– Конечно, будут. Сними своего человека с наблюдения за квартирой на Кроуфорд-стрит, это ни к чему. И сними с прослушивания домашний телефон объекта.

– Хорошо. Клиент всегда прав. Хотя, если честно, я тебя не понимаю. То велел обложить ее со всех сторон, то теперь приказываешь оставить без наблюдения половину ее каналов. Это же просто глупо, – сказал Мартин немного раздраженно.

– Это не глупо. У меня есть еще ребята, которых ты не знаешь и которых твои ребята не засекли. Они будут вести объект, потому что это становится слишком опасно.

– Ты что же это, Бен, думаешь, что мои парни – кисейные барышни? – обиделся Мартин.

– Нет, конечно, просто не хочу подставлять и их, и тебя. А мои парни специально для этого тренированы и именно для этой работы мною наняты. Я нисколько не сомневаюсь, что твои парни профессионалы, но моя команда все-таки повыше уровнем и лучше подготовлена, понятно?

– Понятно.

– И еще. Пришли мне по компьютерной сети распечатку отчета и запись того, что твоим нюхачам удалось подслушать.

– Хорошо. Еще что-нибудь?

– Нет. На этом все. Работайте дальше. Когда аванс кончится, сообщи мне, и я переведу на счет твоей фирмы остальные деньги.

– О'кей. Копию записи я пришлю тебе вместе с фотографиями через пять минут.

– Спасибо, Мартин.

– Не за что, Бен. До свидания.

– Пока.

Мартин повесил трубку, а я так и остался стоять, глядя прямо перед собой. Мыслей в моей голове не было ни одной, но какая-то непонятная тоска сдавила мне грудь. Я повесил трубку и пошел на кухню приказать автоповару приготовить мне полноценный ужин, после чего вернулся к домашнему блоку, чтобы подготовить его к приему информации.

«Что же так печалит меня? Неужели я пришел в состояние депрессии только потому, что какая-то девчонка отвезла покалеченного мною парня на квартиру, в которой ни один из них не зарегистрирован, забрав его из больницы? Какое значение это имеет для меня?» – Думал я, включая домашний блок. Ничего путного на ум мне не приходило.

Однако я недолго предавался психологическим копаниям в своих помыслах. Мои мысли уже через несколько секунд перешли в плоскость практики, и я позвонил в бюро распределения жилой площади, чтобы выяснить, кто же является настоящим хозяином квартиры на Кроуфорд-стрит.

Поскольку телефон моего друга, работающего в этой организации, не желал отвечать, то мне пришлось срочно изыскивать другие ходы, которые помогли бы мне добыть информацию. Ничего путного не придумав, я решил попробовать завтра утром получить информацию по служебным каналам, хотя это было весьма опасно. На какой-то момент я засомневался в правильности своих действий и подумал даже, что молчащий телефон моего друга дает мне возможность отступить, но я не любил сдаваться. К тому же игра, на мой взгляд, стоила свеч. Я уже и так впутался в нее дальше некуда.

Сигналы автоповара о том, что заказанный мною ужин готов, и компьютера о том, что в него переведена информация, оторвали меня от размышлений. Я подошел к компьютеру и вывел на экран полученную от Мартина информацию – распечатку всех разговоров, которые велись Светланой и Эдом в квартире номер 7 на Кроуфорд-стрит после установления прослушивания.

Я внимательно прочитал их. Там не было ничего такого, что могло бы быть для меня важным, но от мест, которые целомудренный Мартин постарался заретушировать, мне стало совсем плохо. Что касается фотографий, то они были сделаны во время прогулки по парку. На них были изображены улыбающиеся Эд и Светлана, которые шли, обнявшись, по липовой аллее. Я принялся ходить по комнате из угла в угол и совершенно неожиданно подумал, что напоминаю попавшего в ловушку волка. Не просто в ловушку, но в капкан-мусоросборник.

Я выругался и еще раз прокрутил всю запись, но на сей раз в звуковом воспроизведении. Черт побери! Я в ярости стер присланные Мартином файлы, потом выключил компьютер и пошел на кухню за приготовленным автоповаром ужином. Ел я совершенно машинально, мои мысли, как всегда, были заняты Эдом и Светланой. Только теперь я уже твердо решил убить его и составлял план операции. Лучше всего это сделать завтра утром, потому что Эд в это время, скорее всего, будет один. А орудие убийства и прочие мелочи можно будет выбрать, придя к нему. Такой опытный палач, как я, всегда сможет выкрутиться за счет подручных средств. Но ультразвуковой разрядник я в любом случае прихвачу с собой. Второй раз драться с ним я не буду. Кстати, есть отличный повод для того, чтобы прийти завтра утром к Хамнеру. Этим поводом станет извинение за то, что произошло на вчерашней вечеринке. В конце концов, если Крис может мне позвонить, чтобы извиниться за свое поведение, то почему я не могу явиться к Эду лично с той же целью? Правда, он может заподозрить что-нибудь неладное, поскольку в принципе я не мог знать адрес квартиры, в которой он сейчас живет, однако я всегда смогу усыпить его подозрения, и тогда мне будет достаточно выбрать подходящий момент и напасть. Это я сумею. Недаром я считаюсь самым профессиональным палачом нашего бюро.

