— Чего скажешь о сем молодце?

— Похож на отца повадкой, ноли магнаты ему також крылья обрежут. Супротив той силы ему поставить нечего. Польская магнатерия и заможная шляхта принудят его напасть на Русь.

— Сколько у нас времени? — Поинтересовался я.

— Года два-три. Покуда новое войско наберут, да обучат и то осмелятся ли пойти супротив нашего союза со свеями? Токмо коли нас в великой войне в спину ударят. Ежели мы скажем, с турками ратиться зачнем. Те с нами в мире, но уж больно большую силу Русь взяла, зачнут нас бояться. Нынешний султан молод и нам за поддержку супротив персов благодарен, ино всяко может статься, войска у него много и татары крымские тож. Да и не вечный султан Ахмет. В Царьграде заговоры часты. Теперича, как мы украйну под себя пояли, крымскому хану за ясырем вовсе некуда хаживать. На Кавказ мы ему Азовом тракт перекрыли, на полуночь наши земли, и на закат теперя опять же наши владения. Мню зачнет помаленьку безобразничать повсюду.

— Думаю Крым надо брать под нашу руку, ино не сейчас. Надобно время дабы закрепиться на новых землях. Супротив Польши от нежданного удара возведем наисильнейшую крепость в Менске. В ливонских землях крепостей много, надобно лишние снести, а которые главные усилить опаски для. Крымскому хану, покуда мы не закрепим новые волости, придется слать поминки, дабы держал своих нукеров и мурз на поводке. Окромя того мы уж седьмой год владеем Колыванью, а воинских кораблей не строим. Коли станем воевать Крым без тех игрушек нам не управиться. Ин ладно об том опосля поговорим. Лихачев Федор?

— Здеся яз, государь. — Отозвался думный дьяк голова Поместного приказа.

— Чего поведаешь нам об жителях новых земель, что пришли к нам по воле божей?

— Государь земли, что пояли от ляшской короны поделены твоей волей меж Московским царством и Свейским королевством. Купно на сих землях по скаскам церковных епархий живет боле трех миллионов людишек. На твоих новых волостях, великий государь, проживает чуть более одного миллиона. Крестьяне вовсе бесправны, Юрьева дня не ведают, трудятся без меры, суд над ими отдан дворянскому сословию. Дворяне разномастные от нищих никчемных людишек, до магнатов. Торговля хлебом — главным богатством земли отдана дворянам, оне податей не плотют вовсе. Городки все больше бедные, запущенные. На украйне казачество. Реестровых казаков, что служили польскому королю Жигимонту до пятисот, остатние гулящие люди бездельные. Сказывают в Сечи, может сидеть до двадцати тысяч казаков.

— Ясно. Владыко? — обратился я к избранному после лишения сана Гермогена патриарху Иову.

— Да великий государь?

— Мы желаем очистить от иноверцев наши русские земли и возродить истинную веру. Ты чего нам поведаешь об делах сих?

Старик встал с богатого кресла, оперся на посох и выдал речь:

— Гермоген, бог ему судья, не право судил об тебе. Все видят, лишь о боге ты думаешь. Христово воинство одолело силу небывалую…

— Владыко? Яз благодарен тебе за похвалу, но реки свое слово, чего делать станешь на новой Руси?

— На наших новых землях чорный люд блюдет честные православные обряды. Униаты, что явились из Иуд, не поспели восхитить множества приходов. К папежной вере склонилось мелкое дворянство, али понаехавшие ляхи. Христианство учит терпению, ано внегда утесняют истинную веру такового вытерпеть нельзя. Мы желаем изгнать из земель всех жидов, дабы оне не портили честных христиан, и не сманивали их в еретичество. Православные храмы, отнятые прежде, возвернуть христианам, иноверские мольбища разорить и строить новые воспретить навечно. Униатов, да и православных всих крестить заново надобно, паки испоганились они, якшаясь с еретиками. Униатских церковников возьмем по монастырям и поучим. Тако поучим, дабы дурь еретическая с кровью вышла. Коль дозволишь, надобно како в Ругодивской земле монастыри заложить, дабы возвернуть святость опоганенной земле. Такоже надобно православные митрополии на всех русских землях поять у вселенского патриарха Царьградского и отдать нам патриарху Московскому. Посему прошу тебя государь для дел святых не брать в казну Церковному приказу денег от доходов наших.

Выслушав еще нескольких докладчиков, я вынес решение:

— Значится соделаем так. Перво-наперво надобно продлить царскую железную дорогу до Менска. Там в окрестностях сыскать место под великую крепость. Дабы навечно Русь стала единой. Велю нынешней осенью послать градодельцев для поиска глины, камня и прочего потребного…

Я лежу на смертном одре. С тех времен прошло тридцать лет. Позади две войны с Польшей. Разгром и зачистка Крыма от татар всей мощью русского войска и Большой Ногайской орды. Ногайцы за скот и рабов с большим желанием помогли вырезать и изгнать народ, который в течение двухсот лет пил русскую кровь. Позади расселение на пустых землях переселенцев с западной Руси. Позади создание школ и университетов, строительство новых городов и железная дорога, доведенная почти до Байкала. Наследником объявлен второй сын Фёдор. Иван больше склонен к научным делам, вот пускай и развивает русские университеты. Медицинские учреждения с подготовленными в училищах медиками позволили значительно уменьшить смертность среди детей. Царские хлебные запасы уберегли государство от голода. Сильное войско, лучшее в мире, не позволяет недругам даже думать о нападении на Русь. Я сделал все, что мог.

Я лежу на смертном одре. Не ведаю, что за болезнь. Похудел, нет сил, кончается мое время. Патриарх соборовал и причастил святых таинств. Чего я хотел и не успел? Не помню ныне. Аляску и часть Канады взял под свою руку. Теперь будет шанс индейцам уцелеть и не сгинуть от охотников за скальпами и дареных тифозных одеял. Федор мужик суровый, боевой, глядишь, и упредит англосаксонский ужас с уничтоженным под корень местным населением Северной Америки.

Темнота.

Эпилог

 Я лежу на смертном одре. Что-то с глазами. Свет другой. Я пошевелил рукой. Откуда-то взялись силы, вздохнул полной грудью. Рядом слышится бубнеж молитвы. Я поднялся и сел. Невысокий потолок из жердей. Сквозь него торчит сухая трава. Солнце пробивается сквозь волоковые окна, куда выходит дым из топящегося по-черному очага. Земляной пол, черные бревна стен, грубые лавки, стол и на нем моя домовина. В доме никого, кроме старого священника, который читает Псалтирь.

— Батюшка? — Позвал я старика.

— Господи Иисусе? — Подскочил чернец, мелко крестясь.

— Почто пугаешься, батюшка?

— Так ведь помер ты третьего дня! Отец твой ушел нынче могилу копать. Свят, свят, свят.

— Живой яз, батюшка. Токмо не упомню кто яз?

— Ты есть Вадим, сын дворянина Осипа Лютого. Надысь шел ты ко хлеву да и упал посередь двора бездыханный.

— А год ныне какой?

— Шесть тысяч семьсот пятнадцатый от сотворения Господом мира.

Это выходит одна тысяча двести пятый от Рождества Христова, — подумал я. — Через три десятка лет на Русь придут несметные полчища Батыя. Значит, предыдущая жизнь была всего лишь подготовкой к сражению с настоящим врагом. Ну чтож… Поборемся!