Я даже не успел толком подумать.

– Я много лет не вел личную бухгалтерию. Мне придется освежить свои знания.

– Это означает «да»?

– Сколько? – спросил я.

Спрашивать его о зарплате было гадко, но работа оставалась работой. На нынешнем месте я получал совсем мало, а мои сбережения с пугающей скоростью подходили к концу. Он достал из кармана листок бумаги и через стол пододвинул его ко мне. Написанное там число удивило меня настолько, что я поднял голову. Мне никогда не платили такие суммы, даже после девяти лет на старой работе.

– Это чересчур много, – сказал я.

Он слабо мне улыбнулся.

– Это на тридцать процентов меньше того, что я платил Честеру. Видишь, солнце? – Ласковое прозвище заставило меня вздрогнуть. – Ты уже экономишь мне деньги. Я попрошу Честера позвонить тебе, и он наверняка захочет хотя бы раз с тобой встретиться. Он заносчивый гомофоб и засранец, но очень ответственный.

– Я буду ждать его звонка.

– Спасибо.

Он встал и повернулся к выходу, а я, не думая, поймал его за руку.

– Коул, пожалуйста, не уходи.

– Я должен, – сказал он, но не двинулся с места.

Стремительно теряя самоконтроль, я удерживал взгляд на его тонких пальцах в ловушке своих ладоней.

– Коул. – Мой голос дрожал. – Я не могу так. Я лю…

Но его пальцы остановили меня, прежде чем я смог закончить.

– Ш-ш, – промолвил он.

Одна его рука все еще была зажата в моей, но вторая, которая только что заставила меня замолчать, медленно погладила мою щеку, и я закрыл глаза. Его пальцы коснулись моих волос. Я потянул его к себе – и он послушался. Подошел, и позволил себя обнять, и держал меня, пока мое лицо прижималось к его животу. Я утратил последние остатки самоконтроля. Я дал себе волю и заплакал, и мне было безразлично, где мы или кто на нас может смотреть.

– Пожалуйста, не уходи. Не бросай меня снова. Я не могу, я так сильно по тебе скучаю.

Какое-то не поддающееся измерению время – быть может, всего лишь секунду или час, неважно сколько, все равно его было мало – он держал меня, прижимая к себе.

– Я тоже скучаю по тебе, Джон, – наконец прошептал он, – но это ничего не меняет.

И он отпустил меня, чтобы уйти – из кофейни и из моей жизни. Во второй раз. К тому времени, когда я собрался с силами и поднял голову, его уже не было.

6 августа

От Коула Джареду

Он знает, где я. Он знает, как найти меня. Но не делает этого. Я люблю его, Джаред. Не передать, как. Он меня, по его словам, тоже. И все же он дал мне уйти.

***

С радостью уволившись, я целиком отдался своей новой роли личного бухгалтера Коула. Перед чем мне, правда, пришлось несколько раз встретиться с Честером. Коул не солгал. Старик и впрямь был заносчивым засранцем и гомофобом, однако оказался ответственным и безукоризненно честным, за что его нельзя было не уважать.

Мне потребовалось некоторое время на то, чтобы вспомнить, как вести личную бухгалтерию, и разобраться со всеми его многочисленными счетами. Активно пользовался он, впрочем, только одним. На этой карте было достаточно средств для спонтанных покупок или путешествий, но не настолько, чтобы в случае ее утраты или кражи произошла катастрофа. Еще был счет его матери – она тратила все свое ежемесячное содержание до последнего цента – и счета, открытые на людей, которые присматривали за его домами, из чего я заключил, что они занимались не только уборкой, а были, скорее, управляющими. Он щедро платил им, хотя вряд ли осознавал насколько. С помощью этих счетов они оплачивали все необходимые расходы на содержание его недвижимости. Одной из моих задач было следить за тем, чтобы эти деньги использовались строго по назначению.

Я выяснил еще одну вещь. Денег у него было действительно очень много. И еще он оказался прав в том смысле, что при желании его можно было невероятно легко обворовать. Излишне говорить, что такая мысль даже не приходила мне в голову.

