Не дождавшись от Дугласа ответа, Дэниел вручил ему декларацию судового груза.

– Винят капитана, вот кого. На этом корабле я командую вместо твоего брата, так что я не потерплю мятежа.

Дуглас выглядел недовольным, однако декларацию взял.

– Все-таки это лучше, чем быть юнгой, – буркнул он.

– К концу дня ты, возможно, изменишь свое мнение. – Дэниел кивнул в сторону ближайшего пирса. – Надо проверить более ста бочек, прежде чем прибудут фургоны. Постарайся умерить свое раздражение, Дуглас, – добавил Дэниел, надеясь, что у мальчика хватит ума последовать его совету. – Начни пересчитывать ящики и бочки до того, как их погрузят на борт. Эту работу лучше делать на берегу, чем в трюме.

Дэниел наблюдал, как младший Макрей с недовольным видом протопал по палубе, а потом спустился по трапу.

Настоящий Макрей, подумал Дэниел.

Возможно, он ненормальный, думал про себя Фергус Макрей. Эта дорога до Гилмура наверняка закончится мозолями от протеза и болями в руках.

Ему предстоял долгий путь. Поэтому, перекинув свою палку через плечо, он надел на нее сумку, а себе сделал костыль из трех связанных вместе кусков дерева. Середину он укрепил с помощью железного стержня, а верх обмотал куском старой тряпки. Но эта «подушка» оказалась недостаточной. Он понял это после того, как костыль стал впиваться ему в подмышку.

Кто эта женщина, которую он видел в Кормехе? И неужели возможно, чтобы в Гилмуре, после стольких лет, появился кто-то из Макреев?

«Оставь надежды для других, Фергус», – посоветовал он себе. Жизнь и без того тяжела, так что не стоит напрашиваться на еще большие трудности.

Но разве это не было бы замечательно – вернуться в свой дом и увидеть там не англичан, а своих соотечественников? Как тяжело переносить одиночество, особенно после того, как он потерял Ли. Хорошо бы найти хотя бы одного человека, который помнил его с детства и мог бы сказать ему, подмигнув: «Каким же ты был неуклюжим дурачком, Фергус».

Воспоминания захлестнули Фергуса. Вот он со своим братом убегает и прячется, чтобы избавиться от надоедливой сестры. Вот собирает для Ли колокольчики и щекочет ими ей щеку. Эти воспоминания сейчас казались ему особенно дорогими, потому что он потерял всех, кого любил: Ли – из-за своей гордости, брата Джеймса – во время сражения при Куллодене, а сестры Летис не стало уже много лет назад.

Он ускорил шаг, заставляя себе пройти расстояние, которое он себе намечал на каждый день. Всю жизнь он жил так – намечал себе цель и шел к ней, необращая внимания ни на неудачи, ни на тех, кто его отговаривал, Отметив место на горизонте, он поклялся, что дойдет до него до наступления темноты.

Его подстегивала одна-единственная мысль – он возвращается домой. В Гилмур.

Аласдер просыпался постепенно. Забытье уходило, словно тучи в ненастную погоду – слой за слоем. Несколько минут он лежал, глядя в деревянный потолок и размышляя о том, как он здесь оказался.

Осторожно повернув голову сначала в одну сторону, потом в другую, он с удовлетворением отметил, что сейчас чувствует лишь тупую боль, а не те удары тысяч молотов, которые прежде били по черепу, как по наковальне. Потом Аласдер медленно сел и спустил ноги, удивившись своему облачению – на нем была его широкая шерстяная ночная рубашка.

– Надевай ее, Аласдер. Ночи на корабле холодные.

– Спасибо, мама, – вежливо говорил он, принимая сверток. Но он знал, что положит и эту рубашку в комод вместе со всеми остальными.

– Пусть он лучше возьмет себе в компаньонки русалку, чтобы согреться, – смеялся кто-нибудь из его братьев.

Летис Макрей поднимала одну бровь, и в комнате наступала тишина. Братья уже были совсем взрослыми, но мать и сейчас частенько их поругивала.

Однако все мысли о семье исчезли, когда Аласдер увидел Изабел, свернувшуюся калачиком на соломенном тюфяке в углу каюты. Он проспал много ночей в такой позе в начале их знакомства и знал, как она неудобна. Но почему она решила спать отдельно от него?

