С этой целью в середине 1937 года в Болонье было приобретено небольшое рыболовецкое судно, а на окраине одного из северных портов Франции снят домик, где поселилась семейная пара агентов. Серебрянский по этому поводу пишет:

«Подобрали экипаж, только капитан знал, что, возможно, придется совершить переход в Ленинград с группой товарищей и взять там снаряжение для республиканской Испании. Капитан изучил маршрут, имел достаточный запас угля, воды, продовольствия. В ожидании команды пароход совершал регулярные рейсы в море за рыбой»[212].

По второму варианту Седова намечалось доставить в СССР по воздуху. Для этого сотрудниками группы Серебрянского был куплен самолет, а надежный агент-летчик якобы стал готовиться к спортивному перелету по маршруту Париж — Токио. В результате тренировок ему удалось довести время беспосадочного нахождения в воздухе до 12 часов, что позволяло при любых погодных условиях долететь до Киева. Всего в подготовке операции участвовало семь агентов Серебрянского, в числе Мирей Аббиа и жена Серебрянского Полина Натановна.

Но в связи с неблагоприятной обстановкой, создавшейся после похищения генерала Миллера, в котором французские власти прямо обвиняли советские спецслужбы, в Москве решили отменить операцию.

Впрочем, это не спасло Седова. Через четыре месяца, вечером 8 февраля 1938 года, у него резко обострились боли в аппендиците.

Операцию, с которой он так долго тянул, откладывать больше было нельзя. Поддавшись уговорам Зборовского, он лег в небольшую частную парижскую клинику русских врачей-эмигрантов под именем месье Мартена, французского инженера. При этом о его местонахождении не был поставлен в известность никто, кроме его жены Жанны. Седов был прооперирован в тот же вечер и в последующие дни быстро шел на поправку. Но через четыре дня у него внезапно наступило ухудшение. В ночь на 13 февраля его видели идущим полуголым в лихорадочном состоянии по коридорам и палатам. Утром следующего дня его состояние было столь ужасно, что вызвало удивление у оперировавшего его врача. Его прооперировали еще раз, но улучшения не последовало, и 16 февраля 1938 года в возрасте 32 лет Седов скончался. По поводу смерти Седова в заявлении Международного секретариата IV Интернационала сообщалось:

«Лев Седов, наш товарищ Седов, сын Льва Троцкого, умер в среду 16 февраля в 11 часов 30 минут утра. Перевезенный за несколько дней до этого в больницу, где его подвергли операции („заворот кишок“), наш несчастный товарищ скончался от инфекции. Такова версия врачей».

Похоронили Седова на парижском кладбище Пер-Лашез в присутствии почти двух тысяч человек.

Французская полиция, проведя расследование и опираясь на заключение врачей, сочла, что его смерть наступила в результате послеоперационных осложнений, вызванных слабой сопротивляемостью организма, непроходимостью кишечника и падением сердечной деятельности. Но откуда полиции было знать об агенте НКВД Зборовском, уговорившем Седова лечь на операцию именно в русскую клинику, которая, вполне вероятно, принадлежала «Обществу репатриации русских эмигрантов», и о группе Серебрянского, которая совсем недавно готовила похищение Седова. Правда, официально в СССР всегда отвергали причастность НКВД к смерти сына Троцкого. С одной стороны это подтверждается протоколом допроса Шпигельглаза, где, в частности, есть и такие его показания:

«В первой половине 1938 года в Париже естественной смертью умер Седов. Я позвонил об этом Ежову. Он ответил: „Зайдите“, и когда он прочел телеграмму, сказал: „Хорошая операция. Вот здорово мы его, а?“

Я ничего ему не ответил, но не сомневаюсь, что он доложил в ЦК о том, что Седова убрали мы, т. к. через пару дней я зашел к бывшему начальнику Третьего отдела (3-й, контрразведывательный отдел ГУГБ НКВД — авт.) Минаеву, где был и Пассов (зам. начальника 3-го отдела, впоследствии, с марта по ноябрь 1938 года, начальник ИНО ГУГБ НКВД — авт.). Минаев задал мне вопрос: „Как это вы разделались с Седовым?“».[213]

Судоплатов, руководивший в 1939–1940 годах операцией по ликвидации Троцкого, в своих мемуарах также не говорит ничего конкретного о внезапной смерти Седова. «Доподлинно известно, — пишет он, — лишь то, что Седов умер в Париже, но ни в его досье, ни в материалах по троцкистскому интернационалу я не нашел никаких свидетельств, что это было убийство. Если бы Седова убили, то кто-то должен был бы получить правительственную награду или мог на нее претендовать. В то время, о котором идет речь, было много обвинений в адрес разведслужбы, которая якобы приписывала себе несуществующие лавры за устранение видных троцкистов, однако никаких подробностей или примеров не приводилось. Принято считать, что Седов пал жертвой операции, проводившейся НКВД»[214].

