Есть, конечно — иначе иудеи не занимали ключевые должности в этом "государстве" в государстве. Уничтожение генофонда России — как сейчас выражаются современные историки, правозащитники и прочая шалупонь — имело, конечно место. Но только третье по значимости… Второе — уничтожение ярых сторонников Сталина и советского строя… Но самым главным было первое и самое замаскированное значение Гулага — рекрутство и перевербовка! Многим известна печальная, но очень точная фраза: Плохих намного меньше, но они лучше организованы! Вот и в Советском Союзе тех времён иудеев было немного — в отличие от евреев ортодоксов и обычных евреев. И они не могли охватить все линии, точки, места управления — начиная сверху до низу. Поэтому им нужны были помощники. Прихлебатели. Готовые, как и они, "за копейку" всё продать: и родных и близких и друзей с приятелями. И Родину! Те, кто готов был продать Родину — ценились особо! Ибо беспринципность их не знала границ… В лагерях таких — разочаровавшихся, обозлённых и вербовали… Там же перевербовывали сомневающихся, колеблющихся — особенно своих, евреев! Ну что — спрашивали их: вы верили гоям; работали с ними на благо их страны а что получили в ответ? Спрашивающие благоразумно умалчивали то, что именно они — иудеи и посадили евреев! Для перевербовки в свой лагерь и дальнейшей работы уже не на страну, в которой иудеи выросли; страну, которая дала им образование, равные возможности, а на развал этой страны посредством воровства и нанесения ей материального, интеллектуального и морального ущерба…

Комиссар третьего ранга, получивший недавно звание зам наркома НКВД, Матвей Бергман вызвал своего секретаря. Когда тот приблизился к столу начальника — тот толкнул в его сторону небольшой листок:

— Узнай — где сидит этот человек; где сидят его жена и дочь… Сколько осталось… Сделай это через начальника отдела учёта и контроля, не привлекая к этому внимания. Это срочно! Листок вернёшь мне… Всё — иди… — бросил небрежно Бергман, продолжив читать разложенные на столе стопки листов. Секретарь кивнул, словно начальник мог это видеть и вышел из кабинета. Зашёл к начальнику отдела; озадачил его устным приказом Бергмана. Тот, после ухода, взялся за телефон. Нужная ему информация была в Ленинграде…

…За два дня до приказа-просьбы начальника ГУЛАГА комиссара 3 го ранга Бергмана Матвея Давыдовича — еврея по происхождению и иудея по отношению к не иудеям. Скрываемому — когда это нужно…

Исаак Моисеевич Зальцман, совсем недавно повышенный с должности сменного инженера до главного инженера Ленинградского машиностроительного завода "Красный путиловец", с утра позвонил на работу и уведомил начальство, что он заболел и сегодня на работу выйти не сможет… Сам же вышел из дома и уехал на личном авто, даже не сказав жене куда. Вернувшись к обеду — есть не стал, только бросил властно — Я буду работать — меня не беспокоить! Супруга молча посмотрела на это безобразие, но скандала закатывать не стала, лишь напомнила негромко: Сегодня мы идём в гости к Розманам… Муж, погружённый в свои думы только кивнул… Зайдя в свой рабочий кабинет, Зальцман поставил слева от кресла свой объёмный кожаный саквояж; сел за стол и задумался. Потом выдвинул верхний ящик стола, достал стопку листов. Взял ручку и начал писать… Исписал один лист; отложил в сторону — взялся за второй. Закончив писать, положил перед собой оба листа и стал их переписывать… Переписал; скрепил обе пары скрепками и аккуратно положил из справой стороны стола — друг за другом… И снова взялся за ручку. Написал что то небольшое по объёму; переписал написанное на второй лист и положил их на листы со скрепками. Посидел, подумал; наклонился к саквояжу. Достал с самого верха холщевую сумку, а за ней стал выкладывать стопки советских денег. Почти с самого дна легли на стол и американские доллары и английские фунты. А за ними легли на стол и "колбаски" с завёрнутыми в бумагу золотыми монетами. Зальцман оглядел это немалое состояние и неторопливо стал складывать его в холщовую сумку: золотые монеты; иностранные деньги, советские рубли… Сложил и с трудом оторвав её от стола, поставил с правой стороны тумбообразного стола. Вытер пот со лба клетчатым платком и снова замер — на пару минут, уставившись невидящим взглядом в закрытую дверь кабинета. "Отмер"; тяжело вздохнул и решительно рванул ящик стола справа. Вытащил из него видавший виды наган; зачем то заглянул в дуло и решительно поднеся ствол к виску, с силой нажал на курок. Грохнул выстрел; с левой стороны головы на стену полетели кровавые ошмётки, стену облило алыми брызгами! Рука с наганом откинулась в строну и с негромким — после грохота, шумом упала на стол. Головы дёрнулась влево и тело рухнуло грудью и головой на стол, "удачно" скрыв разнесённую пулей левую сторону головы. В комнате кто то сдавленно ахнул; у стенки возле входной двери колыхнулся воздух и со стола исчезла одна из стопок бумаг, написанных самоубийцей. И холщовая сумка с деньгами, стоявшая у тумбы стола тоже, вдруг, исчезла растворившись в воздухе. За дверью кабинета раздались торопливые шаги; дверь распахнулась. На пороге возникла массивное тело жены Зальцмана…

— Аааааааа… — раздался в зале полный ужаса дикий крик! В кабинете, казалось — задрожало всё, что могло содрогнуться от этого крика вперемешку с визгом, режущим уши…

Дородная мадам, не переставая кричать, резко развернулась и метнулась к входной двери… Несколько резких рывков; неслышные на фоне крика щелчки замка и дверь квартиры распахнулась внутрь. Дама вылетела из квартиры и бросилась к двери противоположной квартиры. Подлетела, затарабанила в неё со страшной силой. Однотонный вой сменился на другой панический крик — Помогите!…

Привратник, сидящий в своей каморке и читающий газету — вскочил и выбежал на лестничную площадку. Подбежал к перилам и стал заглядывать наверх в пролёт, пытаясь понять — что там случилось?! Он даже шагнул вверх — на пару ступенек, но, обернувшись — вернулся вниз. Наверху — тем временем, открылась дверь, в которую билась в истерике жена Зальцмана и крики перешли во всхлипы и непонятное бормотание… Привратник вернулся в свою каморку и, подумав — снял с рычагов трубку телефона. Набрал номер…

— Алло… Милиция? — начал он… — В доме…… по улице……. у инженера Зальцмана что то произошло. Жена выбежала на лестничную площадку с криками: Помогите… Да… Понял… — закрыть дверь и никого не пускать… Слушаюсь! — вытянулся по привычке старый служака. Он так внимательно слушал то, что ему говорили и так подробно докладывал в трубку, что не увидел, как за его спиной приоткрылась дверь и быстро, но тихо закрылась. Сняв с гвоздя массивный ключ — привратник запер дверь на ключ; повесил его на гвоздь и достав из под стула круглую палку сантиметров сорока в длину, вышел с ней на площадку. Ждать милицию и никого не выпускать…

…Я спокойно смотрел, как уже никогда не назначенный в будущем, на должность наркома среднего машиностроения Исаак Зальцман выпускает себе мозги выстрелом в висок. А вот для Алишера Хафизова, стоявшего рядом со мной в невидимости — такое зрелище было Явно в новинку. Парень охнул и побледнел! Лишь бы не наблевал! — подумал я, метнувшись к столу. Сумку на плечо; стопку исписанных листов в руку и обратно — обхватить парня за плечи и не дать ему раскиснуть — к кабинету стремительно приближались громкие шаги жены. А потом по ушам ударил дикий крик вперемешку с визгом! Пока супруга орала на пороге, я, с удовлетворением, смотрел на мёртвое тело. Не будет в будущем твари, оболгавшей наркома машиностроения Малышева! Не будет гадины, вызвавшей своими действиями цепную реакцию директоров заводов, выжимавших из рабочих и служащих все силы ради своего собственного благополучия! Не будет иудея — одного из многих, обманом получившего звание Героя Социалистического труда! Не арестуют по доносу директора кировского завода Отца, освобождая место новому директору — Зальцману! Не будет безвременной и непонятной смерти авторитетнейшего специалиста в области танкостроения — еврея Гинзбурга, отправленного Зальцманом на передовую для ремонта танков в полевых условиях. Отправленного за ошибки Зальцмана и погибшего во время бомбёжки! А во время бомбёжки ли? Не будет гибели сотен танковых экипажей, погибших из-за того, что эта сволочь взяла перед Сталиным обязательства — резко повысить количество выпускаемых танков и самоходок. И повысила — в ущерб качеству и здоровью работяг на заводах! Это ведь кто то из таких, как Зальцман, бросил фразу: Зачем выпускать качественную технику, если она живёт всего три боя… Не будет дурного примера для руководителей заводов и, возможно — не арестуют сразу же после войны наркома авиастроения Шахурина, под руководством которого творились такие же недоброкачественные выпуски. Уже самолётов… Не будет дурного примера для других, который — как известно: заразителен!