Над Тымово пронесся дружный яростный рев.

— Ур-р-ра-а-а!!!

— Так-то лучше будет. Выступаем…

С собой взял обе трофейные пушки и оба пулемета. Конечно, расчеты не успели подготовить, но Максаков пообещал, что с наводкой справится сам, главное, чтобы снаряды подносили. Второй пулеметчик тоже нашелся — как нельзя кстати, один из солдат из группы Кошкина, прямо перед отправкой на Сахалин, успел пройти ускоренные пулеметные курсы. Понятное дело, что до настоящего пулеметчика ему как до Пекина в известной позиции, но на безрыбье и сам, того, раком станешь.

Личный состав подгреб почти весь, для охраны каравана оставил только полтора десятка человек из числа ополченцев вместе с айнами. Можно сказать, пошел ва-банк. Если грохнем гарнизон Дербинского, практически весь север острова будет перед нами открытым. Правда еще остается японский батальон из Александровска, но к нам он точно не успеет. Пока японцы морем перебросят подкрепления, мы уже выйдем на оперативный простор. Ну а если грохнут нас… Тогда все плохо. Впрочем, такой вариант я тоже предусмотрел — назначил точку сбора уцелевших, чтобы начать все сначала. Одно поражение еще не повод сдаваться.

Предварительной рекогносцировки не стал устраивать — не было времени. Понадеялся на слова местного ополченца — охотника из Тымово. Тот пояснил, что в четырех верстах от поселка, есть подходящее место для качественной засады. И не обманул: длинные вырубки, почти в треть версты, по обе стороны дороги, а в сотне метров справа, невысокая скальная гряда — самое то, чтобы устроить самураям качественный карачун. И самое главное, очень трудно эту самую засаду обнаружить.

Добрались к обеду, я сразу отправил казачков на лошадках в дозор по нескольким направлениям, а пока остальные бойцы отдыхали после марша, а сам с командным составом принялся осматривать местность.

— Михаил Константинович, какая минимальная дальность стрельбы шрапнелью, из этих японских шарманок?

— Четыре кабельтовых, — быстро ответил мичман, но сразу же поправился. — Где-то четверть версты.

— Н-да… — я глянул на лес. — То есть, прямой видимости у нас не получается…

— И не надо, — с тенью превосходства заявил Максаков. — Значит будем работать с закрытых позиций. Скажем, из-за той скальной гряды. Главное, чтобы подали сигнал вовремя. А корректировщика я посажу на клотик… простите, на какое-нибудь высокое дерево. Корректировать стрельбу не так трудно, как может показаться с самого начала.

— Ракета в качестве сигнала пойдет?

— Вполне.

— В таком случае, немедленно отправляйтесь искать место. Степан Потапович, выделите господину мичману необходимое количество людей. Алексей Федотович, а вы проследите, чтобы обоз загнали как можно дальше в лес.

Следом пришла очередь позиций для пулеметов. Гочкис ладно, спрятать можно, но Виккерс-Максим на здоровенном колесном станке еще то одоробло. И даже кузнеца под рукой нет склепать примитивную треногу.

Впрочем, и с ним справились — пристроили между валунами и закрыли воткнутыми в землю деревцами.

Дальше устроил командно-штабные учения и только после них разогнал личный состав по местам. Отряд разделил на три части: первой командовал подпоручик Собакин, второй — подпоручик Кошкин, а третей, самой меньшей — унтер Серьга. На себя взял личное руководство, а Стерлигова со Свиньиным записал в командирский резерв. К слову, ни первый ни второй, командовать особо не рвались.

Максаков нашел место для батареи на большой поляне, со всех сторон закрытой деревьями, почти в полуверсте от дороги. Как он оттуда стрелять собрался я категорически не понимал, но донимать вопросами моремана не стал. Вроде морячков стрелять из пушек хорошо учат, значит знает, что делает.

Пока обошел все позиции, пока нарезал сектора стрельбы, пока еще раз проинструктировал личный состав, начало вечереть. Умаялся просто жуть, а проклятая мошка успела довести до белого каления. К счастью, поднялся ветерок, и летающие кровососы слегка угомонились.

