Аласдер вернулся в комнату, оставив открытой дверь балкона. Изабел спала.

Его жена. Она лежала на левом боку, поджав колени к груди. Вид у нее был невинный, а между тем она довела его своим умением до того, что он повел себя как незрелый юнец. Но он получил больше удовольствия, чем дал ей.

Размышления Аласдера прервал повелительный стук в дверь. Это рассердило Аласдера. Он подошел к двери.

– Зачем же стучать так громко?

Лицо Саймона было таким же непроницаемым, как всегда. Рядом с ним стоял молоденький лакей, державший поднос с фарфоровым чайником, двумя чашками, тарелками и блюдами с едой. Букет роз, как заподозрил Аласдер, был добавлен Патрицией.

Саймон, увидев Аласдера, быстро отвел взгляд, будто никогда не видел голого мужчины. Лакей же заулыбался, но под суровым взглядом дворецкого стушевался.

– Ваш завтрак, милорд, – объявил Саймон своим зычным голосом.

– Спасибо. – Аласдер взял поднос и ногой захлопнул дверь. Из-за двери послышались какие-то звуки, означавшие, очевидно, негодование Саймона, но по крайней мерс у него хватило ума не постучаться еще раз.

Аласдер взглянул на кровать. Изабел проснулась и лежала, опершись на локоть. Темные волосы в беспорядке рассыпались по плечам, зеленые глаза сияли.

– Завтрак, – сказал Аласдер, чувствуя себя неловко. – Присоединишься?

– Мне тоже надо быть голой? – улыбнулась она.

– Не обязательно. Но это может придать новый смысл слову «аппетит».

Изабел встала и обернулась простыней. Ему следовало бы сказать, что ее старания несколько запоздали. Его пальцы все еще ощущали восхитительную тяжесть ее грудей и твердость сосков.

– Мне нечего надеть, – сказала она, покраснев. Сирена, Цирцея, самая что ни на есть первобытная искусительница.

Аласдера это вполне устраивало – он был более чем готов.

Поставив поднос на стол, Аласдер подошел к шкафу. Вещи Изабел лежали рядом с его вещами. Он достал свою красную шерстяную ночную рубашку и положил ее на кровать.

– Рубашка по крайней мере не будет отвлекать меня от завтрака, – усмехнулся он, довольный своим выбором.

У Изабел вид был не менее довольный.

Она стала быстро натягивать рубашку, но один розовый сосок зацепился, и прежде чем Изабел успела его прикрыть, Аласдер наклонился и, приподняв грудь, поцеловал его.

– Пусть это будет моим утренним приветствием, – заявил он.

Протянув Изабел руку, он проводил ее в туалетную комнату.

Когда Изабел вернулась, ее лицо было умыто, волосы расчесаны, тесемки у ворота рубашки завязаны бантиком. Рубашка была слишком длинной, так что ей приходилось приподнимать ее обеими руками.

Надо будет в ближайшее время пополнить гардероб жены, подумал Аласдер.

В ее отсутствие он передвинул стол на балкон, поменяв вчерашнюю обеденную посуду на поднос с завтраком. Кроме того, он все же надел бриджи и рубашку. Не потому, что был так уж скромен, но надо было как-то скрыть спою реакцию на Изабел. Впрочем, она так улыбалась ему, что, вполне возможно, эти предосторожности были напрасны и одеваться ему не стоило.

Они сели за стол, и, оглядев открывавшийся с балкона вид, Изабел спросила:

– Неужели ты и правда хочешь от всего этого уехать?

– Это не мое. – Аласдер понял это, когда, стоя на балконе, обозревал окрестности. – Я лишь один из графов Шербурн. Моя главная обязанность – оставить поместье и хорошем состоянии, чтобы оно было не хуже, чем до моего появления. Для нашего сына, и для сына нашего сына, и так далее.

Изабел так на него посмотрела, что ему тут же захотелось ее поцеловать.

– А ты об этом не думала? – спросил Аласдер, намазывай маслом хлеб.

Она покачала головой, бросила взгляд на стену с портретами и уверенно заявила:

– Твой портрет тоже будет там. И портрет нашего сына.

Из ее уст эти слова слышать было приятно, тем более что Аласдер был не против тут же приступить к осуществлению мероприятий, необходимых для появления на свет этого сына. Тем более что ему стоило попрактиковаться, чтобы почувствовать себя более искушенным и уметь лучше себя контролировать, Аласдер поклялся, что непременно доставит Изабел удовольствие.

