверить, что они живут в эпоху, когда наука так или иначе способна перенести их в 2000 год, чем знать, что им никогда не вырваться из своего века.

— Вспомните, например, юного Харрингтона, — сказал Мюррей с недоброй улыбкой. — Вы его еще не забыли? Если не ошибаюсь, он до сих пор жив и здоров — исключительно благодаря обману. Обману, в котором и вам случилось поучаствовать.

Уэллс хотел было возразить, что обман обману рознь, но предприниматель не дал ему и рта раскрыть, задав новый вопрос:

— А вы знаете, что машину времени, эту столь милую вашему сердцу игрушку, которую вы храните на чердаке, построил я?

На сей раз Уэллс не мог скрыть изумления.

— Да, я сделал это по заказу Чарльза Уинслоу, кузена несчастного мистера Харрингтона, — признался Мюррей, явно наслаждаясь реакцией Уэллса. — Мистер Уинслоу участвовал в нашей второй экспедиции, а через несколько дней он явился ко мне с просьбой организовать для него и для Эндрю частное путешествие в 1888 год, в ту осень, когда творились все эти ужасы. Он готов был заплатить любые деньги — цена его не волновала. Но я, к сожалению, не мог ничего для него сделать.

Они удалились от проложенной на улице тропы и приближались к горе обломков, за которой можно было различить отдельные крыши, над которыми грозно плыли серые тучи.

— Однако причина, по которой мистер Уинслоу хотел побывать в прошлом, была столь романтична, что я почувствовал сострадание и решил помочь ему, — насмешливо произнес предприниматель и начал, к удивлению Уэллса, карабкаться на холм. — Я объяснил ему, что такое путешествие можно проделать лишь с помощью машины времени, как в романе, и мы с ним вместе составили план, в котором вам была отведена важная роль. Если мистеру Уинслоу удастся уговорить вас подтвердить, будто в вашем доме имеется машина времени, я не только прикажу изготовить такую же, как описана в романе, но и пришлю актеров, чтобы они изобразили Джека Потрошителя и проститутку, которую он готовится убить. Вы, наверное, задаетесь вопросом: почему я пошел на это? Полагаю, что, занимаясь выдумками, привыкаешь к подобным делам. И не стану скрывать, что от души забавлялся, втягивая вас в историю, которую сам же и разыгрывал. Мне было любопытно узнать, согласитесь вы участвовать в ней или нет.

Уэллс с трудом воспринимал слова Мюррея. Подъем на холм не только требовал концентрации внимания, но и породил тревожные чувства, поскольку далекий горизонт вдруг приблизился до того, что оказался на расстоянии вытянутой руки. Когда они достигли вершины, писатель понял: перед ними стояла разрисованная стена. Он ошарашенно провел по ней пальцами. Мюррей ласковым взглядом следил за ним.

— После успеха второй экспедиции и несмотря на то что волны вокруг поутихли, я задался вопросом: а стоит ли продолжать возиться со всем этим, коль скоро я уже с лихвой доказал все, что хотел? Я обнаружил единственную причину, способную оправдать в моих собственных глазах хлопоты по организации третьей экспедиции, — деньги, — сказал он, с досадой вспоминая, каким напыщенным тоном произносил Джефф Уэйн реплики капитана Шеклтона и как жалко он выглядел, опираясь ружьем о камень. — Но я уже накопил больше денег, чем смог бы потратить за дюжину реинкарнаций, так что и это объяснение не годилось. С другой стороны, не приходилось сомневаться в том, что рано или поздно мои хулители сумеют-таки объединиться, и тогда даже Конану Дойлу не удастся защитить меня.