НП себе оборудовал на плоской вершине невысокой скалы, откуда прекрасно просматривалась дорога. Прижался спиной к еще теплому камню, но только раскурил сигару, как примчался один из казаков дозорных и сообщил, что по тракту в сторону Тымово едет на лошадке какой-то странный персонаж, при этом что-то во весь голос горланит.

— Что горланит?

— А бог весть… — казак пожал плечами. — Вроде матюги гнет, а можить поет, но тока на иноземном. А вона, гляньте сами, вашбродь… — он ткнул пальцем на дорогу. — Аккурат сейчас появится…

Я снял с бинокля крышку. Действительно, через пару минут на тракте показалась до предела загруженная вьюками лошадка, на которой восседал какой-то мужик. Худой и длинный, он громко горланил песню, энергично отмахивая при этом рукой. Выглядел он чрезвычайно странно, в первую очередь из-за того, что пел на французском языке, да еще очень старинную солдатскую песню, очень хорошо знакомую мне. А еще больше странностей добавляли разные сачки и даже удочки, торчавшие из вьюков.

— Прямо Паганель, какой-то… — озадачился я. — И откуда ты здесь взялся?

— Дык, что делать, вашбродь? — казак чиркнул ладонью по горлу. — Мало какая падла, можыть японов лазутчик, так его растак.

— Не надо… — я встал. — Встречу сам. Но на всякий случай перекройте ему дорогу назад.

Спустился со скалы и не скрываясь вышел на тракт.

Гость заметил меня сразу, но петь перестал, только когда подъехал поближе.

— Приветствую вас, незнакомец, — поздоровался певец и не слезая с коня поклонился. — Прошу простить меня, но я не говорю на вашем языке, а те несколько фраз, что я выучил, как недавно выяснилось, вряд ли подходят для приветствия.

При этом, как бы невзначай, положил руку на кобуру с револьвером.

Я вернул ему поклон и тоже заговорил на французском.

— Скоро начнет смеркаться, а ночь не самое лучшее время для прогулок, месье, поэтому хотел бы пригласить вас к своему очагу.

Француз покосился на томагавк у меня за поясом, потом на казачков, перегородивших ему дорогу и буркнул себе под нос.

— Все это начинает смахивать на бульварный роман, — а потом взял в себя в руки и еще раз поклонился. — Я принимаю ваше приглашение.

— В таком случае, прошу слезть с коня, его примут мои люди, а мы с вами немного пройдемся пешком… — предложил я, в затем добавил. — Ваш револьвер можете оставить при себе.

— Еще интересней… — снова буркнул француз, но с седла спрыгнул и представился: — Барон Шарль д’Айю, член-корреспондент Парижской академии наук.

— Любич Александр Христианович… — для пущего успокоения француза, я тоже назвался и показал рукой дорогу. — Прошу, здесь недалеко. Сразу хочу уверить, что вам ничего не грозит.

Фамилия гостя показалась мне очень знакомой, да и внешность кого-то очень сильно напоминала. Длинный горбатый нос, породистое, слегка вытянутое, скуластое лицо, острый, ярко выраженный подбородок с глубокой ямочкой…

«Да ну нахрен! — внезапно озарило меня. — Да не может быть. Еще один попаданец? Но почему в своем теле? Или так тоже бывает?»

Да, этот барон, как две капли воды, был похож на одного средневекового персонажа, которому, в самом начале своей попаданческой эпопеи, я проткнул печень. Впрочем, тот тоже не остался в долгу и засадил мне дагу в ногу. Дело было в Фуа, а дуэль случилась из-за родной сестрички Луи Паука, Мадлен Французской. Еще та история…

И обратился к французу:

— Простите барон за бестактность, но вы не родственник баннерету графства Фуа барону Шарлю д’Айю?

Барона словно дубиной по башке стукнуло, он резко остановился и удивленно уставился на меня.

«Вот ты и попался, голубчик…» — ехидно подумал я, законно подозревая, что отловил еще одного попаданца.

— Родственник… — ошарашенно проблеял француз. — А точнее, он мой очень дальний предок, если не ошибаюсь… примерно из пятнадцатого века. Я изучал семейные хроники, где он упоминается в числе других предков. А имение Айю до сих пор принадлежит нам. Но откуда вы узнали?