Иней, покрывший тело теневика стал довольно быстро превращаться в самые настоящие ледяные оковы. И чего этот дядя меня так не укокошил, спрашивается? Хотя, против льда опять же можно применить камень. У теневика же был только он, собственной персоной, и сила. Много силы. Которую песоящер стал демонстрировать, не откладывая дело в долгий ящик.

Тело мертвого призывателя затрещало под напором невиданной мощи. Филактерия треснула, последние остатки жизни стали вытекать из нее. А теневик обратил свое внимание на меня. Как раз вовремя, потому что я собирался удирать. И уже даже все для этого сделал.

Дверью мог быть любой объект. Со снегом получалось плохо, потому что тот состоял из множества мельчайших частиц. А вот слепленный наспех комок — вполне подходил. Он даже напоминал камень, если очень плохо вглядываться. Однако, в тот момент, когда я почти шагнул в Коридор, грудь пронзила острая боль.

Теневик не собирался меня отпускать. Он все еще стоял на умирающем (теперь, наверное, окончательно) личе, но его хвост пронзил одним из острых шипов меня, будто пригвоздив к этому миру. Тварь замерла, казалось, с явным удовольствием следя за моей реакцией. Ну да, я же долгожданный бифштекс, который надо смаковать, а не бутерброд, перехваченный наспех.

Голова почти не соображала. Остались одни инстинкты. Наверное, с их помощью сила и притянула меч в мокрую и липкую ладонь, которую ранил еще лич. Несколько капель попало на лезвие, однако потеря крови меня теперь мало интересовала. Надо торопиться, пока лич не исчез. Вместе с ним пропадет и оружие. Я неуклюже взмахнул мечом, чуть не отрубив себе нос, но попал по шипу.

Не знаю, в чем заключалось мое невероятное везение: в чудесном клинке мертвяка или самонадеянности существа, не поставившему минимальную защиту. Но шип откололся. Одна часть его осталась торчать у меня в груди, а другая покоиться на хвосте теневика. И мироздание дрогнуло. Казалось, вопит все сущее вокруг, а не создание, убившее лича.

Только больше в этом мире меня ничего не держало. Я рухнул в Коридор, чувствуя, как уходят силы. Все, вообще все. Кровь здесь была точно твердая, и не текла, а вываливалась из тела. Но все равно хорошего в этом оказалось немного. Шип зудел, словно пытался выбраться наружу, хотел воссоединиться с хозяином.

Я же стоял на коленях, держа в руке меч. Меч? Нет, просто длинный свиток, последний подарок от лича. Мертвого волшебника, поднявшегося из могилы и нашедшего покой в другом мире. Хотя, если меч — это его часть, то получается в мирах?

Мысли путались, голова наливалась тяжестью, грудь стала свинцовой. Казалось, сердце бьется все медленнее, легкие перестают выкачивать воздух, свет начинает меркнуть. Последнее, что осталось в сознании, как я пытаюсь вложить хоть немного энергии в свиток. Ведь дверью может быть любой предмет. И на этой мысли силы окончательно покинули меня.

Дорогие читатели, волею судеб из-за посещения врача (все нормально — обычная спортивная травма) я доберусь до главы, скорее всего, ближе к вечеру. Я понимаю, что ждать никто не любит, поэтому, если вы благосклонно относитесь к кровушке из глаз, то можете прочитать главу сейчас. В любом другом случае — лучше вернуться вечером.

Я был жив. Это понимание пришло быстрее, чем удалось разлепить глаза. И что интересно, ничего не болело. Я чувствовал себя превосходно. Даже больше того, каким-то отдохнувшим, выспавшимся и набравшимся сил.

Если так пойдет, то мне придется перебираться в медкабинет. К местной кровати, к примеру, я привык, да и остальные предметы находятся на своих местах. Я подошел к зеркалу, разглядывая грудь. Помимо послания от Терлецкой — больше никаких следов. Странно. Я ведь точно помню с каким противным звуком вошел шип в тело. Нет, ошибки быть не могло. Тогда, где рубец или хотя бы затягивающаяся рана?