Интересно, как она будет выглядеть, когда ею овладеет страсть? Начнет кричать? Или будет держать себя в узде и переживать все эти неземные ощущения молча?

Черт возьми, почему ему так трудно проглотить кусок хлеба?

– Возможно, существует и галерея портретов графинь Шербурн. – предположил он. Надо было срочно подумать о чем-либо не относящемся к анатомии. – Мы закажем и твой портрет.

– Искренне надеюсь, что этого не будет, – заявила Изабел, наливая себе чай. При этом она состроила забавную гримасу, а он отплатил ей тем, что положил слишком много сахару в черный горький чай. – Не уверена, что мне понравится, если люди будут судачить о моей жизни через сотню лет.

– Но возможно, они лучше поймут тебя, если посмотрят в твои глаза. Когда ты сердишься, в них сверкают молнии, а вот сейчас они огромные и глубокие, как океан. Ты можешь сказать, что ты сейчас чувствуешь? Счастье? Умиротворенность? Или ты просто хорошо выспалась? – Во всяком случае, не хотелось бы, чтобы это было воспоминание о неудовлетворенности. Алас-кр мысленно отругал себя за то, что вчера слишком поторопился.

Изабел вспыхнула, но не отвела глаз. Он улыбнулся:

– Возможно, мой брат Брендан должен нарисовать тебя такой, как сейчас. Твое лицо освещено солнцем, губы чуть тронула улыбка, словно ты не знаешь, улыбаться тебе или хмуриться. – Неожиданно он наклонился и, поддавшись импульсу, поцеловал ее.

Когда вдруг эти поцелуи стали так ему необходимы? Как воздух и вода. С того момента, как он ее увидел? Или когда она в первый раз на него рассердилась? Или когда стояла перед ним вчера вечером, поощряя его своей невинной улыбкой?

– Твой брат художник?

– Да. – Он был благодарен Изабел за то, что она сменила тему. – Он и рисует, и пишет маслом. Хэмиш играет на волынке, а Дуглас – нарушитель спокойствия. Честно говоря, Дуглас еще слишком молод, чтобы на чем-либо остановиться.

– Поэт, художник, музыкант. И при этом вы все моряки.

– Мужчина не может содержать семью и обеспечить ей будущее, не имея профессии.

– А ты решил отказаться от своей только для того, чтобы восстановить замок?

– Не только восстановить замок, но и построить, верфь.

– Верфь?

– Место для самых лучших кораблей в мире. Корабли Макреев будут самыми быстроходными.

– А это правда, что ты путешествовал по неисследованным местам? И что ты открыл новый континент?

– Болтовня. Эймс что-то услышал, но не разобрался, однако решил подколоть меня. – Подняв крышку одною из блюд и увидев там овсянку, Аласдер поморщился и вернул крышку на место. – Я имею к открытию лишь косвенное отношение.

– Ты, наверное, скромничаешь.

– Нет, просто не хочу врать. Я увидел эту землю случайно. Опаздывая на встречу со своими братьями, я не стал разбираться, что к чему, так как хотел попасть в порт раньше, чем они.

– А ты не будешь по ним скучать в Шотландии?

– Буду, – честно признался он, отпив глоток чая. Но до Шотландии добраться гораздо легче, чем до Китая, поэтому я надеюсь, что они будут достаточно часто навещать нас в Гилмуре.

– А твои родители? Они вернутся?

– Ворон возвращается? – Аласдер улыбнулся. – Со мневаюсь. Моему отцу все еще грозит опасность.

– Значит, есть еще два человека, по которым ты будешь скучать, – произнесла она, уставившись взглядом в серебряное блюдо с крышкой. «Интересно, будет ли она когда-нибудь так неотрывно смотреть на меня?» – задался вопросом Аласдер. – И все же ты считаешь своей родиной Гилмур, а не это место.

Он кивнул.

– Ты любишь свой корабль, – добавила она. – И океан.

– А тебе нравятся скалы и камни Гилмура. Так что мы не такие уж и разные.

«А этой ночью мы хорошо друг друга узнали». Эта мысль заставила Изабел покраснеть.

– Какое твое любимое время года? – спросил Аласдер, понимая, что следует разрядить обстановку.