Остались непонятными только два момента: отчего оборотни дохли и…

И КАКОГО ВАСАБИ ОНИ КО МНЕ ПРИЦЕПИЛИСЬ⁈

Что еще за васаби, откуда оно мне в голову попало… А, ну да — васаби это ж японский тертый хрен. Какими извилистыми путями моя логика перемещается…

В общем, понятно все, кроме целей оборотней. Я с ними никогда не связывался, я их видел-то один-единственный раз в жизни, на рынке в Архангельске, когда судные дьяки оборотня крутили. Не мог же он мельком меня увидеть и проникнуться лютой ненавистью. А если предположить, что оборотни решили напасть на меня в рассуждении пропитания — так это и вовсе глупо. Лезть в терем, разыскивать боярина, которого наверняка охраняют, рисковать… зачем, если вокруг полно домов с гораздо менее охраняемыми людьми, не говоря уж о путешественниках на дороге. В том, что я обладаю какими-то особыми деликатесными свойствами, типа монаха из китайского сериала «Путешествие на Запад» — я тем более не верю. И вообще я не на запад, я на восток путешествую.

Настораживают меня амулетные ножи. Русские оборотни, конечно, оружием не брезгуют, это вам не голливудские вампиры, у которых одни зубы — иначе я не понимаю, почему они в драке все время норовят ими в шею вцепиться. Возьми дубинку, шарахни, по голове и пей кровь в комфортных условиях, а не в спешке.

Что-то меня опять не туда понесло…

Я допил чарку медовухи и потянулся налить еще одну.

О чем это я? Ах, да — амулетные ножи. Оборотни от оружия не отказываются, но такие ножи для них несколько нехарактерны. Дороговаты, если говорить проще. Значит, что? Значит, кто-то их этими самыми ножами снадбил… снабдил…

Значит… Значит, оборотни не по собственному желанию на меня нападают.

Их на меня — НАТРАВИЛИ.

Вот только… КТО?

С этой мыслью я и заснул.

4

Дохлые оборотни мне все же ухитрились подсуропить. На всякий случай, чтобы не получить оборотня-упыря, мы их тела сожгли. Естественно, ночью, естественно, в обстановке строжайшей секретности. И естественно, уже назавтра об этом знала половина Омска.

Как это часто случается, подробностей никто не знал, что не останавливало от желания поделиться новостью. То ли на меня оборотни напали, то ли я на оборотней напал, в общем пока меня в остроге не было, ни о каких оборотнях ни слуху, ни духу, а как только появился — то вот тебе и пожалуйста. Нет, простые жители Омска мне, естественно, ничего такого не говорили — не по чину им боярину предъявлять, будь он там хоть оборотнем, хоть кем. А вот омский воевода через пару дней вызвал меня к себе… то есть пригласил, и, за чаепитием, долго мялся, всячески намекая, что не пора бы мне пора из Омска в любом удобном для меня направлении. Если я выберу неудобное направление — он тоже не расстроится. Я мялся, делая вид, что намеков не понимаю, пока, наконец, не услышал скрип двери за спиной и легкие шаги.

— Будь здоров, боярин Викентий.

— И ты будь здоров…

— Иона Парфенович, царский сокольник.

— … будь здоров, сокольник Иона.

Очень интересно. Царские соколы, конечно, летают, где хотят, но, как подсказывает моя интуиция, этот Иона прилетел по мою душу.

— Царское слово у меня для тебя, боярин Викентий.

Надо же, обращается как к равному… Сокольник, что с них взять — выше них только глава Приказа Тайных дел, а это сейчас царский сын. Поневоле проникнешься собственной значимостью.

— Слушаю.

— Сказано тебе царем государем, боярин Викентий, чтобы ты долго в Омском остроге не задерживался, а ехал… туда, куда и собирался.

Во мне невольно всколыхнулось недовольство — Мне? Боярину? Указывать⁈ — но я его быстро задавал. Слово мне передано не чье-нибудь, а царское, и хотя это пожелание, а не распоряжение — у царей эти две вещи не очень отличаются.

— Почему? — довольно глупо спросил я.

Сокольник Иона серьезно посмотрел на меня, чуть качнулся на каблуках своих щегольских сапог- ярко-зеленых, с бисерной вышивкой, и не мерзнут же ноги зимой — и коротко ответил:

— Так надо.

