— Так вот, внучка, посмотри, не он там, у родника? Глаза слабые стали, ничего не вижу…

— Он, — подтвердила девчонка, направляясь к Вею. — Спасибо, дедушка.

Вей Ши со вздохом ополоснул черпак в чаше родника и повесил его на стену, из которой и била струя воды. У него опять начинала болеть голова, и он ушел бы, если бы старики, рассевшиеся по скамейкам как седые голуби, не смотрели в его сторону с жадным любопытством и не обсуждали бы что-то — наверняка его — между собой.

— Привет, — робко сказала девчонка, остановившись в нескольких шагах. У ворот храма замерли охранники.

— Зачем пришла? — сухо бросил Вей Ши, глядя в сторону.

Она тут же вспыхнула.

— Не к тебе, не волнуйся. Нужно больно. Я ищу свои вещи. И альбом. Я оставила их здесь… тогда, — она обиженно фыркнула. — Ты не видел, не знаешь, где они могут быть?

Вей хотел ответить "Они у меня". Но почему-то буркнул:

— Не знаю.

Зачем? Ей достаточно спросить у любого другого монаха или послушника про альбом, и все укажут на Вея.

— Жаль, — расстроилась юная художница. Сильно расстроилась, закусила губу, опустила глаза. — Жааалко… Но что делать. Сама виновата. Нельзя оставлять…

Она бубнила себе под нос, раскачивалась и терла ладонью глаза. Голова у наследника императора разболелась еще больше.

— Ну ладно, ладно, — пробормотала девчонка. — Вей Ши?

— Чего? — откликнулся он, уже желая, чтобы все вокруг провалились сквозь землю — и что-то щебечущий тонким голосом старик, и надоедливая девчонка, и храм этот вместе с картошкой.

— Ты только не кричи, как прошлый раз, — она порылась в сумке и достала оттуда маленькую баночку. — Я тебе принесла мазь для спины. Мне травница сделала. Она ваша, из Йеллоувиня. Возьмешь?

Он протянул руку — только чтобы отделаться, — коснулся ее ладони. И тут девчонка, дернувшись и чуть не выронив баночку, на чистейшем напевном йеллоувиньском произнесла трехстрочное стихотворение — илью. Из тех, что не могла знать.

— Что ты сказала? — ошарашенно переспросил Вей Ши.

Девчонка недоуменно посмотрела на него.

— Я спросила, возьмешь ли ты мазь, — словно больному, повторила она медленно.

— Нет, — раздраженно сказал Вей. — После этого. Ты сказала "Старый тигр, белые кости, слава тебе в смерти и посмертии…", — повторил он на рудложском строки из старого предсказания, хранящегося в доме Ши уже пятьдесят лет.

— Да ты что, — засмеялась Каролина. — Я понятия не имею, как это произнести. Зато могу теперь выговорить "У тебя красивая прическа". Хочешь?

Послушник скрипнул зубами и призвал себя к терпению. Нелепый какой-то розыгрыш.

— Ты точно сказала… — снова начал он, но тут девчонка помахала кому-то за его спиной.

— Смотри, — воскликнула она радостно. — Твой дедушка тебя подзывает.

Вей Ши оглянулся. Дед Амфат уже подпрыгивал на скамье, указывая на храмовую кормильню — там накрывали на стол.

— Тебе пора, да? — затараторила девчонка. — Иди. А ты поспрашиваешь про мой альбом? Поспрашивай, а? — она умоляюще сложила руки. — Там много важного. Я завтра еще приду. Или послезавтра.

— Внучок. Помоги дедушке, — донесся от скамьи вполне себе молодцеватый голос деда Амфата. Девчонка еще что-то говорила, дед требовательно покрикивал, шумели направляющиеся в кормильню страждущие, и Вей едва удержался, чтобы не схватиться за голову. Он наклонился, плеснул себе в лицо еще ледяной воды и, не слушая больше девчонку, пошагал к старику.

Он точно свихнется. Совершенно точно сойдет с ума.

Ангелина

— Хорошо, что ты навестила нас, — говорил Святослав Федорович, к которому Ангелина заглянула до встречи с послом. Сейчас они сидели у большого окна, любуясь на пруд в парке за дворцом Четери. — Я беспокоюсь за Каролину. Учится она хорошо, но учителя сообщают, что она иногда впадает в транс, что-то рисует в тетрадях. Рисунки никому не показывает, прячет. При мне это случилось один раз. Я как-то вечером застал ее рисующей — глаза пустые, позвал — не откликается. Оттаяла только когда дорисовала. Раньше она всегда реагировала, Ангелина.

