Запрыгнул на эстраду, подошёл к музыкантам. Те… — довольные, счастливые и… — немного напряженные… И чего это они — мне сам Зам наркома руку жмёт не чинясь… А может я чего не знаю? Ладно — всё потом, а сейчас, под занавес моего выступления — особая песня!
Зазвенели перебором струны гитары; мелодию подхватила то ли флейта, то ли кларнет, а за ним и пианино с ударными и погремушками
Гляжу в озёра синие.
В полях ромашки рву…
Зову тебя — Россиею!
Единственной зову.
Спроси — переспроси меня
— милее нет земли…
— пел, глядя поверх голов с нежностью —
меня здесь русским именем.
Когда то нарекли…
И запел снова припев… Мой голос налился силой, полетел над залом, вливаясь в сердца слушателей, зачаровывая…
Закончился припев — я вытянул, раскинув руки, запел мощным, парализующим сознание голосом в проигрыше, загремевшем на весь зал — Ааааааа… А — ааа… Мой голос входил сознание, растекался по телу — каждой клеточке, вводя слушателя в благоговейный транс… Закончился проигрыш — прозвучала одиноко флейта и… второй куплет…
Красу твою не старили ни годы — ни беда…
Иванами, да Марьями гордилась ты всегда…
— пел снова негромко —
не все вернулись соколы. Кто жив — а кто убит…
Склонил на миг голову и вскинув — запел торжественно и сильно:
Но слава их высокая — тебе принадлежит!
Повторил припев усилив звучание голоса и внушение на гордость! И снова — проигрыш с давлением на психику голосом! Третий — последний куплет…
Гляжу в озёра синие… В полях ромашки рву…
— пел негромко…
Зову тебя — РОССИЕЮ! ЕДИНСТВЕННОЙ ЗОВУ!
Не знаю счастья большего — чем жить одной судьбой…
— нарастал мой голос, вливая в сознание гордость своей страной!
Грустить с тобой — ЗЕМЛЯ МОЯ! И ПРАЗДНОВАТЬ С ТОБОЙ!
Повторил припев — мой голос уже не просто пел — он вибрировал, потрясая слушателей! И — проигрыш с моим пением одной буквой А…, но какими интонациями и воздействием на психику сидящих в зале! Закончился проигрыш; отзвучала в одиночестве флейта… В зале — тишина… Казалось — никто даже не дышит… Молчат — засранцы… Не хлопают… Ну ладно… Повернулся — а музыканты тоже в шоке — как только доиграли?! Прошёлся по ним — каждому долго жал и тряс руку, а певице — положил руку на плечо и поклонился слегка. Руководителю шепнул на ухо — Завтра приеду на репетицию — рассчитаемся… Не реагирует — негодяй: уставился на меня и пожирает взглядом! Там — у нас, я бы недоброе заподозрил, хотя и здесь голубые встречаются — особенно в наркомате иностранных дел… Хотя… — я не проверял…
Спустился с эстрады и пошёл в тишине к своему столику… И тут поднялся Малышев; за ним Фриновский и мужчины, а за ними и женщины стали вставать и хлопать! Зал, буквально — взорвался аплодисментами! Хлопали все — даже официанты! А вот Берия… Берия встал, после того, как встала его жена — Нина Берия. Так, значит Лаврентий? Завяжем узелок на память! Дошёл до своего стола, "свернул бошку" бутылке коньяка. Налил до краёв янтарную жидкость… Поднял рюмку:
— У всех у нас есть своя Родина… Но наша общая родина — СССР! За родину каждого и за нашу общую родину — СССР — стоя, до дна!!!
Махнул разом обжигающую жидкость… Краем глаза заметил — сестрёнка так же лихо опрокинула в себя фужер с шампанским! Сел, а Наташка смотрит на меня — как на икону — восторженно, влюблённо.
