— А как же, есть, но тока мы столбы повалили, перед тем как уходить… — приказчик, высунув от усердия язык, шустрил карандашом по бумаге.
Уж не знаю, умел Фрол рисовать или нет, но схематичный чертеж у него вышел просто замечательный — под стать любому чертежнику.
— Значитца, вот это острог… я литеру «О» для верности начертал. А тутай трактир… — гордо комментировал он, — значитца — литера «Т», а дорога — «Д». Японы? Ну, дык, при остроге казарма есть, тама они, ну и в трактире, но тама начальство, кто постарше значитца, квартирует. Апартаменты знатные Иван Фомич себе отгрохал, с печкой-голландкой и паровыми трубами. А можить кто и по хатам людским сидит… здеся и здеся, справные хаты, исправника и судебного, мудреное такое фамилие… Я все покажу, только меня не забудьте взять с собой…
— Молодец… — похвалил я парнишку. — А теперь посиди молча, где-то рядышком.
По итогам совещания, было решено заходить в Тымово двумя отрядами с разных сторон. Первый, который возглавил я, со стороны дороги, а второй, под командованием Собакина — ударит с реки, но только после того, как мы ввяжемся в схватку и отвлечем на себя японцев, чтобы те не помешали беспрепятственно десантироваться. В мой отряд вошло треть личного состава, в отряд Собакина остальные. Ополченцев я распределил поровну в оба подразделения.
Стерлигов шел со мной, а Луку с Гочкисом, я отрядил подпоручику, чтобы они сразу после десантирования перерезали дорогу на Дербинское. На случай, если туда наладятся отступать японцы.
За прошедшее время, я более-менее освоил французскую трещотку, попутно натаскал великана. Пулеметчиком, конечно, он не стал, но стрелять и перезаряжаться уже сподобился. Мог даже устранить осечку, то есть вышибить патрон из патронника затвором. А вот с практической стрельбой у нас вышло очень скромно, выпустили всего пару кассет. Впрочем, в бою учатся быстрее, а Лука сообразительный малый.
Сразу после совещания принялись собираться.
Арисака, шестьдесят патронов к ней в подсумках, Маузер с четырьмя обоймами, нож и индейский топор — свой набор оружия я менять не стал. Так и подмывало взять с собой шашку, но слегка поразмыслив, я ее оставил. До Тымово еще пилить и пилить, а по лесу с саблей особо не побегаешь. И еще сигнальный пистолет английского производства — он достался мне трофеем со старшего лейтенанта Кабо да его же ручной офицерский фонарик. Гранат бы еще хотя бы пару штук, но таковых у японцев обнаружено не было. Да и в русскую армию они только-только начали поступать. Так что придется обойтись.
Ровно в десять вечера шесть лодок бесшумно отошли от берега. К счастью, река на этом участке вела себя смирно, да и луна на небе светила в полную силу, правда риск напороться на камень или топляк все равно оставался нешуточным. Черт бы подрал, эти гребаные сахалинские водные артерии. Но, как ни странно, вода действовала на меня умиротворяюще, как только отчалили, как сразу нахлынуло очередное видение.
Красивый трехмачтовый старинный корабль, на мачте развивается алое полотнище с серпом и молотом на нем, на мостике стоит мужик в черном бархатном берете, черной вороненой кирасе и длинным узким мечом с причудливой гардой у пояса. Бородка, как у кардинала Ришелье, перья на берете развиваются, морда наглая, весь такой невообразимо брутальный. Пялится куда-то вперед в длиннющую старинную подзорную трубу.
Я наблюдал картинку как будто со стороны, даже видел название корабля, выведенное красивой готической вязью — «Виктория».
Кавалер на мостике вдруг опустил трубу и азартно заорал на старофранцузском:
— Все по местам, поднять брейд-вымпел! Абордажная партия товсь!!! Живо, живо, желудки… — а потом вдруг подпустил на чистом русском. — A vot hren tebe na worotnik Pauchya morda…
«Я что ли? — изумился я и сам же себе ответил: — Ну а кто еще? Кавалер образца эдак четырнадцатого-пятнадцатого века, а шпрехает на современном великом и могучем. То есть, меня зафитилило сначала в Средневековье, а оттуда уже сюда? Етить… но кем я был изначально? Кто такой Паук? Почему на флаге серп и молот, а не герб какой? И, как, мать его ети, все это случилось? Вопросы, вопросы, одни вопросы, мать их…
Лодка вдруг чиркнула скулой по притопленному валуну, я немедля вылетел в реальность и зашипел на гребцов:
— Утопить меня хотите? Запорю стервецов…
И поразился насколько одинаково с расфуфыренным средневековым кавалером прозвучала фраза.
К счастью, гребцы восприняли мои понукание как должное, а еще через пару десятков минут Фрол горячо зашептал, тыкая рукой в скалу у берега.
— Тутой, тутой, вашбродие! Тутой причаливать надоть. Отсюда проведу, а остальные схоронятся, заливчик есть…
Уже на берегу, я сказал Собакину.
— Ну что, Павел Иванович, как услышите стрельбу, сплавляйтесь к поселку. Дополнительно я выпущу ракету.
— Сделаю, Александр Христианович… — поручик четко кивнул и улыбнулся. — Вы только для нас оставьте косоглазых.
— Постараюсь… — я хлопнул его по плечу и скомандовал. — Вперед, Фрол, ты головным пойдешь…
Дальше пошли по земле. Приказчик сразу вывел нас на хорошо натоптанную тропу и плутать не пришлось. Хотя один из солдат сразу распорол себе скулу сучком. А через пару сотен метров, вдруг сильно пахнуло мертвечиной. Человеческой мертвечиной, я это запах ни с каким другим не спутаю. И тут же ветерок принес довольное глухое порыкивание, чавканье и хруст.
Я было взялся по инерции за трофейный фонарик, но Игнат, один из ополченцев из Усть-Лужья, придержал мне руку.
— Видать японы набили в лесу местных как у нас. Мишка харчуется, лучше обойтить, не мешать.
Пришлось шагать в обход, что заняло почти час.
Наконец, Фрол остановился:
— Вот здесь, вашбродь, — он ткнул рукой в темноту. — Тракт значитца. Ежели японы пост поставили, то только тутой. А до села уже недалече, крыши видать…
— Всем схорониться, ты за старшего… — я положил руку на плечо унтера Серьги. — Тайто, ты со своим со мной…
Действительно, через полсотни метров сквозь ветви замерцали сполохи костра. У костерка, возле дороги кружком сидели пятеро солдат и мирно переговаривались между собой. Больше никого рядом заметно не было.
«Совсем охренели, косоглазые… — невольно возмутился я. — Впрочем, чему удивляться. Боевые действия закончились, партизанской войны как таковой нет, да и не было вовсе. Все защитники Сахалина либо сдались или шатают по тайге, в надежде выбраться на материк. А о наших художествах, скорее всего, японцы еще не знают. Да и оккупационный контингент косоглазых собран в своей доброй половине не из строевых частей, уже повоевавших с нашими, а из резервных частей, еще не нюхавших пороха. Ну да ладно, мы этот момент сейчас поправим…»
И отмахнул рукой Тайто.
Айны сразу же скрылись в зарослях.
Томительно потянулось время.
Я уже стал материться про себя, но вдруг, сидевший ко мне спиной солдат молча опрокинулся в костер со стрелой в затылке, другие заполошно вскочили, но тут же попадали. Еще один шустро рванул по дороге к поселку, но уже через несколько метров кубарем полетел на землю — луки айнов разили без промаха.
Двух раненых без затей прирезали, трупы быстро оттащили в кусты, после чего Куси сходил за остальными, мы разделились на три группы и вошли в поселок.
Усть-Лужье как вымерло, стояла мертвая тишина, правда, откуда-то из центра доносился невнятный шум. Но уже через пару минут, стало ясно, что это горланит патефон.
— Тама трактир… — подсказал Фрол. — Патефона Фомича, горластая зараза…
Растянувшись цепочкой, мы проскользнули огородами еще пару сотен метров. На фоне черного неба появился купол церквушки, но японцев все еще не было видно. Ни в одном из домов, окна не светились, даже собаки молчали.
«Куда соваться, пока непонятно… — подумал я. — Разве что накрыть трактир. Если играет патефон, значит гуляют. Если гуляют — значит командный состав. Так… по этой улочке до упора, а там посмотрим…»
Отдал команду затаиться, сам выдвинулся немного вперед, но только высунул голову из-за забора, как приметил вывернувшийся из переулка в полусотне метров от меня японский патруль. Три солдата топали улице в рядок, держа свои винтовки на ремнях.
