— Король желает вернуть Ревель. — Осторожно произнес посол.

— Увы, Ревель, рекомый отныне Колывань, суть земля Московского царства, и сие не изменится до скончания веков. — Ответил за меня Щелкалов. — Мой государь предлагает мир на вечные времена, брачный и военный союз и миллион риксдаллеров.

— Миллион и никаких владений? — Поинтересовался Оксеншерна.

— Ходят слухи, або король Карл желает возвернуть себе земли, что ныне под рукой датского короля Кристиана обретаются? На миллион риксдаллеров, он волен нанять вельми большое войско и забрать себе столько земель сколь пожелает.

— Мы способны их забрать и без московских денег. — Гордо ответил посол.

— Оно конечно, токмо с преизлишней казной воевать способней. Не нать крестьян обирать в королевстве, не нать дворян и посадские цеха мучить. Або дружба с русским монархом принесет множество выгод свейскому королю. Свейские и галанские купцы ранее брали в наших землях хлеб по пять, бо торговали его в Антверпене по пятьдесят пять риксдаллеров за ласт. Государь может позволить на время воинских дел торговать свейским купцам по старым ценам беспошлинно. Это даст королевству ещё тысяч сто-сто пятьдесят в год.

Тут слово взял я:

— Наши два царства, два семейства стоят на распутье у Вещего камня. От него две дороги стелятся. Мочно нам пойти кривою тропою и станем дале ратиться, умаляя силы свои и споря попусту, на радость врагам, ан есть и другой путь: породнить два наших дома, тем усилить обе державы, купно ко взаимному согласию решая дела. Нашему государству надобен был порт на Варяжском море и вольное плавание торговое, от того мы забрали город Колывань у свейского короля. Нет в том бесчестья, паки мы сильнее. Ноне яз сулю путь, коий подарит нашим престолам земли, достаток и честь. Нам обоим враг Речь Посполитая, населенная нечистыми папистами. Сам Господь указует наказать сих людишек, кои рекут себя христианами облыжно! Мое приданное за племянницей польские владения в Ливонии и Литве. — У пажа при этих словах заблестели глаза. — Мне в Ливонии надобны город Кесь, по-немецки рекомый Венден, город Олыста али Мариенбург и все земли на полуночь до Ругодивской земли, такоже все русские города и земли во владениях польского короля: Полоцк, Менск, Туров, Львов, Пинск, Каменец, Киев, Черкассы и прочие. Земли, где живут природные русские люди. Негодные польские людишки, униаты и католики нам не надобны. Земли ляшские, коли восхочет свейский монарх, пущай забирает себе. Мы поддержим союзника в лице свейского короля во взятии под его руку городов Риги, Либавы, Курляндского герцогства, Латгалии, Земгалии, других земель Литовского княжества и польских городов, кои пожелают себе свеи. Окромя того у Московского царства с турским султаном союз и при случае мы втроем сможем в одно время воевать Речь Посполитую. Дабы не было сомнений и иных толкований, мочно нам утвердить докончание о разделе земель меж нашими державами. Чего ответит посол?

— Ваше Величество сильно меня озадачило. Моих полномочий, не достанет на ответ. Позвольте мне воспользоваться вашей чудесной железной дорогой для сношения с моим монархом?

— Дозволяю. Дьяки выдадут подорожную и опасную указную грамоту. Наше слово твердо. Ныне надобно нам решить свадебные дела, союз никуда не денется. Чего посол ответит на наше предложение?

— Да. — Произнес паж. — Посол ответ ДА!

— Яз услышал. Теперича Василий Яковлевич передай гостям нашу грамоту обещную. Об уговоре чужие людишки ведать не должны. За царевной Феодосией мы даем миллион риксдаллеров. По двести пятьдесят тысяч в четыре года. В честь свадьбы такоже отпустим на волю немцев и свеев из полона, что пояли в Ругодивской земле, кои захотят возвернуться. Наши притязания по городам и землям начертаны в скаске. В войне с королем Кристианом Русь ратиться не станет, потому как он нам не враг. Но король Карл опытный воевода с датским войском и сам управится. Нашему государству надобно лет пять-шесть для устройства новых полков и дорог. Како приуготовимся, купно с турским султаном ударим по Речи Посполитой. Яз от своих дедин и исконных земель не отступлюсь.