Пролетали недели. Бывали дни, когда я остро, мучительно тосковал по нему. Я вспоминал, как мы ужинали, как он подшучивал надо мной, как по утрам я просыпался с ним рядом, и мне всего этого до безумия не хватало. Но иногда мне удавалось думать о нем с улыбкой, и тогда боль в сердце становилась почти терпимой.

Еще я скучал по сексу. Причем одно необязательно имело отношение ко второму. Меня не раз одолевала мысль о том, не сходить ли в сауну, но в итоге я так никуда и не выбрался. Подспудно я чувствовал, что любая связь с новым партнером – даже анонимная, через отверстие в стенке – станет последней каплей. Окончательным поражением. А я был еще не готов признать, что потерял его навсегда.

Я обнаружил, что могу следовать за его жизнью через его счета. Он расплачивался исключительно картой, и хотя деньги списывались со счета не сразу, а через пару дней, я мог составить картину его занятий. Я всегда знал, в каком он городе. Я знал, что он потратил восемь тысяч долларов в той самой галерее в Нью-Йорке, и представлял, какую из фотографий он мог купить. Я знал, что в Париже он заходил в свой любимый ресторан, и гадал, были ли он там один.

Я понимал, что это не самое здоровое увлечение, но оно помогало мне. Создавало иллюзию, что мы связаны.

У меня не было никакого четкого графика. Своим временем я распоряжался сам. Я упивался подаренной им свободой, какой не знал со времен колледжа. Я раздал всю свою деловую одежду, хотя купленные им галстуки сохранил, и начал, как нормальный человек, носить джинсы. Я перестал каждый день бриться. Порой, когда дом напоминал мне гробницу, я забирал лэптоп и уходил работать в кофейню.

Я по-прежнему почти ежедневно бегал, но не в пять утра, чтобы успеть до аризонской жары, а в девять-десять вечера после захода солнца.

И наконец – спустя почти год – я воспользовался подаренным им сертификатом. Скайдайвинг оказался самым страшным и самым захватывающим опытом во всей моей жизни. Меня даже не удивило, когда я понял, что Коул был совершенно прав. Я действительно мечтал научиться летать.

Как-то раз, через полтора месяца после начала работы, я решил, что мне нужно выйти из дома. Устроившись с лэптопом в ближайшем кафе, где был бесплатный вай-фай, я заказал кобб-салат и бокал вина. То был еще один небольшой, но отличительный момент моей новой жизни: теперь я мог позволить себе обедать с вином. Меня не ждали ни клиенты, которых требовалось впечатлить, ни офис, ни чье бы то ни было неодобрение. Заказывая совиньон-блан, я улыбнулся, потому что представил, каким стало бы его лицо, если б я выбрал кьянти.

Пока мне несли салат, я вышел в интернет и проверил его счета. Оказалось, что два дня назад он купил билет из Парижа в Нью-Йорк. Было несложно проверить на странице авиакомпании номер рейса и выяснить, что он прилетает завтра во второй половине дня. Я невольно подумал о том, станет ли он проводить ночи с Раулем. При этой мысли в груди вспыхнула боль, и я отмел ее прочь.

– Но ведь все уже забронировано! – Мое внимание привлек женский возглас из-за соседнего столика, где обедала молодая пара: мужчина в костюме и с портфелем у ножки стула и женщина, которая сражалась со слезами. Она говорила яростным шепотом, явно стараясь не привлекать внимания, но голос ее не слушался. – Мы столько месяцев планировали эту поездку!

– Чего ты от меня хочешь? – спросил ее он. – Если я откажусь, мой заказ отдадут Коннору.

– И пусть!

– Клэр, ты ведешь себя неразумно. Я столько времени ждал этого шанса. Мы вместе ждали его…

– Ничего, кроме нашей годовщины, я не ждала!

– Может, в следующем году…

– В прошлом году ты говорил то же самое!

– Клэр, тебе никто не мешает поехать.

– Одной?

– Ну да, почему нет? Повеселись. Позови с собой Кэрри… – Его перебил телефонный звонок. Клэр откинулась на спинку стула и, вытерев со щек сердитые слезы, сложила руки на груди.