Изо всех сил она поддала ногой чашку, и та влетела в стену и разбилась. Остатки бульона выплеснулись на ее босоножки, и Наташа помчалась в ванную. Там под струей холодной воды она думала обрести спокойствие и воссоединить наконец душу с телом.

После этого ей вновь пришлось заняться уборкой. Несколько минут понадобилось, чтобы вытереть жирные лужицы на линолеуме, выбросить осколки чашки в мусорное ведро и заняться по новой приготовлением обеда для Игоря. На кухне ей еще с утра сварили бульон из курицы, которую принесла Виктория, и теперь нужно было только налить новую порцию из термоса и добавить в него сухариков.

Наташа выставила на прикроватный столик традиционный набор блюд, сложила руки на груди и сухо произнесла:

– На второе сегодня только каша и яблочное пюре.

Сиделка демонстративно смотрела в сторону, но взгляд серых, как осеннее небо, глаз настиг ее.

– Перестаньте корчить из себя леди Макбет, девочка! – Голос Игоря звучал непривычно строго и недружелюбно. – Если вы склонны любой ничего не значащий поцелуй расценивать как посягательство на свою честь, то успокойтесь сами и заверьте вашего драгоценного жениха, что чужая собственность меня не интересует!

Наташа подняла на него глаза. Его губы слились в тонкую, побелевшую от напряжения полоску, на переносице пролегла глубокая складка, а глаза смотрели так холодно и презрительно, что Наташа не выдержала, закрыла лицо руками и скрылась в своем убежище.

Она не видела, как Игорь откинулся головой на подушку и гримаса невыразимой боли исказила его лицо. Впервые он переживал из-за женщины, впервые неподдельно и искренне страдал оттого, что не имел никаких прав на эту девочку. Все его надежды рухнули в одночасье, лишь только она сообщила о существовании жениха. Субботний поцелуй был своеобразной местью хорошенькой сиделке, которая чуть не ввергла его в соблазн, заставила мучиться и даже тосковать о несбыточном и совершенно нереальном. Но почему же тогда он еще добрый час не мог заснуть после того поцелуя? Почему вслушивался в дыхание, приглушенное ширмой, безуспешно пытаясь избавиться от желания вновь испытать потрясшее его ощущение прикосновения к нежным и податливым девичьим губам.

Резкий переход от пронзительного восторга к пониманию полного провала отнял у него последние силы, и Игорь забылся в тяжелом, полном причудливых видений сне.

Проснулся он от пения. Низкий женский голос доносился из-за ширмы. С удивлением Игорь вслушался в странную мелодию и волнующие слова:

Песня завораживала, искушала окунуться в неизведанное, отринуть все земное, забыться в мире грез...

Игорь с трудом повернулся на бок и, оттолкнувшись руками от постели, сел на кровати. Пение за ширмой прекратилось. Он услышал продолжительный вздох, и тут же звякнула посуда. Игорь взглянул на часы. Сиделка готовила ему полдник. Он осторожно спустил ноги с кровати и вставил их в шлепанцы.

Сегодня он чувствовал себя несравнимо лучше. Слабость не наваливалась безмерной тяжестью, как это было еще вчера, да и голова почти не кружилась. Правда, лоб и спина покрылись потом, и руки, ухватившиеся за железный козырек, противно подрагивали, но боль в боку уже не была такой назойливой и тягучей. Он довольно улыбнулся, представив, как удивится Наташа, когда увидит, что он встал без ее помощи.

Но Наташа не удивилась, она расстроилась:

– Что ж вы меня не позвали? А если швы разойдутся?

– Теперь уже не разойдутся, – улыбнулся Игорь, – Герасимов на славу меня заштопал! – Он медленно выпил сок, повертел в руках печенье и с явной тоской посмотрел на него. – С каким удовольствием я слопал бы сейчас пару хороших шашлыков с горчицей или приличную отбивную!

Наташа забрала у него пустой стакан и, по-прежнему не глядя ему в глаза, сказала:

– Мечтать не вредно, а пока придется ограничиться кашками и соком.

Игорь пристально вгляделся в ее бледное, осунувшееся лицо и покачал головой:

– Не надо сердиться, Наташа!

Приподняв брови домиком и закусив нижнюю губу, девушка беспомощно глянула на него и тут же опустила глаза. Человек, которого обожают женщины и которому завидуют мужчины, в которого она влюбилась до безумия и который никогда не полюбит ее, сидел на кровати, свесив длинные сильные ноги в голубых пижамных брюках, и ехидно, как ей казалось, улыбался, рассматривая ее в упор.

Игорь понял, что она вот-вот расплачется, и его подвижное лицо стало сосредоточенным, губы приобрели более жесткие очертания.

– Послушайте меня, Наташа. Мне совсем не хочется находиться с вами в состоянии войны. Даю слово офицера, что ничем и никогда больше не обижу вас. Идет?

Ощущая нестерпимый холод в груди и все возрастающее отчаяние, смутно понимая, что ей говорят, Наташа молча опустила голову, не в силах произнести ни единого слова в ответ.

Игорь ждал, протянув руку, и она робко дотронулась до его пальцев и тихо произнесла:

– Идет!

Она почувствовала, как пристальный взгляд Игоря, словно острый клинок, проникает в ее сердце, и поспешно отвела глаза.

На нежном, без малейших следов косметики девичьем лице вновь вспыхнул румянец. Игорь мысленно выругался: его язык в последнее время, похоже, существовал сам по себе. Иначе чем можно объяснить поток воистину железобетонного косноязычия, из-за которого вот-вот расплачется ставшая дорогой ему девушка?

Но язык продолжал жить собственной жизнью, и, вместо того чтобы сказать что-нибудь ласковое, успокаивающее, Игорь, с трудом выдавив из себя улыбку, попросил Наташу помочь ему перебраться ближе к окну в кресло-качалку.

Расстояние в несколько шагов он преодолел почти самостоятельно, чуть опираясь на Наташину руку. По пути он разглядывал четкий пробор, разделявший ее волосы, от которых на него вдруг повеяло запахом лимона и еще чем-то знакомым, из далекого детства. И Игорь вспомнил. Так пахло недавно скошенное, немного подсушенное сено. Запах донника и ромашки, настоянный на аромате молодого девичьего тела. Игорь нервно сглотнул. Сейчас ему определенно противопоказано находиться рядом с женщиной, а с этой – особенно.

Вздох облегчения, который ее пациент издал, опустившись в кресло, Наташа приняла за стон. Вероятно, так оно и было на самом деле. Игорь испытал почти физическую боль, когда окончательно понял, что никогда не сможет не только обладать ею, но даже коснуться губами тонкой шеи, прижаться щекой к ее груди, услышать биение ее сердца.

Откинувшись на спинку кресла, он прикрыл глаза, наблюдая сквозь ресницы, как сиделка, беззвучно шевеля губами, следит за секундной стрелкой – считает пульс, который от прикосновения ее пальцев забился в страстной тарантелле.

– Придется пока повременить с вашими прогулками! Небольшое усилие – и пульс у вас бьется, как у загнанной лошади. – Наташа с укоризной посмотрела на него и добавила: – Завтра опять получу выговор от Лацкарта за то, что иду у вас на поводу и разрешаю передвигаться по палате.

– Ничего страшного, – улыбнулся Игорь, – предоставьте мне разговаривать с Лацкартом по этому поводу.

Наташа подошла к окну и немного затворила створку. Заметив протестующий взгляд, пояснила:

– Я прикрою вас одеялом, и можете спокойно дремать до самого ужина.