— Вот и хорошо. До вечера, Дмитрий Андреевич.

И Керенский, опустив трубку на рычаги, тут же снова поднял её.

— Алле, девушка?! Начальника УГРо.

— Аркадий Аркадьевич, здравствуй! Как обстоят дела с наркотиками? Меньше стало и уже появляются проблемы с хранением? Тогда отвозите всё конфискованное и скупленное в какой-нибудь подвал. А там будем выдавать страждущим, или не выдавать, или всё уничтожим. Будем действовать по обстоятельствам. Главное, чтобы местонахождение склада никто не знал.

Кирпичников запыхтел в трубку, он хотел возразить, и в то же время не решался это сделать, не зная какой ожидать реакции от Керенского. Дело нужно было делать, а заявления Керенского попахивали дилетантством.

— Каким образом вы предлагаете это мне сделать? — решился спросить Кирпичников.

— Как это сделать? — Керенский хмыкнул в трубку. — Да очень просто. Сначала всё к себе в управление везите, а потом специально назначенная пара человек будет всё грузить и отправлять туда, куда ты определишь, Аркадий Аркадьевич. А лучше поручи это дело какому-нибудь ветерану полиции. Через него и делай всё. Сначала морфий и кокаин к тебе в управление привозят. Потом из него — в любой подвал, а оттуда — старичок с помощниками, которые ничего не знают и не ведают, забирают к себе и хранят. И к тебе претензий нет, и наркотики неизвестно у кого, если вообще существуют. Сказано, что уничтожено или продано. Да и не тонны же их там у тебя? Если тонны, то всё в Неву, и до свидания.

— Я понял, — отозвался Кирпичников. — А как быть с китайцами? У них сеть подпольных курилен и распространителей марафета.

— Китайцы? Угу. Ни хрена себе! Откуда взялись? Рабочие и беженцы? Тоже марафетом промышляют? Сволочи! Ещё и с ними бороться. Ладно, Аркадий Аркадьевич, разберёмся и с ними. Пока некогда! — И Керенский положил трубку. Сморщив нос, как маленький ребёнок, он задумался.

«Китайцы?! Вот ещё, не было печали, так черти накачали. Ещё с триадами доморощенными бороться. А может, расстрелять их всех? Подстроить убийство, а лучше несколько, и всё. Всех схватить и посадить. А почему бы и нет? Всех в Петропавловскую крепость на замок. А потом, вроде как спасти и освободить, и всех на службу взять. Тоже тема. Так, у них есть главари и преступное сообщество, значит, всё гораздо легче пройдёт. Ясно. Разберёмся позже».

Через пару часов позвонил Чхеидзе.

— Как дела, дарагой? Ты не забыл, Ленин сегодня приезжает, вечером будет. Заедешь, чтобы посмотреть на него?

— Отчего нет, заеду! — Керенский мысленно пожал плечами. — Посмотрю, кто, как и почему.

— Вот это хорошо, вот это правильно, тогда подъезжай, как сможешь. Там митинг будет и всё остальное. Сам, быть может, речь двинешь. У тебя хорошо получается. Ждём тебя.

— Хорошо, на месте разберусь.

— Молодец, тогда до вечера.

***

Финский вокзал встретил Керенского многолюдной толпой рабочих, солдат и матросов. Все жаждали увидеть вождя большевиков и встретить весь кагал приехавших с ним Зиновьевых и Мартовых. Уже совершенно стемнело, когда стал заметен прибывающий паровоз, шумно вздыхающий паровой машиной. Клубы белого пара почти полностью закрыли встречающих на перроне, создав гротескную картину чёрного и белого. Наконец, паровоз издал последний вздох, свистнул и остановился.

По этому негласному сигналу люди бросились к вагонам, и вот, под приветственные крики толпы, в одном из плацкартных вагонов на выходе появилась узнаваемая фигура Ленина, в неизменной кепке. Подняв руку, он стал громко кричать.

— Товарищи!

Дальше Керенского оттиснула толпа людей, желающих придвинуться поближе к прибывшим, и он уже издали, войдя в здание вокзала, смотрел, как начался митинг. Ему там явно было нечего делать, да он и не стремился. Сейчас ему нужно было алиби, а не поклонение толпы. Это у него уже было.

