– Мне тоже не нравится быть врозь, – срывающимся шепотом проговорил он, – но дорогой, я не смогу постоянно жить в Финиксе.

– Я знаю.

– Что ты сделаешь, если мне придется уехать?

– Последую за тобой.

Он затих на мгновение, а когда снова заговорил, в его голосе появилась надежда.

– Куда угодно?

– Всюду.

У него перехватило дыхание. Он попробовал было высвободиться, но я стиснул его сильнее, и тогда он, снова замерев, отвернулся, отчаянно пытаясь не удариться передо мной в слезы.

– Отпусти меня, – прошептал он, но я только обнял его еще крепче.

– Хватит бороться, Коул. Хватит бороться со мной.

– Ненавижу, когда ты видишь меня таким, – прерывисто проговорил он.

Я приложился губами к родимому пятну у него на шее и ощутил, как его прошил трепет.

– Коул, тебе не нужно прятаться от меня или притворяться. Я видел все твои стороны. И ту, что ты предъявляешь миру, и ту, которая есть под ней. Я знаю, ты думаешь, что обязан скрывать ее, и от этого люблю тебя только сильнее.

Он ослаб в моих руках. Я чувствовал его дрожь. Я чувствовал, как рушатся между нами стены, когда он наконец отпустил себя и позволил своим слезам пролиться.

– Я совершенно невыносим, – сказал он шутливо, но только наполовину. – Я жутко требовательный, вспыльчивый и люблю, чтобы все было по-моему.

У меня вырвался смешок.

– Ты всерьез считаешь, будто я ничего этого до сих пор не знаю?

– Тогда как вообще ты можешь любить меня?

Прижимая его к себе, я все целовал его шею.

– Разве я могу тебя не любить? – Я так давно не притрагивался к нему. Мне хотелось всю ночь стоять, обнимая его, как сейчас. И одновременно хотелось утащить его в спальню, а там раздеть, разложить на кровати и любить его – тоже всю ночь. – Коул, – прошептал я, – я не могу без тебя жить.

– Такое клише, дорогой, нет?

– И пусть, зато это правда. Ты нужен мне.

– Зачем?

– Чтобы смеяться надо мной, когда я буду вести себя слишком серьезно. Чтобы напоминать мне о том, что в жизни есть вещи гораздо важнее амбиций.

– Уверен, ты в состоянии справиться с этим и без меня, солнце, – возразил он, и я был рад услышать это ласковое обращение, поскольку оно означало, что он готов сдаться.

– Кто еще проследит за тем, чтобы я не запивал рыбу кьянти? – спросил я, и он рассмеялся. – Я люблю тебя. И ты больше не заставишь меня молчать.

Чтобы ответить, ему понадобилось несколько секунд и один долгий, судорожный вдох.

– Я не хочу, чтобы ты молчал, – тихо сказал он.

В моем горле образовался ком. Я с силой стиснул его. Приник губами к бабочке у него на шее и повторил:

– Я люблю тебя.

И тогда он наконец-то совершенно расслабился. С мягким вздохом капитуляции он откинулся на меня, и я понял, что одержал победу.

– Джонатан, – промолвил он тихо, – я тоже тебя люблю.

Все мои тревоги и страхи, волнение перед встречей, счастье, снизошедшее на меня, когда я наконец-то услышал от него эти слова, облегчение от того, что я вернул его и мы снова вместе – всех этих эмоций оказалось чересчур много, и внезапно вышло так, что со слезами боролся теперь уже я, а он, должно быть, почувствовал мое состояние, потому что обернулся и привлек меня вплотную к себе.

– Я нисколько по тебе не скучал, – хриплым шепотом вымолвил я.

– Я по тебе тоже, – ответил он мягко. – Ни самой маленькой чуточки. И совершенно точно не каждый день. – Он обнимал меня так же крепко, как обнимал его я. Его кожа была теплой и мягкой, а волосы, как всегда, пахли клубникой. И я почувствовал, что все стало правильно.

– Пожалуйста, давай больше не разлучаться, – взмолился я, и на этих словах мой голос сорвался.

– Я никогда этого и не хотел, солнце.

– Тогда почему…

– Я не мог остаться. А ты был слишком горд, чтобы поехать со мной.

– Но…

Мне пришлось притормозить и немного подумать. И чем дольше я думал, тем больше успокаивался. Он был прав. Он звал меня с собой дважды. Но я был слишком горд, чтобы принять поддержку со стороны. С постоянной работой в офисе я оказался бы привязан к Финиксу. Я бы не смог быть с ним – если бы не свобода, которую я обрел, работая на него. Я чуть-чуть отстранился, чтобы заглянуть ему в лицо.

– Но ты дал мне работу…

– Честер так удачно решил выйти на пенсию, и у меня появилась надежда, что это поможет тебе передумать.

– Почему ты не сказал прямо?

– У меня было чувство, что ты должен дойти до этого сам. – Он пожал плечами. – Глупо, наверное, но я боялся, что ты станешь думать, будто я собираюсь манипулировать тобой через работу, а я очень хотел, чтобы ты согласился. Я знал, что могу доверять тебе вне зависимости от того, придешь ты за мной или нет. – Он обвил мою шею руками и мазнул губами по моим губам. – Солнце, я прождал тебя целую вечность, – сказал он. – И чуть было не сдался. Бога ради, где тебя так долго носило?

Невольно я рассмеялся.

– Либо я идиот, либо тебе следует поработать над своими коммуникационными навыками.

Он улыбнулся.

– Давай допустим, что верно и первое, и второе.

– Я сегодня познакомился с Раулем.

– И?

– Наверное, мне придется его уволить.

Он рассмеялся, и слышать его смех было невыразимо приятно. Все словно вернулось на свои места. Стало по-старому идеально. Я начал целовать его шею, а он запрокинул голову, открывая мне полный доступ к своей мягкой коже.

– Я приготовил для тебя ужин, – между поцелуями сказал я.

– О боже. – Он шутливо застонал. – Замороженную пиццу?

– Нет, но и не соте из омара. Всего лишь обычные горячие бутерброды.

– А что с вином?

– Я купил персиковое шардоне.

– Кошмарный выбор, дорогой. Ежевичное мерло несоизмеримо лучше.

– Увы. Оно оказалось распродано. – Мои ладони пустились блуждать по его телу, задирая рубашку, чтобы ощутить гладкую кожу его спины. Я подтолкнул его назад, и он, усевшись на комод за своей спиной, обхватил мои бедра ногами. – Знаю, ты, наверное, голоден и сначала тебя стоило бы покормить, но мне страшно не терпится снять с тебя всю эту одежду.

– Не знаю, что и ответить, – сказал он. – Я голоден, конечно, но судя по запаху, твои горячие бутерброды сгорели. Подозреваю, теперь они безнадежно испорчены.

Не прекращая целовать его, я расстегнул его брюки. Протолкнул ладонь внутрь и начал ласкать бугор в его плавках.

– Всегда можно разогреть пиццу.

У него на миг сбилось дыхание, а затем он шепнул:

– Может, пропустим ужин и сразу приступим к десерту?

– Клубника?

– Замечательный выбор, солнце.

– Я даже смотреть на нее не мог, пока тебя не было.

– Но она по-прежнему оказывает на тебя тот же эффект? – спросил он с порочной усмешкой.

– О, еще какой.

Он рассмеялся и за шею привлек меня ближе.

– Я невероятно рад это слышать.

30 сентября

От Коула Джареду

Господи боже, сладость, умоляю, прекращай раздуваться от самодовольства! Иначе как бы тебе не лопнуть. Передай своему большому злобному копу мои сожаления по поводу того, что его милый и ласковый партнер по моей вине превратился в злорадствующего всезнайку. Как будто он и без того мало меня ненавидит.

Ну хорошо, хорошо. Признаю! Ты прав. Мы с Джонатаном снова вместе, и все теперь в шоколаде (с клубникой). Скажу тебе больше: еще никогда в жизни я не был так счастлив. Но никаких «спасибо» не жди. Ты и так совершенно невыносим!

Сейчас мы в Финиксе, поскольку Джордж отмечал день рождения, а я искренне верю, что никто не должен проводить этот день в одиночестве. Я решил подарить ему сезонный абонемент на «Даймондбэкс». Хотел взять закрытую ложу, но Джонатан заупрямился. Сказал, что это уже перебор, и что открытые места будут лучше. Закрытые, открытые – уж не знаю, в чем между ними разница. В общем, я предположил, что Джорджу захочется сидеть поближе к парням на поле (пусть он и не способен по-настоящему оценить их), и потому купил ему открытую ложу у третьей базы. Джордж был так счастлив, что практически разрыдался. Ну, а Джонатан… Сладость, ты не поверишь! Он просто слетел с катушек! Но откуда я знал, что ложи в принципе запрещены? Надо было выражаться яснее, ты не согласен? Клянусь, этот мужчина настолько несносен, что впору задаться вопросом, как я умудряюсь его терпеть.