Но, как бы то ни было, мой гордый флаг… я бы сказал «взвился», вот только это слово к процессу поднимания моего флага не очень-то подходит. Взвился — это стремительно поднялся ввысь, практически взлетел. А мой флаг поднимается ввысь усилиями плотников, которые лезут по острой крыше башни моего терема, чтобы там присобачить его понадежнее. В общем — пафоса и торжественности в этом процессе ноль.

Но вот, кажется, все закончено, флагшток укреплен, и мой флаг… повис гордой тряпкой. Да блин! Тут постоянно ветер с реки дует, задолбал уже, но, стоит мне решить повесить флаг, как — на тебе! Безветрие!

Бог, светлый Ульгень, повелитель ветров или не знаю кто еще — в общем, надо мной таки смилостивились и ветер таки дунул, развевая голубое полотнище с вышитым на нем осетром. Хех. Флаг сливается с небом и складывается ощущение, что осетр самостоятельно летит в небе. Незапланированно, но красиво.

Итак, дело сделано.

Мой род получил флаг, а мой город — имя.

Осетровск.

2

Да, сам понимаю, что звучит как-то не очень, но, блин, фамилии не выбирают, а креативность тут не в чести. Раз город — рода Осетровских, значит, и называться он должен — Осетровск. Да и ладно. Даже если здесь не водятся осетры — я их разведу.

Сияло солнышко, золотились на нем стены домов, башен, крепостных стен, церквей, тянулся в церкви празднично одетый народ.

Да, церкви, во множественном числе. У нас их две, а как же. Моя, родовая, та, что была построена сразу же после встречи с бесом, и городская. Вроде бы, в одной из деревень, что отстроили мои переселенцы в окрестностях Осетровска — блин, никак не привыкнуть — тоже стоит церквушка, так что деревню можно смело переименовывать в село, да вот беда — в отличие от города ей и название-то еще не придумали.

Как мы не торопились, а все же к Пасхе закончить всё, что задумано, не получилось. Это все мой родовой священник, отец Савватий, торопил нас, мол, к Пасхе нужно отстроиться, город назвать, крестным ходом пройти. Нет, я понимаю, дело нужное, но от этого работа быстрее не шла. Но, в целом, городок мы таки отгрохали. Небольшой, надо признать, думаю, в нем и тысячи нет, но зато в нем есть все, что нужно городу: крепостные стены, мастерские, церковь, рыночная площадь, лавки, трактир, кабак… на днях даже вора поймали. В общем, все как у людей. И пусть со всех сторон еще доносится стук топоров, доделывающих то и сё — но в целом город готов.

Мой город. Звучит!

Сказал бы я, конечно, что под этим солнечным небом звучит праздничный звон колоколов — Пасха же! — да откуда бы… Откуда у нас колокола? Нет, разумеется, вокруг — горы, а в них можно найти и медь, и олово, и, я думаю, вольфрам с литием тоже найдутся. Хотя для литья колоколов они и не очень нужны. Материал есть — мастера нет! Как-то не пришло никому в голову, что нам может понадобиться колокольных дел мастер. Да и с другой стороны, даже и вспомни мы о нем — что ему здесь делать после того, как он отольет колокола на все три наши церкви? Поддужные колокольчики лить? В общем, пока приходится обходиться билами, это такие металлические доски, по которым бьют. Звучат они звонко, но не колокола, не колокола…

То-то мой батюшка, слушая их, морщится, как будто в очереди у зубного сидит.

Может, вызвать из Москвы мастера? Ну или из Омска, Уфы, где там ближайший найдется? Поправка — не просто ближайший, а ближайший ненормальный колокольных дел мастер, который согласится переться за тысячу верст по лесу… а, блин, по лесу-то и не получится. Мы ж по реке ехали, а река — все. Кончилась. Апрель, лед тает, никто не рискнет по такому льду ехать. Теперь только дождаться, пока лед сойдет окончательно, и отправлять струг. Которого у меня еще и нет. Зато по стругам, слава богу, мастер есть, сделает.

