Взгляд у него был нехороший, с лёгкой сумасшедшинкой. Похоже, грядущие перспективы его весьма впечатляли. Но и пугали, не без того.

Кир неожиданно для себя улыбнулся. Странное состояние отрешённости не отпускало, но полной отстранённости от происходящего уже не было. Что-то происходило в нём и с ним помимо воли — так плод в материнской утробе незадолго до родов переворачивается головой вниз, а немного позже продвигается в тесный родовой канал, повинуясь закону, одинаковому для всех живых. Внутри себя он ощущал нарастающую готовность действовать, это будоражило, раздражало, мешало рассуждать. Впрочем, возможно, и к лучшему, что мешало: рассудок — известный паникёр. А отступать нельзя. Даже сейчас — уже нельзя.

Хард встал и с наслаждением потянулся.

— Оставлю тебя — дела. Ты посиди пока, Шав должна подойти. Успеете попрощаться. По плану часа через три начинаем. Если не передумаешь…

Последняя фраза, сказанная пусть и вполне беззлобно, означала, кажется, не только шутку, но Кир предпочёл не углубляться в вербальные и смысловые оттенки. Известие о скорой встрече с Шав всколыхнуло в нём недавно улёгшиеся эмоции.

В ожидании её прихода он мерил шагами огромный кабинет, пытаясь определиться, как себя держать. Плотность происходящего была очень высока, Кир не успевал осознанно переживать череду знаковых изменений. В последнее время он только и делал, что с огромной скоростью нёсся вперёд по течению бурной событийной реки. Именно сейчас, поставленный перед фактом свидания, он осознал, что и пострадать толком из-за ушата ледяной воды, вылитого Шав на костёр его юношеской страсти, не успел. Впрочем, как и ожесточиться по тому же поводу. Кроме того, появилась Тали, тонко разбавившая горечь и превратившая поражение в победу…

Нет, обиды на Шав не было. Бутон яркого карминового цветка, сорвать который рука не поднималась, раскрылся на ветке того самого дерева, что посадила и вырастила в нём Шав. Да что там, сама Шав была этим деревом — со жгутообразным перевитым стволом, с тонкими ветвями, без колебания колющими грубые чужие руки. И, как цветок Тали, все последующие цветы будут распускаться на нём: изящном гранатовом дереве с мощными корнями, имя которому — Женщина…

— Привет!

Кир пропустил её появление. За доли секунды, что поворачивался к ней, сердце успело сбиться с ритма. А когда увидел — пустилось вскачь, навёрстывая пропущенные удары.

Она улыбалась. Сияла. Когда она так улыбалась, миру можно было простить любые несовершенства.

— Тали… Я… Я боялся, что уже не увидимся. И… что увидимся — тоже.

Она порывисто шагнула навстречу. Обняла. Всей собой обняла. Приняла такого, как есть, — и отступила. Отпустила. Ушла. Только и осталось, что запах её тающий, едва уловимый, с тонкой горчинкой, да ощущение рук нежных, обнимающих шею. Была — и нет. Нет? Неверно. Есть. Цветок остался. Пусть он никогда не станет плодом, но цвести будет, сколько сил ему отпущено.

Когда через несколько минут появилась Шав, он уже смог взять себя в руки. Эмоции улеглись, вернулось недавнее спокойствие.

Объятие Шав — дружеское, крепкое — одарило теплом. Ни нервного жара, ни тяжкого вожделения, ни спазма во внезапно пересохшем горле… Маета осталась в прошлом. Всё названо, определено и уже находится на своих местах. И это хорошо.

— Рад тебе. Как отец?

Шав приподняла правую бровь и кивнула:

— Замечательно. Ты растёшь буквально на глазах. Отец… в порядке. С учётом известных тебе обстоятельств — более чем. Держит оборону. Думаю, сутки у нас ещё есть.

— А ты, надо думать, уже начала новую жизнь? — Кир улыбнулся. — С удовольствием отмечаю, что ты в ней не менее прекрасна, чем в прошлой.

— Ого… Ты и науку тонких комплиментов успел освоить? — Она ответила сдержанной улыбкой. — Здорово, что ты и Тали… Ну… Она очень тебе подходит.

— Могла бы подойти… — выражение его лица изменилось, стало собранным и серьёзным. — Но я рад, что у нас было хотя бы пару дней.

Шав провела рукой по его волосам. Знакомая с младенчества ласка больше не плавила Кира на медленном огне желания.

— Да. Хорошо, что получилось так. Тебе будет легче… пройти. И когда пройдёшь, — а ты пройдёшь, я уверена, — изменится абсолютно всё.

