— Это правда, — проговорила Ангелина сдержанно. — Хорошо, я оставлю тебя здесь, Кариш. Но в ближайшем будущем нам с тобой нужно будет навестить Йеллоувинь.

— Зачем? — с любопытством вскинула голову младшая Рудлог.

— Я попросила императора помочь тебе с приступами предвидения, — спокойно объяснила Ангелина.

Каролина покраснела и опустила глаза.

— Папа рассказал, да?

— Папа, — кивнула Ани. — А должна была ты.

— Но это же редко случается, — жалобно и немного испуганно проговорила младшая принцесса. — Я и не помню, что видела. Почти не помню… И честно-честно про вас не было ничего.

Ангелина пересела к ней на кровать и приобняла — хотя сестричка давно уже обогнала ее по росту, но прижалась, как маленькая, и Ани погладила ее по плечу, по волосам.

— Не бойся нам рассказывать, — проговорила она спокойно. — И поездки к Хань Ши не бойся. Единственное, чего нужно опасаться, — это отсутствия контроля над своим телом и разумом. Вот чтобы это тебя не тревожило, и нужно будет посетить Йеллоувинь.

— Хорошо, — пробормотала Каролина. И вздохнула, словно собираясь что-то рассказать — но остановив себя, когда уже слова готовы были вылететь из губ. Ани покосилась на нее и не стала настаивать. Если это важно, рано или поздно сестра все равно поделится.

Вей Ши

Наследник императора совершал прогулку по жарким улицам Города-на-реке с сидящим у него на спине и весело здоровающимся со всеми вокруг Амфатом. Иногда дед требовательно хлопал Вея по груди — тогда принц останавливался и долго слушал разговоры о погоде, здоровье, сплетни и сочные анекдоты, от которых покатывались все вокруг. Он уже знал почти всех знакомых деда, а те — его, знал их истории, истории простых людей с их бедами и радостями, здоровался в ответ — простые тафийцы были рады ему и каждый день приветствовали с таким радушием, будто он был любимым сыном и братом.

После сегодняшней встречи с назойливой гостьей Мастера Вея снедало странное тревожное чувство. Не могла простая девчонка знать родовые предсказания семьи Ши. Да и непростая не могла, если только она не из дома Желтых. Неужели показалось? Он и так и этак вертел воспоминания о ее сегодняшних словах, пытаясь понять, что же его тревожит, пока от жары не перестал соображать и не отложил раздумья на потом.

Все прошлые дни к вечеру он едва не терял сознание от перегрузки органов чувств. Белоснежная Тафия, пестрая Тафия, так непохожая на медитативный, совершенный в своей гармонии Пьентан, ежедневно обрушивалась на него со всеми ее звуками, цветами и запахами, многократно усиленными на солнцепеке. И сегодня Вей Ши то под звуки тысяч голосов вдыхал тысячи ароматов специй на базаре, то морщил нос от запаха рыбы, когда старый Амфат попросил принести его на пристань и там пообщался со всеми рыбаками, что сидели на каменном причале. Потом дед заглянул к другу в пекарню, и там, сидя на коврах на полу, пил травяной чай с сахаром и лепешками и вел неспешные задушевные разговоры, иногда поглядывая на тихо сидящего в темном углу принца. Вей старался на них не смотреть. Он отказался сесть рядом и разделить угощение, потому что опять заболела голова. Но потом в темноте и относительной тишине полегчало, захотелось есть и пить. А пахло очень вкусно.

Дед Амфат снова бросил на помощника взгляд и вдруг закапризничал:

— Эфенби Вей, подойти-ка сюда. Помоги мне, не справиться старику без тебя совсем. Да не стой, садись рядом.

Вей неохотно сел. Блюдо с лепешками стояло прямо перед ним.

— Хочу я гостей позвать дорогих, а нечем их кормить мне, — сокрушенно вздохнул кочевник, воздевая руки к небу. — Друг мой Фехил много лепешек делает, — он легко поклонился в сторону приосанившегося и пригладившего седые усы пекаря, — а не выбрать мне самые вкусные. Попробуй все, эфенби, отложи, какие понравятся.

Пекарь, польщенно улыбаясь, подвинул к принцу поднос с выпечкой.

— Я не голоден, — буркнул Вей в сторону, разгадав нехитрую уловку деда. — В обители поем.

