— Етйатич уртнам, Код! Я юлокв йе, как окьлот ано тиревоп…

— Юунйовд узод! Кати: «Мы пришли с миром! Мы несём вам любовь! Мы не причиним вам вреда!» Теувтсйед?

— Как адгесв, я юапутсирп…

Заслышав знакомые слова о мире, Иван расцвёл, радостно вскидывая голову, и… грохот автоматной очереди прямо над ухом едва не оглушил его напрочь. В любом случае оправдания Рахили до него просто не доходили — ни до слуха, ни до разума… Кое-как разобравшись с сеткой, молодой человек пополз наружу, возмущаясь на ходу:

— А ну слезь с меня, психопатка с огнестрельным оружием! Ты же убила их… убила, понимаешь?!

— …? …!!! …?! — честно объяснила еврейская военнослужащая, тыкая стволом «галила» в сторону двух тел, откатившегося шприца и широким жестом обводя помещение.

— Ну и что с того?! Они же сами сказали: «Мы пришли с миром!» И вовсе это не операционная, скорее, лаборатория, нам, может, только прививки противочумные сделать хотели.

— …? — уточнила девушка, постучав пальцем по лбу.

— Я-то в своём уме, — повысил голос оглохший казак. — А у вас в роду все чуть что, на курок жмут, или ты одна с редким отклонением? Ещё раз спрашиваю, зачем стреляла?!

— …! — твёрдо объявила Рахиль.

— А я говорю, что бесы, а не антисемиты! — стоял на своём Иван Кочуев, бегло осматривая несчастных. Два трупика валялись на полу, раскинув ручки-ножки в стороны. В груди каждого виднелись сквозные дыры от пуль, но крови (или чего-то подобного) не было, что странно…

— Словно игрушку плюшевую продырявила… — Госпожа Файнзильберминц, привстав на цыпочки, выглянула из-за казачьего погона. — Ваня, мне таки в чём-то стыдно. Я каюсь, что вы меня не слышите, но разве это причина, чтобы мне уже и молчать?! Если вам с того будет легче — поорите мне в ухо матом, мама говорила, что девочки из интеллигентных семей с этого тоже глохнут…

— Не буду. Я, между прочим, тоже не совково-подзаборного происхождения…

— Барух ха Шэм, вы обратно слышите! — восторженно подпрыгнув, взвизгнула Рахиль, так что бедный паренёк опять схватился за уши.

— Слышу, слышу… правым… плохо. В левом до сих пор как пробка ватная…

— А я вся так переживала, всё ж так близко к сердцу, всё через себя, всё… Ой, таки вы проболтались — вы тоже интеллигент?!

— Родители — педагоги, в третьем колене, — чуть поморщившись, вынужденно признал бывший подъесаул. — Сколько себя помню — меня вечно кто-то учил: бабушка — русскому, литературе; дед — химии, отец — высшей математике и тригонометрии, мама — биологии, географии; мамин брат — физике; тётя Лора, соседка, — рисованию и черчению… Над кроватью — Песталоцци и Макаренко, на стенах — почётные школьные грамоты, выбор жизненного пути предопределён за девять месяцев до моего рождения!

— Э-э… сочувствую. Как говорил мой дядя Эдик: «Мама, кто вам велел рожать меня в такой спешке? Я до сих пор хочу обратно…» Нет, правда, я бы с такого тоже с головой ушла в казаки… Иван, вы на меня не реагируете?!

— Тихо, — молодой человек быстро приложил ей палец к губам, — слышишь? За дверью… стоны… там!

— При чём тут эльфы?

— Всего один…

— Я говорю, с чего вообще здесь взялся какой-то эльф?!

— Ну не горячись, папа… В конце концов, что тебе стоит? Сказано же: «Да будет по слову моему!» В смысле по твоему…

— Но почему ТАКОЙ эльф?!!

…Впоследствии господин Кочуев не раз сожалел об этом необдуманном поступке, но сейчас горячая душа молодого казака рвалась навстречу подвигам. Между двумя шкафчиками голубела полупрозрачная стеклянная дверь, для пущего эффекта подъесаул сначала шарахнул её проверенной шашкой — стекло брызнуло во все стороны! Бедная Рахиль, стоящая с раскрытым ртом, автоматически выплюнула два осколка…

Иван ретиво прыгнул внутрь и почти в ту же секунду столь же ретиво выпрыгнул обратно, спиной вперёд.

— И что? На вашем лице буквально лица нет!

— Сама посмотри, — кое-как совладав с прыгающими губами, парень вежливо уступил дорогу огнестрельному оружию. Еврейка привычно взяла «галил» наперевес и решительно шагнула в проём. Должен заметить, что и она выдержала внутри меньше минуты, и лицо её по возвращении тоже было бледно-бледно-салатовым. Хотя причины, конечно, оказались вполне уважительными…

— А вот в следующий раз вы таки меня предупреждайте — я буду вам искренне верить!

— Ладно, извини… Но кто же мог подумать, что у них там морг?!

Сдержанно поклацав зубами, наши герои всё же уняли вполне оправданную дрожь, устыдились собственных страхов и (так как были, по собственному же убеждению, людьми мёртвыми) пошли смотреть ещё раз. В разбитую дверь втиснулись практически одновременно, каждый хотел показать себя, а в результате застряли оба. Немного попыхтели, пофыркали друг на друга, но кое-как протолкнулись внутрь.

— Слушайте, а вот иногда хорошо, что мы уже умерли — у меня бы инфаркт случился прямо в сердце. Оно так бьётся, так бьётся…

— Как?

— Иван, уберите руки! Как бьётся, так и бьётся, не надо всё щупать!

Покрасневший казак уже и не пытался сказать хоть слово в свою защиту — бессмысленно… Во избежание очередных нелепых обвинений он сжал рукоять шашки обеими руками (демонстративно подчёркивая, что руки у него заняты) и молча пошёл вдоль стеклянных витрин с самым ужасающим содержимым. На прозрачных полках, под колпаками или в банках, лежали разные части человеческих тел: руки, ноги, головы, кости, внутренности. Словно кто-то очень умный заинтересованно разбирал людей на составные части и аккуратно раскладывал всё это по порядку, в нужной системе и, несомненно, для самых научных целей…

— Меня тошнит. Я говорю, меня тошнит, бесчувственный вы подъесаул! А ведь ела-то только фрукты…

— Может, червяк в банане попался? Или муха в молоке…

— Ой, как вы умеете утешить… Вот теперь стошнит точно! Подвиньтесь…

— Ради бога, только не на мой сапог, а впрочем… почему бы и нет?!

От удивления Рахиль вытаращила глаза, усилием воли загнав взбунтовавшиеся бананы обратно в желудок. Юмор заключался в том, что Иван Кочуев этих слов не произносил. Они раздались извне хорошо поставленным, размеренным мужским голосом.

— Я имел в виду, что Колесо мироздания от этого не остановится, а вмешиваться в ход естественных реакций организма с бесчувственной корректировкой желаемого места проистечения событийного ряда — бестактно, а главное, бессмысленно. Ибо теряется сама концептуальность акта!

— Вы поняли? — шёпотом уточнила девушка.

— В-в… принципе да, — также шёпотом ответил молодой человек. — Но разложить всё в логическом порядке не берусь…

— Не надо о деталях — вы поняли, ЧТО это было?!

— Хм, если приглядеться… — Иван заглянул в проём между шкафами и раздумчиво добавил: — Больше всего ОНО похоже на эльфа.

— Ванечка, простите, вы — дурак?

— Понимаю, сам чувствую себя идиотом, но, кроме эльфа, больше некому…

Когда любопытная еврейка вылезла из-за плеча честного казака, то и её взгляду предстало весьма проблематичное зрелище. За шкафом полусидя-полулёжа развалился долговязый тип со внешностью побитого молью толкиениста с семидесятилетним стажем. Длинные седые волосы собраны на затылке в засаленный хвост, высокие сапоги скорее похожи на чулки с бахромою, одежда явно не бывала в стирке со дня первой примерки, а узкое лицо печальностью образа вызвало бы комплекс неполноценности даже у Дон Кихота. Миндалевидные глаза полуприкрыты длиннющими белыми ресницами, и главное, уши — уши острые и вытянутые, как у добермана. То есть как ни крути, но по описанию — натуральный эльф! Насмотревшись всласть, бывшая военнослужащая вновь взялась за автомат…

— Не позволю, — подъесаул решительно загородил лежащего.