Люди, толпившиеся на вокзале, ликовали, и с каждым лозунгом их крики становились всё громче и громче. Откуда-то пригнали броневик, Ленин тут же забрался на него и продолжал вещать о свободе, о революции, и о своём отношении к империалистической войне. Его слова поддерживались радостными громогласными криками толпы.

И вдруг со стороны вокзала неясно послышались одиночные выстрелы. Сначала их было плохо слышно, но постепенно перестрелка начала разгораться всё сильнее и сильнее, пока трескотня револьверных и винтовочных выстрелов не докатилась и до толпы.

Некоторое время собравшиеся были поглощены словами ораторов и словно не слышали других звуков, но постепенно эхо выстрелов стало более явным, и толпа, осознав внезапную опасность, всколыхнулась. Внутри неё родился крик: «Убивают!», сразу многократно продублированный со всех сторон. Началась паника. Ленин быстро спрыгнул с броневика и его спешно увели соратники в здание вокзала. Подальше от паники и риска.

С окраины толпы послышались одиночные выстрелы. Броневик завёлся, затарахтел двигателем и медленно двинулся в ту сторону. Оба его пулемёта задвигали стволами в пулемётных башенках, выискивая врага, готовясь немедленно открыть огонь.

Толпа продолжала панически разбегаться в разные стороны. В броневике тем временем разглядели цель, и оттуда резанула короткая очередь. Затем вторая, третья. Послышался визг тормозов, отчаянные крики. Кто-то заголосил дурным голосом, громко визжала какая-то баба, заплакал неведомо откуда взявшийся ребёнок. В общем, начался полнейший хаос и неразбериха. И всё это под покровом вечерней темноты.

Бой продолжался ещё довольно долго, но было совершенно непонятно, кто воевал и с кем. Наконец, часа через полтора всё успокоилось, и милиция, срочно вызванная со всех сторон, стала подсчитывать убитых, как своих, так и чужих.

Всё это время Керенский отсиживался в здании Финского вокзала, в помещении для императорских персон, находясь под усиленной охраной патруля военной милиции. Здесь же постепенно собирались и все остальные партийные деятели, пришедшие на митинг.

После активной стрельбы сюда же заскочил и Ленин, с преданными ему большевиками Шляпниковым, Мартовым, Зиновьевым и группой неизвестных Керенскому товарищей. Все возбуждённо переговаривались и высказывали предположения о том, кто бы это мог стрелять. Чхеидзе, который также был здесь, волнуясь и коверкая русские слова, стал громко кричать.

— Это контррэвалюционные элементы, монархисты. Вот уже до чего дошло. Рэволюция в опасности. Гдэ милыция? Гдэ армия?

— Милиция уже в пути, я позвонил Крыжановскому, — отозвался на эти крики Керенский. Он находился недалеко от Чхеидзе и всё хорошо слышал. Услышали Чхеидзе и все остальные.

— Это чёрт знает что! — подключился к разговору Ленин. — Так не должно быть, это возмутительно! Раз полицию всю разогнали, значит, милиция должна быть лучше и сильнее. Наши жизни в опасности. Кто бы это ни был, нужны отряды самообороны. Надо быть жёстче с врагами революции и обыкновенными бандитами.

— Да, Владимир Ильич, так и будет! — Керенский, пристально глядя на Ленина, продолжал оправдываться. — Я создаю новую структуру общественного порядка вместо милиции. Она не оправдала наших надежд, к сожалению.

— А вы кто будете, голубчик? — прищурился Ленин. — Что-то я вас не припоминаю.

— Это Керенский, — шепнул ему на ухо Шляпников.

— А…. Так это вы тот Керенский, что выдвинулся вперёд на волне революции и стал министром юстиции во Временном правительстве. Понятненько…

— Да, Владимир Ильич, тот самый. А помните, мы с вами в одной гимназии учились? — максимально вежливо поинтересовался Керенский.

— Я не должен помнить всех, кто учился в младших классах, — фыркнул Ильич. — Да ещё и тех, кого выдвинула вперёд, неожиданно даже для них самих, революционная стихия. Вы примерили на себя чужую славу.

— Я, в отличие от вас, работаю министром юстиции и МВД.

— Вот-вот, голубчик. Вы работаете, и работа ваша видна. Можете полюбоваться на неё! — И Ленин широко развёл руками вокруг, обозначив множество людей, испуганных и встревоженных выстрелами.