Ани слушала, хмурясь.

— А что рисовала? — спросила она напряженно.

Бывший принц-консорт пожал плечами.

— Владыку Четери на одном листе. Со спины, с окровавленными руками и клинками. Кажется, кровь на лице, но там небольшой поворот головы, непонятно. Я его сразу узнал, коса и очень узнаваемая линия плеч, — он кашлянул и вернулся к теме. — На втором — какое-то чудовище, я даже толком разглядеть не сумел. Она на середине очнулась и порвала. Очень испуганна была, но на вопросы не отвечала. Служанка потом сказала, что она ночью плакала.

Владычица обеспокоенно постучала пальцами по украшенному лазурной мозаикой столику. Ей давно следовало поговорить с Хань Ши, но эта проблема не была первоочередной, и Ангелина откладывала ее решение. Передать через посла просьбу о частном визите Каролины к императору? Или дождаться очередного королевского совета и лично поговорить там?

Лучше лично, конечно. Это частные вопросы, внутрисемейные. С другой стороны, когда совет еще соберется…

Посол Ю Хон, пожилой, велеречивый и тонкий, с черной бородкой, острым взглядом и в неизменных шелковых синих одеждах — дань уважения стране, в которой он работает, — предоставил Ани списки специалистов, которые должны были переехать в Пески в ближайшие три месяца, и перечень компаний, готовых открыть тут свои представительства. Конечно, этим должна была заниматься не соправительница и супруга Владыки, а министерство труда, но кабинеты только формировались, а Ангелина Рудлог всегда была практична. Ее статус это как-нибудь переживет, а вот солнечные электростанции задержку в постройке или отсутствие обслуживающего персонала — нет.

Общение Владычицы и посла, щедро сдобренное заверениями в готовности к сотрудничеству обеих стран, прошло в солнечном белоснежном кабинете, украшенном резьбой по стенам. И со встречи посол ушел, унося в папке не только согласие Владычицы на разработку некоторых месторождений на границе Йеллоувиня и Песков, но и письмо для светлейшего императора Хань Ши.

Во второй половине дня вернулась Каролина, в сопровождении охраны, загорелая, как тидусска, с улыбкой до ушей. Зазвала сестру в свои покои похвастаться рисунками и нарядами, купленными у местных рукодельниц, и, плюхнувшись на кровать и захлебываясь от эмоций, рассказала о том, где успела побывать, с кем познакомиться и какие чудесные старые здания увидеть.

Ани полулежала на низкой софе, улыбаясь и одновременно вглядываясь в сестру. Охранники доложили, что Каролина ходила в обитель Триединого, общалась там с юношей, который обидел ее не так давно, и отдала ему какую-то мазь. Но младшая сестра ни слова не сказала про это. Она щебетала и щебетала, показывала украшения и фотографии, а Ангелина задавала вопросы и одновременно раздумывала, не стоит ли забрать Каролину обратно в Истаил. У малышки появились свои секреты, и это привыкшей все контролировать Владычице очень не нравилось.

— Мне тут очень хорошо, — проговорила младшая Рудлог, словно подслушав мысли старшей сестры. — Здесь столько всего, Ани. Я все время нахожу то, что меня вдохновляет.

— Значит, в Истаил ты не хочешь? — поинтересовалась Владычица, внимательно глядя на сестру.

— Нет, — быстро вырвалось у Каролины, и она закрыла рот и покраснела. — Ани, я скучаю по тебе. И Истаил тоже красивый. Но… ты же не обидишься, а?

— Говори честно, — усмехнулась Ангелина, глядя на раскрасневшегося ребенка. И опять младшая эхом ее мыслей протараторила:

— Понимаешь, я тебя люблю, очень люблю, но рядом с тобой я еще маленькая. А здесь я взрослая. Меня узнают, здороваются. В гости приглашают… Просят нарисовать себя, детей… Ну… понимаешь? Конечно, — она опустила глаза, — если ты скажешь, я поеду с тобой. Но я бы хотела остаться. Только не обижайся, пожалуйста, — Каролина умоляюще сложила руки и скорчила умильную физиономию. — Ты все равно все время занята.