— Вам нужна охрана? — спросил Бреннан.
— Нет. Это может испугать их, и они снова уйдут в крепость. И тогда без сражения нам не взять ее. Но пусть лучники стоят наготове, — мрачно добавил он. — На всякий случай, если у них слова расходятся с делом.
Он поднял руку в знак прощания, и они с леди сели на лошадей.
Фальконер держался наравне с ней и ехал справа в нарушение всех правил такого торжественного случая, но он собирался защищать ее, если из крепости начнут по ним стрелять.
Путь казался бесконечным, хотя на самом деле предстояло проехать совсем небольшое расстояние. Оба ясно сознавали свою уязвимость, несмотря на парящих над головой соколов и стоящих наготове лучников.
Но ни предательства, ни неудач не случилось. Они встретились с комендантом, снова заверили, что его подопечные не пострадают ни от наемников, ни от людей Уны. Уна из Морской крепости приняла капитуляцию крепости и формально взяла власть над долиной Рейвенфилд в свои руки.
Глава двадцать седьмая
Какое-то время прошло в налаживании дел в долине под руководством коменданта, которого Уна попросила продолжать выполнять свои обязанности, но здесь люди привыкли подчиняться приказам, и перемена власти прошла быстро и спокойно.
Когда руководители Морской крепости убедились, что в Рейвенфилде сохраняется спокойствие, они отправились домой, оставив в крепости небольшой временный гарнизон.
Их встретили с поразительным энтузиазмом, и фальконеры удивились: им радовались так же радушно, как своим собственным воинам. Так бывает далеко не всегда. Те, кто продает свои мечи за золото, как бы отважно не сражались, не ожидают никакой иной награды, кроме золота.
Леди Уне в предстоящие месяцы отдыхать не придется. Она разослала курьеров на самых быстрых лошадях в соседние долины, сообщая о том, что произошло в Рейвенфилде, и о причинах такого поворота событий.
Эти же всадники несли ее заверения, что она не желает войны и только преступления Огина вынудили ее так поступить.
Хозяйка долины устало посмотрела вслед своему последнему посыльному. Заверения легко даются, но гораздо труднее принимаются, и она хорошо понимала, что пройдет немало времени, прежде чем соседние владения успокоятся. Она уже продлила свое соглашение с фальконерами, чтобы закрыть опасный период, когда страх перед нападением может перерасти в панику и заставить соседей выступить против Морской крепости. Тогда потребуется сильная рука для отражения угрозы.
Леди нахмурилась. Ей сейчас больше, чем когда-либо, нужны наемники, и она от всей души надеялась, что Тарлах правильно поймет ее предложение. Иначе можно ожидать только его немедленного отъезда вместе со своими воинами, хоть они и дали клятву служить. Но в этом предложении нет позора ни для нее, ни для ее рода.
Глубокая печаль наполнила ее сердце при мысли о Тарлахе. Если бы он был мужчиной из другого народа, как хорошо бы все сложилось у них. Но она понимала, что чувства, которые они испытывают, должны молчать и умереть невысказанными.
Будь она девчонкой, со всей уверенностью и нетерпимостью юности, она могла бы надеяться, что он подчинится своему желанию и соединит свою жизнь с ее, нарушит древний обычай своего народа. И она испытала бы разочарование, если бы недостаток смелости помешал ему действовать в соответствии с ее желаниями.
Как женщина, она ничего не может сделать. Для фальконера братство, которое объединяет его с товарищами, это все. Если не считать странной дружбы, которая устанавливается у них с птицами, они буквально ничего больше не имеют. Даже Гнездо, которым они так гордились, погибло. Да, Тарлах любит долину Морской крепости, но сможет ли оценить истинную ценность владения? Или будет рассматривать его только как безопасное убежище для своего народа?
Можно ли надеяться, что такие отношения с ней будут для него достаточными и заменят все то, что он потеряет? Если она не сможет ответить на этот вопрос утвердительно, ей следует молчать. Она слишком любит и уважает Тарлаха, чтобы подвергать его такому испытанию. Уна прикрыла глаза. Она не может рисковать, иначе он ее возненавидит, а она станет его жалеть. Никакое ее желание не стоит этого.