Однако то, что на допросах Шпигельглаз отрицал причастность разведки к убийству Седова, ни о чем не говорит. Эта операция если и была проведена, то скорее всего силами резидентуры Серебрянского, которая подчинялась непосредственно наркому внутренних дел.

В пользу того, что Седов мог быть убит, говорит факт подготовки к его похищению. А раз операция была тщательно спланирована, то ничто не могло помешать убить Седова, если бы из Москвы поступил новый приказ: не похищать сына Троцкого, а ликвидировать его.

И еще одно обстоятельство. 26 ноября 1992 года французский журнал «L’Evenement de jeudi» опубликовал статью под заголовком «Бывшие сотрудники КГБ свидетельствуют», представляющую собой интервью, которое взял французский журналист Паскаль Кропа у двух бывших сотрудников КГБ И. Прелина и Е. Соловьева. На вопрос Кропа о том, был ли убит сын Троцкого, полковник И. Прелин, бывший начальник пресс-бюро КГБ СССР, представившийся журналисту как член ассоциации ветеранов советских спецслужб, председателем которой является бывший генерал КГБ В. Федоров, ответил:

«Его (то есть Седова — авт.) убили. Генерал Судоплатов подтвердил это перед камерой…»

Следующим объектом НКВД среди троцкистов, предназначенным для ликвидации, стал немец Рудольф (Адольф) Клемент (он же Камиль, Камомиль, Фредерик, Людовик, Вальтер Стен). Этот родившийся в 1910 году недоучившийся студент был ярым сторонником Троцкого, входил в руководство троцкистской организации «Немецкие коммунисты-интернационалисты» и работал секретарем Троцкого в Турции и Барбизоне.

Правда, именно после его задержания французской полицией Троцкий вынужден был переехать из Барбизона в Париж, а затем в Норвегию.

Сам же Клемент остался во Франции и стал одним из ближайших сотрудников Седова.

После создания «Движения за IV Интернационал» Клемент был назначен его административным секретарем и вплотную занялся подготовкой созыва Учредительной конференции IV Интернационала. Будучи не только соратником, но и другом Седова, он после убийства Рейсса 5 ноября 1937 года написал Троцкому и его жене Наталье письмо, в котором умолял их заставить сына немедленно уехать в Мексику. «Лева, — предупреждал он, — болен и истощен, постоянно в опасности, однако убежден, что „незаменим“ в Париже и должен оставаться „на своем посту“. Это не так, ибо товарищи могут заменить его, и если он останется в Париже, то будет „совершенно беспомощным“ против ГПУ. По крайней мере родители должны попросить его приехать в Мексику на некоторое время, отдохнуть и подлечиться: „Он способен, смел и энергичен, и мы должны спасти его“»[215].

После смерти Седова на плечи Клемента легли основные заботы по организации Учредительной конференции IV Интернационала, провести которую предполагалось в июле 1938 года в Париже. В частности, он занимался рассылкой всем секциям Интернационала необходимых документов: повестки дня, предварительные резолюции и т. д., в том числе и распоряжения Троцкого. Но 13 июля, в разгар подготовки конференции, он неожиданно исчез из своего дома в Париже. Две недели спустя Троцкий получил письмо, якобы написанное Клементом, в котором тот обвинял его в сотрудничестве с Гитлером и в ряде других вымышленных преступлениях (еще несколько французских троцкистов получили копии этого письма, отправленные из Перпиньяна). Однако ни Троцкий, ни его сторонники этому письму не поверили, поскольку в нем было столько ошибок и несуразностей, что создавалось впечатление, что это — либо явная фальшивка, либо Клемент писал под диктовку под угрозой смерти. «Пусть Клемент, если он еще жив, — заявил Троцкий, — выскажется и заявит суду, полиции или любой беспристрастной комиссии обо всем, что знает. Можно заранее сказать, что ГПУ никогда не выпустит его из своих рук»[216].