И вот этот нарком — по просьбе старшего брата, услышавшего сообщение доверенного спеца своего братца, побывавшего в Испании, "просит" начальника ИНО Слуцкого — еврея, естественно, привезти старшему брату для "разговора" парня из спец учреждения в Тушино только лишь потому, что его подчинённый, побывавший в Испании, уверен, что видел его там! А имеют ли они на это противозаконное действие право? Да не смешите мои тапки — какое право у бесправного гоя в деле гешефта иудея богоизбранной нации?! О чём разговор?!! Жаль — нарком, являющийся всего лишь передаточным звеном, не знал мудрой восточной истины: Стрела, пущенная тобой — обогнёт земной шар и воткнётся тебе в спину! Жаль — не знал, но должен был знать русскую поговорку: Как аукнется — так и откликнется! Но то, что незнание не освобождает от ответственности — должен был знать!
Михаил Каганович покончит с собой в 1940 м году — выстрелив в себя из пистолета, в коридоре — около приёмной Сталина… Он будет вызван к Сталину, чтобы участвовать в очной ставке с арестованным Ванниковым, обвинявшем Кагановича младшего (в присутствии Кагановича старшего) в участии в анти сталинском заговоре… Препирательства двух иудеев, в которых Ванников будет утверждать, что младший Коганович состоял в числе заговорщиков, а младший Коганович будет яростно упрекать Ванникова в наговоре, да к тому же апеллируя к совести и порядочности арестованного (нашёл к чему апеллировать — сам же такой!!!), вызовет раздражение Сталина. Он выпроводит младшенького из кабинета словами: Выйдите — мы решим, что с вами делать! Каганович выйдет и… — застрелится… С чего бы это? Вон — Тухачевский всё признал и подписал… добровольно. И другие маршалы и многие остальные тоже… Видно — было что скрывать… В моём времени, это самоубийство случилось в 1940 м году. А сейчас — только 1936 й. Увы — придётся поторопить событие с самоубийством…
Стылой декабрьской ночью, аккурат с 24 го на 25 е, в столице СССР Москве, произошло событие, никем не замеченное, но повлекшее за собой далеко идущие последствия. Настолько значительные, насколько и непредсказуемые! И очень важные для будущего страны Советов… В эту ночь, безжалостная рука оторвала наркома обороны Климента Ворошилова, прижавшегося с тёплой спине своей, порядком раздобревшей на халявных государственных хлебах, супруги от её тела. Оторвала и, ничего ещё не понимавшего спросонья, рывком усадила на край широкой кровати… Словно какую то бессловесную куклу…
Левая рука, заведённая за спину, оказалась прижатой чьим то телом; чья то грубая рука запечатала ладонью рот, а на горле — ещё не проснувшийся нарком, почувствовал знакомый холод полоски металла. Это заставило его проснуться; сбросить остатки сна и начать мыслить! Мыслить и думать: что такое с ним происходит? И только потом под черепушкой забилась яростная мысль — кто посмел?! Но быстро угасла: нажим на горло отозвался болью и осознанием: если что не так — он умрёт. С перерезанным горлом! И Ворошилов обмяк, но мозг лихорадочно прокручивал ситуацию и отчаянно искал выход. И не находил: больно плотно его левая рука была прижата к его спине, а правая… Она бы не успела отвести лезвие от горла, потому что его держала левая рука незнакомца! Достаточно было всего лишь дёрнуть рукой лезвие влево и всё: с разрезанным горлом никто не боец!!!
— Вот и правильно Климушка… — ухо обдало горячее дыхание, а свистящий шепот проник в самую глубь головы, парализуя сознание — жизнь дается один раз и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы! А ты — Климушка последний десяток лет не живёшь — существуешь… И не удивительно: с такой то искусницей в постели трудно думать о службе всерьёз! И я тебя понимаю: эти иудейки такие проказницы в постели! Но тогда простой тебе вопрос: а за что ты получаешь народные деньги; всяческие блага — ты и твоя супруга? Хотя… — не будем развивать эту тему: есть вопрос посерьёзнее… Это твоё будущее товарищ нарком обороны… Нажим лезвия ослаб; лезвие отлипло от горла, чтобы снова прижаться. И тут Нарком понял — что не давало ему покоя: прижатое лезвие чуть надавило на кожу, но оно было намного тоньше, чем раньше. И кожа под лезвием вот-вот готова была лопнуть при неосторожном движении!