Он потёр лоб.

— Я, наверно, чего-то не понимаю. Если в ходе инициации никто, как оказалось, не умирает, с чего разгорелся сегодняшний сыр-бор на совещании? Почему они опасаются за мою жизнь?

— Знала, что спросишь. А ты подумай. Все ответы есть в тебе. Спроси себя, на что похожи Сферы элоимов. Ведь ты уже видел их… со стороны.

Шав согнула в локте левую руку и кисть таким образом, словно собиралась принять на ладонь маленький поднос… например, для фруктов…

— Виноград! Виноградная гроздь, да? — мгновенное озарение высветило воспоминание, подавленное после зачистки Фаэра. — Ты хочешь сказать…

— Я много чего хочу сказать, но не имею права. Ты должен всё найти в себе. И ответы, и — что намного важнее — правильные вопросы. И… выход.

Она нахмурилась и сложила руки на груди.

— Риск, бесспорно, есть. И немалый. Здесь я разделяю опасения Ламда и других аналитиков. Ты не прошёл полный цикл подготовки, многого не знаешь. Даже с… воображаемым пространством практически не работал. Но выбор невелик: либо отчаянный разбег, толчок и… взлёт, только взлёт!.. Либо… Если Совет до тебя доберётся… Не хочу пугать, но в этом случае для тебя будет лучше умереть сразу.

— Не доберётся. — Голос Кира звучал твёрдо и уверенно. — Я уже говорил и тебе повторю: инициации — быть. Я сам знаю, что мне это нужно.

На запястье Шав ярко вспыхнул экран браслета-коммуникатора, и, не дожидаясь ответа, Аш-Шер быстро заговорил:

— Шави, меня сейчас сопроводят на ментал-допрос. У вас остаётся от силы час.

Кир почувствовал, как обрывается сердце.

Отец кашлянул и после секундной заминки добавил:

— Обними… нашего балбеса за меня, — и отключился.

Шав, не успевшая ответить, досадливо поморщилась и перевела взгляд на Кира. Глаза её, потемневшие из-за расширившихся зрачков, выражали тревогу, но голос звучал сдержанно:

— Что ж, ты сам слышал. Пора.

Кир не понял, когда успел шагнуть ей навстречу и принять в раскрытые объятия. Она прижала его к себе — отчаянно, словно навсегда прощаясь, и сразу же отстранилась.

— Всё будет хорошо. Всё получится. Ты, главное, помни — мы тебя любим. Мы все в тебя верим. И ждём. Сколько бы лет тебе ни понадобилось, чтобы найти дорогу домой — ждём и любим.

— И я… люблю вас.

Голос его дрогнул. Шав, бормоча: «Соринка в глаз попала», прошлась пальцами по кончикам ресниц, старательно убирая несуществующий мусор. Кир, изо всех сил старающийся сохранить невозмутимость, сделал вид, что поверил.

Чуть позже, в сутолоке и нервозности последних приготовлений, именно этот момент — Шав, трогательно скрывающая слёзы, — вставал перед глазами снова и снова. Возможно, этим самым он пытался хоть немного притормозить невероятно разогнавшееся время, которое готовилось сорваться в яму неизвестности, увлекая его за собой.

Страха не было. Было просто холодно и тоскливо. Вокруг него, лишь на первый взгляд хаотично, перемещался человеческий муравейник, но Кир, закутанный в термоплед и усаженный в кресло подальше от общей суеты, уже не принадлежал ни к одному из сообществ. Под пледом, который вскоре предстояло сбросить, он был наг и бос, как в первые минуты рождения. Внутри себя — слеп и почти пуст, только дерево мягко шелестело во тьме что-то успокоительное. Но темнота не пугала: вот-вот техники дадут отмашку — и вспыхнет слепящий свет Сферы, который не оставит полутонов и оттенков. Потом не останется и звуков: включатся люци-излучатели, преобразующие привычное физическое пространство в пределах Сферы в поле бесконечного множества вероятностей, из которых Кир без права на ошибку должен будет выбрать свою.

Руки слегка подрагивали. Реакции обострились. Обилие света и цветов раздражало, и он зажмурился, но скрыться не удалось. Мир внезапно пророс нитями множества запахов, они переплетались в тончайшую, но прочную сеть и, как паучьи нити — незадачливых букашек, улавливали в себя информацию. С каждым вдохом Кира полнили образы, раздробленные, как части узоров калейдоскопа, он не успевал собирать целое из обломков, а их становилось всё больше.