Я воспрянул духом и даже с аппетитом прикончил свой нехитрый ужин. Однако что-то в глубине сознания едва слышно шептало мне, что я не прав, что убивать без приказа, ради собственного удовольствия, – ужасно. Наверно, такие голоса слышались Тернеру, когда он стрелял в сэра Найджела. Да и вообще, ерунда все это. Рано или поздно любой из нас умрет, так что какая разница – раньше или позже это произойдет. От неизбежного все равно не сбежать, как бы ты ни хотел это сделать.

Закурив, я принялся доказывать самому себе, почему вынужден это сделать. Я никогда не убивал без приказа, однако здесь случай был особый. Дискуссия с самим собой легко перешла с убийства Хамнера на предстоящую мне завтра работу. Повинуясь внутреннему голосу, я вытащил из конверта досье на семью Браунлоу и принялся рассматривать фотографии, вчитываясь в досье, внимательно изучая те места, которые я пропустил утром.

Жером Браунлоу, седеющий, с волевым подбородком и голубыми глазами, с резкими чертами лица и густыми бровями. Что ты сделал в своей жизни, кроме того, что отдел информирования счел необходимым поместить в твое досье для палача, чтобы тот лучше изучил свою будущую жертву? Может быть, они сочли маловажным или совсем неважным то, что для тебя дороже всего на свете?

Фредерика Браунлоу, стройная, с мягкими чертами лица и карими глазами, чего ты хотела и к чему стремилась? Именно стремилась, потому что твоя жизнь уже кончена, хоть ты еще и не подозреваешь об этом.

Пухлые милые мордашки Элен, Сузи и Майкла. Маленькие дети шести, семи и девяти лет, так похожие на невинных библейских младенцев. Воистину, вам придется искупить своей кровью грехи нынешней Земли. Чего хотелось вам, к чему вы стремились?

Я внезапно почувствовал себя одиноким и покинутым, никому не нужным и никем не любимым. Женщины, которой я мог бы довериться, у меня нет и никогда не будет из-за строгих правил нашей организации относительно режима секретности. Детей тоже. Друзей много, но разве это друзья? Ни одному из них я не могу довериться, рассказать, как тяжело иногда бывает на душе. Особенно иногда после очередного убийства. Да какие это друзья? Их и друзьями-то назвать нельзя. Так, знакомые, с которыми я изредка встречаюсь, здороваюсь за руку и перекидываюсь парой ничего не значащих фраз.

Я с кривой усмешкой подумал, что впервые в своих мыслях не соврал самому себе, назвав убийство именно убийством, а не заданием или работой. Вся моя жизнь – ложь, смерть и одиночество. Удел палача. Так надо. Так говорят начальники не только в нашем бюро. То же самое своим сотрудникам говорят в русском, американском, польском, французском и любом другом бюро палачей во всем мире. То же самое говорили своим соратникам Смит, Гитлер, Сталин, Наполеон.

Неужели за все столетия своего развития человечество не смогло изобрести ничего лучше, чем вирус Витько, газовые камеры и топоры палачей?

Эти мысли не были новыми для меня. Иногда, в минуты, когда каждому человеку надо остановиться и, оглянувшись назад, на пройденный путь, подумать о сделанном и о том, что он еще хочет сделать в этой жизни, подобные мысли наваливались на меня, сжимая сердце беспросветной тоской. Но я старательно загонял их поглубже и подальше, чтобы не отвечать на вопросы той части своего разума, которая еще сохранила независимость. Я выполнял свой долг и старался никогда не думать об этом. Но кота в мешке не утаишь, как говорит народная мудрость. И сейчас этот кот, выбравшись из своего мешка где-то в глубине моего сознания, запустил когти в мою душу, словно средневековый палач раскаленное на жаровне железо в тело очередной жертвы. Что-то сломалось во мне, в отточенном орудии палаческого бюро. Все, что раньше было смыслом моей жизни, внезапно потеряло для меня всякое значение. А то, что было лишь шелухой, стало дороже жизни.