Но один обет она дала. Фальконер Тарлах — ее истинный лорд, и какой бы безнадежной ни казалась ее мечта соединить с ним свою жизнь, он навсегда останется ее единственным лордом. Никто не займет его место в Морской крепости, и если она тем самым обрекает свой род на вымирание, пусть будет так. Она никогда добровольно не примет другого мужчину и его ласку.
Капитан фальконеров с удивлением воспринял приглашение леди долины посетить в ее личных покоях в любое удобное для него время, но пошел к ней немедленно.
При этом он сильно нервничал. Они больше ни разу не вспоминали тот разговор, когда им грозила ужасная и как будто неизбежная смерть. Он тогда не хотел, чтобы она ушла в последнюю дорогу, не выслушав его, и до сих пор вспоминал то чувство радости, которое охватило его, несмотря на грозящий ужас, когда она созналась в таком же чувстве к нему. Но то, в чем они признались перед смертью, не может осуществиться в жизни. Он считал, что они оба согласны с этим.
Он поднял глаза и снова опустил их. Конечно, они оба это признают.
Правда, у них было и небольшое утешение. Теперь, после возвращения в башню, они все время работали вместе и стали еще ближе друг другу, и так будет еще много месяцев. Они могут наслаждаться этим общением, а если когда-нибудь и придется расстаться, сейчас можно об этом не думать.
Уна сразу отозвалась на стук: она ждала его.
Тарлах с любопытством осмотрел ее комнату, толком не зная, чего он ожидал, и испытал легкое разочарование, потому что эта комната ничем не отличалась от покоев других высокородных женщин.
Мебель более утонченная, чем в других помещениях башни, а некоторыми предметами пользуется, по всей видимости, только Уна.
Занавеси и покрывало на кровати по рисунку были женскими, на них изображены прекрасные цветы, звери и птицы, выглядевшие живыми. На свету у окна рама с незаконченным шитьем.
Только в углу находилось свидетельство ее деловых и неженских интересов. Там стоял стол, такой же, как у него, а за ним закрытый шкаф. В таких обычно держат карты и записи, которые ведет хозяин долины.
На столе груда бумаг. Уна, должно быть, работала над ними перед его приходом, но он улыбнулся, увидев, как быстро Брейвери заняла ее место. И теперь величественно сидела на документах и внимательно и спокойно наблюдала за людьми, как будто интересуясь результатами их встречи.
Учитывая ее взаимоотношения с женщиной, очень вероятно, что так оно и было.
Тарлах плотно сжал губы и посмотрел на Уну.
Леди стояла у центрального окна. Вид из него открывался именно такой, какой он себе и представлял. На Уне шерстяное платье, как требовало время года, платье цвета ее глаз. Рукава с разрезами, из которых видна светло-зеленая подкладка. Как и большинство ее нарядов, платье плотно облегало тонкую талию и, расширяясь, переходило в просторную юбку. Волосы ее перевязаны широкой лентой того же цвета, что и глаза, и в них вплетены кружева. Когда она повернулась к нему лицом, он заметил на ее руке большой камень, похожий на прекрасный изумруд.
Сердце его болезненно сжалось при виде Уны. Она так прекрасна. В ней есть все, чего можно желать в женщине — она прекрасна и душой и телом. Может, она оделась так нарочно? Хочет подорвать его решимость, заставить повторить признание и выполнить его?
Тарлаху стало стыдно, Уна из Морской крепости не способна так использовать ни его, ни любого другого человека.
Эта мысль только обострила его горе, сознание того, что он теряет. Каковы бы ни были ее намерения, леди долины словно пронзила его мечом, пригласив к себе, куда он мечтал войти в ином качестве.
Но Тарлах не выдал охватившего его отчаяния. Он приветствовал Уну.
— Ты вызывала меня, леди? — спросил он, видя, что Уна не знала, с чего начать.