— Не смотри так: я и так скромный, а ты засмущаешь меня совсем… В ответ выслушал порцию восторженных — пьяненьких комплиментов. Ну это ничего — хмель от шампанского скоро пройдёт… Сестричка снова защебетала, прерываемая только официантом — ставившим и ставившим на наш столик бутылки. С коньяком и шампанским. Типа: от нашего стола — вашему с уважением! Официант показывал столик; я вставал и делал лёгкий поклон — ответное уважение… А тут снова нарисовалась Кораблёва — со своим стулом и дифирамбы полились снова… И стало мне как то разом скучно… Или отходняк после дикого куража накатил… А зал шумел, обсуждал услышанное; переходил на частности или общности. В общем — зажил своей привычной ресторанной жизнью… Собрался было уходить, как вдруг…
— Слава — ты должен что то сделать! — приказным голосом бросила в лицо Малышеву его раздражённая происшедшим жена…
— Что я должен сделать моя хорошая? — улыбаясь хорошему настроению, так редко у него вывшему, спросил Малышев…
— Ты что — ничего не видишь? Ничего не замечаешь? Твою дочь опозорили перед всеми; она сидит сама не своя, а ты сидишь довольный, да ещё и улыбка до ушей! — сварливо возмутилась супруга. Хорошее настроение начало стремительно утекать…
— И что же я — по твоему, должен сделать? И кому? — спросил он, заранее зная ответ. Жена презрительно скривилась:
— Этому дешёвому паяцу, возомнившему себя певцом! — чуть не выкрикнула зло супруга — с которым наша дочь имела несчастье быть знакома! За столиком воцарилась предгрозовая атмосфера: её будущий муж сделал вид, что его тут вообще нет; супруги — друзья семьи, недоумённо переглянулись; мой знакомый чиновник с женой сделали вид, что наблюдают за эстрадой…
— Мама — прекрати… — вымученно бросила Катерина…
— Что значит прекрати?! — взвилась мама — этот негодяй оскорбил тебя и твой отец должен его наказать — если он мужчина! А вот это она сказала зря! Малышев нахмурился; потемнел лицом…
— Ты знаешь — с кем он за руку здоровался? — негромко произнёс директор завода и не давая жене, открывшей было рот для возражения — припечатал жёстко — так, как он никогда себе не позволял:
— Это зам наркома НКВД Фриновский… Так что если хочешь — иди, и накажи этого певца. Сама! В женских лагерях мест, для таких как ты — ещё много! Супруга побледнела — аресты уже не были редки…
— И вообще… Что то я запустил — со своей работой, контроль за событиями в семье… — задумчиво произнёс он — но об этом дома поговорим. Обстоятельно поговорим! — решительно бросил он и встал…
Что то стукнуло рядом со столом. Повернул голову — ба… Да это же сам Малышев… За дочку пришёл выяснять отношения?
— Не помешаю? Разрешите присоединиться к вашей весёлой компании? — наигранно бодрым тоном спросил Малышев…
— Присоединяйтесь, если вам делать нечего… — гостеприимно ответил я — но боюсь вы скоро сбежите отсюда: эти балаболки кого хочешь утомят своим щебетанием… Настя тут же возразила:
— Мишенька — ты не прав! Мы не щебечем — мы скрашиваем твоё серое существование… — сказала улыбнулась своей очаровательной улыбкой. — Хотя — я не совсем права: у тебя интересное существование… — не преминула подлить капельку ехидства в похвалу…
— А я вот от своих сбежал… — пожаловался Малышев — жена ворчит; дочка сидит бука-букой…Обиделась на тебя, наверное… — бросил он небрежно. Я только пожал плечами: бывает… Рядом возник официант и вопросительно посмотрел на меня, переведя взгляд на Малышева. Я кивнул — он убежал, чтобы принести столовый прибор и рюмки.
— А давайте с вами выпьем! — предложил бодро Малышев — за вашу компанию; за хорошее настроение; за ваше прекрасное выступление и ваши замечательные песни! Я их нигде не слышал… — сказал он…
— Давайте выпьем! — с радостной пьяненькой улыбкой воскликнула Наташка… Я посмотрел на неё внимательным взглядом…
— Мелкой не наливать… — предупредил Малышева, потянувшегося к бутылке с шампанским. Сестричка вскинулась было, но я бросил негромко — Память потеряла? Дома освежу… Наташка нахохлилась; надулась — как мышь на крупу и начала что то бурчать негромко. А мы выпили; разговорились — я даже сумел пару анекдотов рассказать в перерывах между щебетаниями Насти и "ожившей" сестрёнки…
В общем — душевно посидели: напоследок Малышев сказал, что я могу к нему заходить запросто — хоть на работу; хоть домой… На том и расстались. И я заторопился домой, хотя время ещё было детское — по меркам взрослых — ещё двенадцать не пробило. При расчёте подошёл сам директор ресторана и "обрадовал": всё за счёт заведения. И подарок лично от него! Узнал причину: его, оказывается, зовут Иван, а его жену — Мария… Очень огорчался, что жены сегодня не было… Уведомил — хитрец, что с этого момента для меня и моих спутниц всегда будет лучший столик в его ресторане — нужно только заранее позвонить. Настя настаивала, намекая на песню, что я теперь её мужчина и должен забрать её с собой! Мягко, но настойчиво объяснил — песня-песней, но жизнь-жизнью. С кем пришла — с тем и уходи… Подозвал официанта и насильно сунул ему в карман чаевые — заслужил…