— Ты правильно понял: стоит мне чуть дёрнуть рукой, или тебе дёрнуться и всё — ты шагнёшь за грань: туда, откуда уже не возвращаются… — прошелестел над ухом зловещий шепот. — Но — давай о деле… Скоро тебя вызовет к себе Хозяин… Будет задавать тебе вопросы о РККА. И среди них — вопрос о бронетанковых войсках: в частности о танках с железнодорожными колёсами под днищем, между гусеницами… И ты выскажешь своё мнение: на первый взгляд — весьма нужная задумка! А вот на второй и третий — не просто бесполезное, а ещё и вредное изобретение! Такую колонну, следующую по железной дороге очень легко разбомбить — танки не смогут отвернуть в сторону! И остановить такую колонну просто — достаточно убрать пару рельс! И уничтожить остановившуюся колонну огнём из пушек и крупнокалиберных пулемётов. В борта! Да, к тому же — под них нужно создавать особую тактику ведения боя и соответствующую подготовку! И применять их можно только в Европе, где очень развита телефонная и телеграфная сеть! А потому от этой задумки больше вреда — чем пользы!
— Тогда товарищ Сталин спросит тебя — а что же стало с теми командирами, которые были категорически против создания таких танков? И тебе придётся ответить: ты не захотел враждовать с ведомством товарища Ягоды… Но теперь — когда Ягода объявлен врагом народа — нужно реабилитировать всех командиров, попавших в лагеря, по надуманным следователями НКВД, обвинениям! Нас, конкретно, интересует — пока, комбриг бронетанковых войск Борисов. Запомни Климушка — комбриг Борисов! Сроку тебе — на то, чтобы этот комбриг был освобождён из лагеря и стоял на перроне Москвы реабилитированным полностью — десять дней! Хотя… — голос, буравящий мозг, врывающимся в ухо зловещим шипением замолк ненадолго — добавим тебе ещё два дня…
— Да как же я успею это сделать?! — искренне ужаснулся нарком…
— Сделаешь — будешь жить дальше и трахать свою еврейку… — вновь залез под черепушку зловещий шёпот — а не сделаешь… Значит… будешь тоже жить… Только без обеих рук, обеих ушей, носа, глаза и твоей мужской гордости… Чтобы никто не утешал тебя в твоём уродстве! Хотя… — думаю твоя жёнушка найдёт себе нового стебаря и кормильца, как и все эти иудейки. Да ты сам прекрасно это знаешь… И не думай, что после отпущенного тебе срока тебе удастся спрятаться даже за батальоном охраны! И пытать этого самого Борисова на предмет того — кто желает его освободить — категорически не советую! В этом случае ты будешь умирать очень долго! По телу Ворошилова прокатилась ледяная волна ужаса, а перед глазами — сцены ужасных пыток!
— Ну а чтобы ты не подумал, что всё это тебе приснилось — оставлю тебе метку на память… — огненной иглой вонзились в мозги последние слова незнакомца, а кожа на шее раскрылась под движением лезвия и вниз медленно потекли ручейки горячей крови! От спины отлипло тело незнакомца; о плечо небрежно обтёрлось лезвие ножа и тёмная тень скользнула к двери спальни. Обернулась и в сторону наркома обороны Климента Ворошилова вытянулся палец, словно ствол револьвера:
— Берись всерьёз за подготовку РККА товарищ нарком! И своих людей, преданных партии и советскому народу — болеющих за настоящую, а не показную мощь армии, береги пуще своей жизни! И помни всегда — мы рядом и когда понадобится — и с просьбой обратимся и с советом и с наказом! И поможем. А не сможешь — лучше сам уходи из армии, иначе — МЫ тебе поможем! И иди уже в ванну, а то кровью истечёшь — товарищ нарком Обороны! И крепко запомни — срок, отпущенный тебе истекает 6 января! А дальше последуют оргвыводы…
Чёрная тень сказала то, что хотела и исчезла за дверью… С Ворошилова спало оцепенение; он вскочил и метнулся в ванну. Включил свет: из вычурного зеркала над умывальником на Климента глядел белый как мел тип со всклоченными волосами и безумными глазами! По шее несколькими полосками стекали на белую майку тоненькие ручейки багровой крови, окрасившие белое полотно майки — почти до самых трусов в темно красный цвет. Нарком сорвал с вешалки полотенце; прижал к порезу на шее и закричал:
