Наконец (так как с годами люди всегда делаются глупее, если только не стараются поумнеть), Мидас дошел до того, что не хотел ни смотреть, ни касаться какого-либо предмета, если только он не был из золота. Большую часть дня он обыкновенно проводил в мрачном подземелье, где прятал свое богатство.
В это подземелье, весьма напоминавшее собою темницу, Мидас спускался всякий раз, когда ему хотелось доставить себе особенное удовольствие. Тщательно осмотрев двери, он брал мешок с монетами или золотую чашу величиной с умывальницу, или массивный золотой слиток, или пригоршню золотого песка и выносил их из темных закоулков подземелья на узенькую полоску солнечного света, которая падала из крошечного окошечка сверху. Кажется, и солнечный свет Мидас ценил только потому, что без него сокровища не могли сиять. Затем он принимался пересчитывать монеты в мешке, подбрасывать и ловить золотой слиток, просеивать золотой песок сквозь пальцы, любоваться странным отражением своего лица в сверкающей поверхности чаши. «О, Мидас, богатый царь Мидас, какой ты счастливый человек!» – шептал он в упоении. Было смешно наблюдать за тем, как отражение его лица на полированной чаше передразнивало его улыбку, словно понимая всю странность царского поведения и подшучивая над ним.
Хотя Мидас и называл себя счастливым, он все-таки отнюдь не чувствовал полного удовлетворения. Впрочем, оно могло наступить лишь в том случае, если бы весь мир превратился с одну огромную сокровищницу, до краев наполненную желтым металлом, безраздельно принадлежавшим ему одному.
Теперь я должен напомнить моим маленьким слушателям, что в то время, когда жил царь Мидас, случалось множество событий, которые удивили бы нас, если бы произошли в наше время. В свою очередь и теперь случается многое, чему мы нисколько не удивляемся, но люди прошлого наверняка вытаращили бы глаза от изумления. Наше время, пожалуй, самое удивительное из всех, но я не буду останавливаться на этом и возвращусь к рассказу.
Однажды Мидас по обыкновению любовался своими сокровищами, как вдруг почувствовал чье-то присутствие за спиной. Он быстро поднял голову и в узкой полосе солнечного света увидел незнакомца – высокого румяного юношу, на лице которого сияла улыбка. То ли из-за страсти к золоту, то ли по какой другой причине, но Мидасу показалось, что улыбка юноши излучает золотое сияние. Во всяком случае, сокровища Мидаса засверкали еще сильнее, чем прежде, хотя незнакомец и заслонял солнечный свет. Самые темные закоулки подземелья осветились его улыбкой.
Мидас хорошо помнил, что тщательно запер за собою дверь. Стало быть, ни один человек не мог проникнуть в его сокровищницу, а значит, посетитель не был простым смертным. В те времена, когда мир был еще сравнительно молод, частенько случалось, что существа, одаренные сверхъестественной силой, то ли в шутку, то ли всерьез принимали участие в людских радостях и печалях. Мидас неоднократно встречал их раньше, а потому внезапное появление юноши не особенно удивило его. Кроме того, незнакомец казался таким веселым и доброжелательным, что было бы странно заподозрить его в дурном намерении. Более вероятно, что он пришел оказать Мидасу услугу. А чем иным он мог услужить царю, как не преумножением его сокровищ?
Юноша внимательно оглядел подземелье, и после того как его светлая улыбка отразилась на всех золотых предметах, обратился к Мидасу:
– Ты очень богатый человек, друг Мидас! – заметил он. – Вряд ли на земле найдутся стены, за которыми хранится столько золота, сколько сложено здесь.
– Действительно, у меня его немало… – отвечал Мидас недовольным голосом. – Но если учесть, что я собирал эти сокровища всю свою жизнь, – это ничто, пустяк. Вот если бы люди жили по тысяче лет, тогда, пожалуй, можно было бы сделаться богатым.
– Как! Разве ты еще недоволен? – воскликнул незнакомец.
Мидас покачал головой.
– В таком случае скажи, что способно сделать тебя счастливым? – поинтересовался юноша. – Я спрашиваю это только из любопытства.
Мидас задумался. Он чувствовал, что незнакомец, лукавая улыбка которого излучает золотое сияние, явился сюда с намерением осуществить все его желания. Теперь как раз представился удобный случай выпросить все, что только могло прийти в голову. Мидас долго думал, мысленно громоздя одну золотую гору на другую, и все ему казалось мало, как вдруг его пронзила блестящая мысль, такая же ослепительно яркая, как и металл, который он так любил. Он поднял голову и посмотрел незнакомцу прямо в глаза.
– Ну, Мидас, вижу, ты придумал, что может сделать тебя по-настоящему счастливым, – заметил юноша. – Скажи, чего же ты хочешь?
– Я хочу только одного, – ответил Мидас. – Мне уже надоело по крупицам собирать сокровища, которых я пока набрал очень мало, хотя и старался изо всех сил. Поэтому пусть отныне каждая вещь, к которой я прикоснусь, превращается в золото.
Внезапно улыбка незнакомца сделалась такой ослепительной, что озарила все подземелье, подобно солнечному лучу, который прокрался на дно лощины, покрытой золотым ковром осенней листвы.
– Золотое прикосновение! – воскликнул он. – За такую блестящую мысль, друг Мидас, ты, без сомнения, заслуживаешь награды. Но абсолютно ли ты уверен, что это именно то, что сделает тебя счастливым?
– Еще бы! – ответил Мидас.
– И ты никогда не будешь жалеть, что обладаешь этой способностью?
– Что же может заставить меня пожалеть? – спросил Мидас. – Мне больше ничего для счастья не нужно.
– Тогда пусть будет по-твоему, – произнес незнакомец, взмахнув рукой на прощание. – Завтра с восходом солнца ты будешь обладать даром золотого прикосновения.
Внезапно лицо юноши озарилось таким ярким светом, что Мидас невольно закрыл глаза. Когда он снова открыл их, в подземелье никого не было: только груды золота, на собирание которых ушла вся его жизнь, сверкали и искрились в узенькой полосе солнечного света.
Неизвестно, спал Мидас в ту ночь или нет. Во всяком случае, во сне или наяву он чувствовал себя как ребенок, которому обещали наутро новую чудесную игрушку.
Когда над холмами забрезжил рассвет, царь уже совершенно проснулся и принялся дотрагиваться до предметов, что находились поблизости, спеша убедиться в том, что он действительно обладает способностью золотого прикосновения, как обещал незнакомец.
Мидас дотронулся до стула, стоявшего возле кровати, и был ужасно разочарован, увидев, что стул остался самым обыкновенным стулом. А может быть, незнакомец приснился ему во сне или насмеялся над ним наяву? Как горько было расставаться с надеждой и довольствоваться только тем ничтожным количеством золота, которое было собрано обычным путем, вместо того чтобы создавать его одним прикосновением!
Впрочем, Мидас даже не заметил, что за окном еще темно и лишь узкая полоска света окаймляет предрассветное небо. Он оплакивал свои погибшие надежды, как вдруг в окно ворвался первый солнечный луч и озолотил потолок над его головой. Мидасу показалось, что этот луч как-то странно заблестел на простыне. Он привстал, и каково же было его изумление и восторг, когда он увидел, что льняная простыня превратилась в ткань из чистейшего золота! Дар золотого прикосновения явился к нему с первым солнечным лучом!
Обезумев от радости, Мидас вскочил и забегал по комнате, хватая все, что попадалось под руку. Он дотронулся до изголовья кровати, и оно немедленно сделалось золотым. Он распахнул занавеси на окне, чтобы явственнее видеть совершаемые им чудеса, и кисть, за которую он дернул, стала золотой.
Он взял со стола книгу, и при первом же прикосновении его пальцев она стала похожа на одно из тех роскошно переплетенных изданий с золотым обрезом, какие часто встречаются в наше время. Только для чтения эта книга уже больше не годилась, так как страницы ее превратились в тонкие золотые пластинки, и вся заключенная в ней мудрость сделалась совершенно неразборчивой.