Мое пробуждение не осталось незамеченным. Медсестра на мгновение появилась в дверях, но всплеснула руками и тут же выскочила прочь. Зато спустя короткое время пожаловала целая делегация-тройка: Елизавета Карловна, Козлович и Якут.

— Как ты себя чувствуешь, Максим? — спросила завуч.

— Хорошо. Только я ничего не помню.

— Тебя притащил банник. Прямо сюда, к главному корпусу. Может, теперь ты расскажешь нам, что же именно произошло?

Я представил, как Потапыч прет меня на своем горбу. Замерзший, через снег, к тому же надо учитывать разницу в нашей комплекции. Ему памятник нужно поставить. При жизни, естественно. Интересно, как мы через Смородинку перебрались? И, получается, сил вывалиться обратно, в наш мир, у меня хватило.

Хотя сейчас были темы чуть поважнее моего банника и перехода. Елизавета Карловна задала вопрос, на который ждала ответа. И что мне сказать? Да пустяки, я там лича одного убил. Ну, лича, такого мертвого и волшебного. Его призвал один из Древних. Вообще их трое, все заперты в книжке. Такой могущественной и старой. Вы точно о ней слышали.

Богатой фантазией в области вранья я не отличался, поэтому сделал то, что и должен был — затупил. Вышло, кстати, выше всяких похвал. Потому что Якут сам все додумал.

— Ты уходил в Иномирье.

Я осторожно кивнул, еще не зная, куда приведет меня эта полуправда.

— И разозлил теневика, — продолжил наставник. — Его вопль был слышен несколько дней.

— Так, значит, вы тоже туда ходили? — спросил я, довольно улыбаясь. А что? Сам говорит, не суйся, надо переждать, но тут же выясняется, что эти правила только для меня.

— Я был осторожен, — ответил Якут. — Давай, рассказывай, что случилось?

Свое повествование я начал сразу с перехода в другой мир, решив не акцентировать внимание на испытании Древних и мертвом магическом товарище. Нет, ну а что? Если они хотят услышать исключительно о теневике, зачем мне тратить время на всяких личей? Логично же.

И по ходу пришлось чуток наврать. Например, существо в Иномирье явилось само, я даже сообразить ничего не успел. Точнее, захотел убраться, но оно ранило. Я призвал меч и высвободился из тесных дружеских и немного хвостатых объятий теневика. То есть рассказал почти как оно и было. Однако этим только еще больше встревожил преподавателей.

— Я же говорил, — вскочил на ноги Козлович. — Это ощущается по колебанию силы.

— Невозможно, — покачал головой Якут, не сводя с меня взгляда.

— Господа, давайте держать себя в руках, — попыталась урезонить их Елизавета Карловна.

— Что вы говорили, Викентий Павлович? — спросил я куратора.

Тот закусил губу, будто сожалея о своей несдержанности, однако тут же сел на место. Он посмотрел на завуча и получив в знак согласия кивок, продолжил.

— Когда тебя притащил банник, то ты был без сознания. Мы называем это магической комой. Доведения тела до истощения, до критической точки. Если маги выживают после этого, то становятся… пустышками.

— Вроде Застрельщика? — спросил я.

— Вроде него, — согласился Козлович. — Но спустя несколько дней ты стал восстанавливаться. Сила заполняла тебя быстро, даже слишком. И могу предположить, что превысила прошлые пределы. Если провести инициацию через мощный кристалл, думаю выяснится, что ты явно взял двенадцатый ранг. А с таким у нас выпускают лишь после третьего курса. Да, немного силы в тебя вложил банник, но совсем чуть-чуть. Чтобы ты выжил. Влияние его энергии было незначительным. Поэтому я в некоторой растерянности.

— Иными словами, Викентий Павлович хочет сказать, — подхватил Якут. — Что ты должен был умереть. А стал еще сильнее.

— Я ничего такого не делал!

— Как и всегда, — не поддался на мое признание наставник. — Только с твоего последнего посещения Иномирья еще двое теневиков проснулось.

— Господа, давайте не будем давить на Кузнецова, — вступилась за меня Елизавета Карловна. — Ему надо пройти обследование. И если все хорошо, то…

— Все с ним хорошо, — ответил Якут. Он поднялся на ноги и, проходя мимо, осторожно коснулся меня и тут же отдернул руку.