5

Наш, обоз тянулся длинной темной змеей, по льду замерзшей реки — опять забыл ее название…тьфу ты, Омь же — медленно ползли сани с крестьянами, плотниками, кузнецами, гончарами, лекарями, пекарами, мельниками, кожевниками, сапожниками, пасечниками, портными, всеми тем, без кого на Алтае жить можно, но плохо и скучно. Не по-боярски.

Ехали возки с членами моей семьи, и пусть этими членами могут считаться только Клава, Аглаша, да тетя Анфия — для меня все мои люди, как одна семья. Даже поганец Ржевский, который перед самым отбытием ухитрился где-то нарезаться так, что в сани его пришлось грузить, как куль.

Впрочем, я своему поручику и слова не сказал: он смог выполнить мое поручение, а потому имел право расслабиться. Что за поручение, спросите вы? А я отвечу.

Ржевский обошел, выспросил, вынюхал, разузнал обо всех тех, кто хочет отправиться из Омска в ближайшие дни. Цифра этих «всех» невелика — ровно ноль. Но не потому, что никто не хотел двинуться на восток — тем, кто хотел, Ржевский заплатил за то, чтобы они переждали пару дней. Не по собственному желанию, конечно по моему приказу. Зачем мне это понадобилось, спросите вы? А я отвечу.

Никто точно не знает, куда мы направимся из Омска. Просто потому, что этого никто не знает из путешествующих в обозе, кроме узкого круга лиц. Значит, что? Значит, если мы сейчас выберемся из острога и отойдем достаточно далеко — преследователи наш след потеряют. Какие преследователи спросите вы? А я отве…

Что-то меня заклинило.

В общем: если оборотней на меня натравили — а сто процентов так оно и есть, или я плохой подьячий Разбойного приказа — то этот кто-то должен знать, куда я направляюсь. И не должен рисковать тем, что след потеряется посреди тайги. И не надо говорить о том, что след тысячного обоза будет заметен еще месяц — тут иногда такие метели и бураны, что не то, что след — сам обоз заметет так, что лишь к весне откопают. Не станет мой таинственный недоброжелатель рисковать, двинется следом. А, раз практически стопроцентно известно, что за нами из Омска никто не поедет, то тот, кто все же поедет, тот и есть недоброжелатель.

Вот он в нашу засаду и попадется.

В какую? В ту самую, в которой мы с моими стрельцами засели по обоим берегам реки.

Вообще, у меня было подозрение, что Недоброжелатель просто-напросто пустит по моему следу оборотней. Но мои стрельцы — а они всю жизнь в тайге прожили, они знают, о чем говорят — заверили, что никаких волчьих следов по пути моего обоза они не наблюдали. Ни спереди, ни сзади, ни по бокам. Либо оборотни тоже решили, что след после метелей легко потерять и проще идти на моем хвосте, либо — хотя надежды на это и мало — оборотни просто кончились. Не стоголовая же стая за мной охотится!

— Едет, — поднял руку Нафаня

Я замер.

Все замерли.

Из-за речного поворота, по чистому белому снегу — недавно только метель поутихла — катил запряженный тройкой белых лошадей возок.

Один

Кем, интересно, нужно быть, чтобы отправиться в тайгу в одиночестве? Не в полном, конечно, как минимум там вон, кучер сидит, но все же.

— Из зеркала говорят — больше никого нет. И волков в округе тоже нет.

Все страньше и страньше…

— Нафаня, скажи стрельцам, пусть будут настороже. Это может быть ловушка.

Да, мы сами ловушка, но не факт, далеко не факт, что не может быть ловушки на ловушку. Может, пока мы окружаем возок, стая оборотней окружает НАС Увидев приближающихся к нему всадников, кучер натянул поводья, и возок послушно замер. Мои стрельцы окружили его, я подъехал ближе…

Дверца возка приоткрылась, но никто не вышел. Как будто приглашают заглянуть… Ага, заглянешь а тебе в лицо — заряд из мушкета. Или Огненное Слово, что тоже неприятно.

— Нафаня.

Я не трусливый — я осторожный. Меня слишком часто хотят убить, чтобы иметь возможность быть храбрецом.