— Конечно, не голоден, кто говорит про голоден? — удивился старик дребезжащим голосом. — Ты пробуй, внучок, пробуй.

— Я вам не внучок, феби, — резко проговорил Вей Ши, утомленный этой настойчивостью, и дед Амфат как-то беспомощно заморгал, но тут же мотнул головой:

— Ешь, эфенби. А то я ведь долго решать буду. Очень долго.

Его голос стал откровенно ехидным, и он кивнул пожилому Фехилу — тот сунул в одну руку Ши лепешку, в которую было завернуто восхитительно прожаренное мясо, зелень и овощи, залитые соусом, в другую — пиалу с чаем и хохотнул, снова поглаживая усы.

— Это вашерми, пища богов, — дед Амфат почмокал губами, для весомости собрал пальцы в щепоть и потряс ими. — Говорят, сам Красный воин спускается иногда в Пески и приходит в кочевья, чтобы отведать настоящей вашерми из годовалого барашка. Ешь, милый, а то я боюсь, как бы ты с голодухи меня не уронил, — теперь он грозил пальцем, голос его дрожал от стариковской сентиментальности, глаза покраснели, и Вей неожиданно для себя даже не поморщился на это "милый", — потом отнесешь меня домой и будешь свободен.

"Потом" наступило не скоро. Вей съел и вашерми, и с пяток других лепешек с вкуснейшими начинками, истекающими соком, и сам не заметил, как на улицы опустилась темнота. Из зала пекарни они переместились под звездное небо, на ковры, постеленные прямо на мостовую, и пожилой Фехил выставил вокруг с десяток плошек с горящим маслом для освещения. Город с наступлением ночи словно стряхнул с себя дневное оцепенение из-за жары и ожил. Улицы были полны народу — у домов по соседству и по улице дальше также горели огни и сидели люди. К пекарне то и дело подходили другие старики, здоровались с хозяином и дедом Амфатом и усаживались на ковры, и вскоре молодой Ши обнаружил себя в окружении веселящихся, радостных людей. Кто-то наигрывал тонкую мелодию на маленьком струнном инструменте, формой похожем на разрезанную пополам луковицу, кто-то ставил на угли жаровни пузатый огромный чайник, серо-глиняный, расписанный синими цветами и пташками и черный от сажи снизу; в чайник сыпали ароматный чай. Незаметно появились несколько кальянов; пекарь разжигал их, смешно раздувая щеки с седыми пышными усами, доросшими до ушей; пахло древесным дымком, кофе и розами.

Сидящий рядом с Веем незнакомый старик повернулся к нему, предложил трубку кальяна — и принц взял ее, хотя и брезгливо было после чужих губ. Затянулся. Закашлялся, и вокруг захохотали, стуча себя по коленям и откидываясь на подушки.

— Помедленнее, внучок, — весело крикнул ему дед Амфат. — Как девушку целуешь.

Как девушку… Мужчины семьи Ши ценили плотские удовольствия, считая их необходимыми для ровного тока и перераспределения энергий в теле, и к обучению науке любви подходили с той же основательностью, что и к другим предметам. Так что в теории Вей Ши был подкован, а на практике… на практике оказалось, что невинные девы, получив статус фавориток юного принца, не довольствовались его благосклонностью и обществом, а начинали интриговать. Кто-то из фарфоровых красавиц, нежных, как цветы лилии, пытался извести соперниц, кто-то — выторговать преференции для родственника или повлиять на императора через принца. Вей ощущал их неискренность, как гнилостный запах, и менял одну за другой.

Потом, после изгнания в казармы, были шлюхи, отирающиеся в местах отдыха солдат, и быстрая близость для сброса напряжения. И простые девки ему, хоть он никогда не признался бы в этом, оказались куда больше по душе. Потому что честно брали деньги и отрабатывали свое. И помыслы их были прямы и чисты, пусть и приземленны.

Он снова затянулся — долго, словно правда целовал милую сердцу, чувствуя на языке запах роз и кофе. В голову ударило слабостью — были, видимо, в составе и какие-то дурманящие травы, и он вдруг расслабился и улыбнулся.

В мыслях наконец-то прояснилось то, что его тревожило, — остекленевшие глаза девчонки с тяжелым именем Ка-ро-ли-на и ее дрожащие зрачки. Где-то он такое уже видел. Где-то видел…