Может, позвонить в Москву, пусть пока поищут мастера? Не в колокол позвонить, а через зеркальце мое волшебное. Если Костька, конечно, соизволит до него добраться. Оставил я на Москве одного своего стрельца, как раз на случай, чтобы с ним связываться через зеркало и узнавать последние новости. А то нападут какие-нибудь французы, а до нас новость об этом дойдет только вместе с самими французами. И, вроде бы, Костька — парень серьезный, ответственный, но вот уже пару недель не отвечает на зеркальные звонки. Я уж переживаю, не случилось ли с ним чего. Даже отцу своему во Псков звонил — приемному, конечно, но Викентий его всю жизнь как родного воспринимал, и я иначе тоже не могу относиться — спросить, мол, что там, на Руси, происходит. Но отец ничего не слышал, ни война, ни чума, ни зомби-апокалипсис Руси-матушке не грозили. Ну а что там с Костькой, он, естественно, не знал. А теперь и до отца не дозвонишься — он при последнем созвоне-созеркаливании сказал, что отправляется куда-то под Себеж ловить разбойников, так что будет вне зоны доступа.

Я постоял еще немного на надвратной башне — отсюда самый красивый вид на город открывался — но тут у меня под ногами начали чем-то стучать. Я выглянул из бойницы вниз — а, точно, плотники вгоняли молотками деревянные гвозди, укрепляя над воротами табличку с названием города. На Руси так, правда, не делают — все и так знают, как город называется — но, блин, я ляпнул, а всем идея понравилась.

3

Да, у моего города — нет, все же как звучит, а! — есть надвратная башня, вместе с воротами, а к ней, соответственно, прилагаются бревенчатые стены, и еще башни, и все это вокруг города. Как бы места здесь глухие, отовсюду напасть могут: с юга — джунгары придут, поинтересоваться насчет дани, с востока — телеуты, выяснить, какого лешего на их старинных землях поселились невесть кто, опять же дань, с запада — внезапно, русские, тоже насчет дани поинтересоваться… не в смысле — официально, а какой-нибудь последователь разбойничьего атамана Степашки… а то и он сам, в силу живости характера и общей шилозадости.

И с любого направления — оборотни.

Блин, как бы не хотелось мне оказаться неправым — но я оказался прав. «Дети Эрлика» — именно оборотни и есть. Местные. Помните, я собирался проверить всех моих переселенцев на оборотничество? Мы проверили. Всех. Вот то есть — буквально всех. И одного оборотня таки нашли.

Вернее — ее.

Один из переселенцев, молодой парнишка из-под Новгорода, рыбак, кажись, по дороге во время одной из стоянок познакомился с местной девушкой. Молодая, бойкая, глаза сияют, губы горят, в общем, слово за слово — познакомились, дальше — дело молодое, тело молодое — решили пожениться, она ради этого даже покреститься согласилась. И вот, приходим мы к ним в дом, свежеотстроенный, еще смолой пахнет, достаю я нож, подношу к глазу…

Да не к ее глазу! Мол, признавайся, ты оборотень или нет⁈ Тут, я думаю, мы «оборотней» много нашли бы, когда тебе ножом в глаз тычут. Нет, есть надежный способ определить оборотня: берешь особый нож — мне Настенька его заговорила — подносишь лезвием к своему глазу, поперек — и через лезвие смотришь на подозрительного человека.

К этому времени мы уже полгорода обошли, никого не обнаружили, так что я взгляд на девчонку бросил так, рутинно. А там… Вот только что у печи стояла девушка-телеутка, уже носившая русский сарафан да кокошник, а стоило только на нее через нож взглянуть — волчица! Стоит у печи волчица, на задних лапах, а в передних ухват держит. Зрелище не для слабонервных, скажу я вам.

Девчонка по моему лицу поняла, что спалилась, ударилась о пол, перекатилась — и серым волком брызнула к оконцу.

Не добежала.

Стрельцы у меня люди опытные, не стали стоять, разинув рот, мол, глянь, что деется — девка в волка превратилась! Шарахнули в нее из двух мушкетов, как только дым рассеялся — лежит, на полу, в луже крови. Волчица лежит, кто ж еще.

Парнишке мы так и не сказали, кто у него в невесты набился. Жалко ж… Сказали, мол, волк на его невесту напал и прям живьем проглотил. Ну а волка, соответственно, уже мы прикончили.