Я посмотрел на молодого шведа.

— Ты есмь Густав-Адольф?

Тот встал, одернул одежду и глядя в глаза ответил.

— Да я сын короля Швеции Карла, мое имя Густав Адольф — перевел толмач.

— Радостно мне приветить в своих землях сына свейского короля. — Не вставая, поклонился я. — Коль желаю дружбы и веры промеж нашими престолами, то волен царский сын Густав-Адольф сам выбрать свою дорогу: путь чист ему возвернуться к отцу, а коли восхочет, может под своим именем али негласно по землям моим и городам поехать. На Москве, окромя прекрасных и благолепных соборов и церквей, торжища богатые, может глянуть на университет, на воинские полки новоустроенные, пушечный двор московский, и в Коломне паровозная мануфактура вельми хитрая.

— Да, яз желаю все осмотреть! — С энтузиазмом ответил принц.

С учетом траура свадебные дела перенесли на сентябрь. Густав-Адольф вместе со своим учителем и советником Иоганном Шютте остался на Москве под охраной пятидесяти шведских дворян, остальное посольство с большим послом Акселем Оксеншерной вернулось в Швецию. По плану осенью на свадьбу прибудут лучшие шведские люди, тогда же официально начнется визит сына шведского короля в Россию.

Осень получалась очень насыщенной: празднование нового года, свадьба, а затем Земский собор. Шведский принц со своими дворянами под охраной рынд и стрельцов отправился в вояж по русскому царству. Голове русской охраны шведского принца окольничему Ивану Ивановичу Годунову был дан наказ показать все, чего захочет Густав-Адольф, кроме точения стволов пушек и обязательно явить лицом лучшие полки, со стрельбами и полевым выходом.

Сам решил наведаться в Углич, проведать свой старый город и переговорить с царевной Феодосией. Бывшая столица упраздненного удельного княжества раздалась вширь, превратившись в промышленный и торговый центр. С момента последнего моего визита значительно расширились ткацкие производства. Стекольная мануфактура превратилась в крупный завод. Выселки, населенные когда-то полоняниками из финнов растворились среди городских слободок. Всяк нашел себе дело.

К вечеру явился бывший кузнец, а ныне богатый промышленник Кузьма Жемов. Учитывая, старое знакомство и то, что в его фабрике семь долей из десяти было за государем, он прорвался на прием.

Приоделся, раздался в животе чуток, но взор уже не горел. Войдя, бухнулся в ноги.

— Ну-ну Кузьма, встань с колен-то, яз такого не люблю, сам знаешь. Уважение явил от души и довольно, завод ведаю в порядке у тебя, дьяки сказывают во Франкскую землю большой заказ ныне делаешь. Почто пришел?

— Государь, не вели казнить. С просьбой к твоей милости.

— Чего хочешь?

— Государь подмогни аерный шар сделать, чтоб летать, яз знаю ты можешь! В твоей то власти!

— Кузьма, дался тебе энтот шар. Чего ногами-то не ходится по землице? Как видишь управились мы с крепостями без аерных дел. К чему деньги на безделицу тратить?

— Твоей волей государь есть у меня все чего желал, и деньги, и завод и умельцы мои хитрости разные и новины в машинках швейных творят. И немец твой, что механическую счетную машинку придумал трудится, обаче ты сам мне обещался тогда давно — он махнул рукой — в Москве, что будет у меня шар, чтоб летать.

"Черт, — подумал я — и вправду обещал". Я встал, прошелся по горнице. Кузьма упорно стоял на коленях. Что-то он тусклый какой-то.

— Ладно, бог с тобой. Будет тебе шар. Может и мне пригодится когда. — Кузьму как за шиворот на ноги вздело и он попытался кинуться мне в ноги. Ближний рында не глядя на меня пресек его порыв и оттолкнул.

— Не обессудь Кузьма, охране видней. Садись в кресло и сказывай какие у тебя оплошки с шаром?

— Государь, малый бумажный шар летает. Свечку вешаем внутрь и сам летит. Для большого шара, чтоб человека в аер поднять, есть у меня горелка с керосином большая, або шелк тепло пропускает, али шар загорается. Думал было бумагой его обклеить, да не выходит толку, загорается краешек бумажки где-нито и весь шар сгорает. Ужо три штуки так-то спалили.