– Изабел, – тихо позвал он, и она сразу же открыла глаза.

Аласдер поднял руку и удивился тому, что она дрожит. Изабел вскочила и, сжав его руку, прижалась к ней щекой.

– Что произошло? – недовольно спросил он. Почему у него во рту привкус гари, а все тело болит так, будто его лягнула лошадь или его проволокли через всю Шотландию?

Память постепенно, по кусочкам, возвращалась к Аласдеру. Это было похоже на то, как однажды ему пришлось увидеть французское пиратское судно, нападавшее на английский торговый корабль и методично обстреливавшее его из пушек от кормы до носа.

Аласдер вспомнил зловоние гари, едкий запах горящей соломы, плач детей, а на этом фоне – чье-то лицо, презрительное и насмешливое.

– Мы в Гилмуре, – сказала Изабел. – На борту «Стойкого».

Она наклонилась над ним и поцеловала, окропив теплой слезой.

– Все хорошо, – постарался он утешить ее, но она только улыбалась, прижавшись щекой к его ладони, понимая, что это всего лишь бравада. Он чувствовал себя таким слабым, будто был новорожденным младенцем.

– Как долго я спал?

– Несколько дней.

– Несколько дней, – эхом отозвался Аласдер.

– Нужно было время, чтобы затянулась рана. Сейчас твой взгляд уже не затуманен и ты не такой бледный. – Изабел отвела волосы с его лба. Ее рука пахла травами и сандаловым деревом.

– Ты использовала китайские снадобья?

– Да. Ты чувствуешь себя лучше?

– Я чувствую себя так, будто десять лошадей били меня своими копытами. – Аласдер взглянул на ночную рубашку и улыбнулся. – А за это я должен благодарить тоже тебя?

Изабел зарделась, словно разделяя его воспоминания о ночной рубашке: вот она сидит в постели после их первой брачной ночи и улыбается ему, а вот старается прикрыть свою наготу, когда он втирает мазь в ее кожу, а потом быстро надевает на нее ночную рубашку, чтобы не поддаться искушению.

– Брайан просил сообщить ему, как только ты проснешься. У тебя есть силы, чтобы принять его?

Аласдер кивнул, чтобы скрыть внезапно нахлынувшее на него желание дотронуться до Изабел руками, которые помнили все изгибы ее тела, и губами, помнившими вкус ее поцелуев. Возможно, это объяснялось тем, что смерть подошла к нему слишком близко, а сейчас он празднует возвращение к жизни. А может, просто потому, что это была Изабел.

– Но не раньше, чем я умоюсь и оденусь, – решительно ответил он. Не хватало еще, чтобы команда увидела своего капитана в ночной рубашке!

– Я пришлю к тебе Рори. – Изабел вышла, прежде чем он успел ее остановить.

Через несколько минут на пороге появился Рори с подносом в руках.

– Я знал, что вы очнетесь, сэр. Я принес вам завтрак. Вы хотите есть?

Как ни странно, Аласдер был действительно голоден. Да не просто голоден, он, казалось ему, буквально умирает с голоду. С нетерпением следил он за тем, как Рори ставит еду на стол.

Покончив с сервировкой, Рори достал сандаловое мыло и положил его рядом с кувшином воды, тазом и полотенцем.

– Могу я сделать для вас что-нибудь еще, сэр?

– Передай Брайану, что я встречусь с ним через час. Уходя, Рори обернулся и улыбнулся, да так искренне, что Аласдеру ничего не оставалось, кроме как улыбнуться своему юнге в ответ.

– Одевайся, пьяная рожа!

Повинуясь первой реакции на то, что его разбудили, Томас хотел было сбросить руку, которая трясла его за плечо. Однако осторожность заставила его открыть глаза, а потом сесть. Перед ним стоял Магнус Драммонд.

– От тебя несет перегаром, Томас. Праздновал свою победу, не так ли?

У Драммонда такой вид, будто он вообще не спал этой ночью, подумал Томас. Однако не было похоже, что его кузен провел ее также приятно, как он. Одежда Магнуса была помята, он был небрит, волосы растрепаны. А ведь он любил выглядеть аккуратно.