«Господи! Есть же такое чудо на свете!» – подумала Наташа, переворачиваясь со спины на живот и прислушиваясь к ленивому плеску едва заметных речных волн, набегающих на пологий берег и слизывающих песок у нее из-под ног.

Она лежала почти у самой кромки воды: здесь было не так жарко.

За три дня она успела прилично загореть, хотя купалась обычно утром и вечером. Днем царила невыносимая жара, и, лишь обладая стойкостью йога, можно было вынести солнечные процедуры на белом, раскаленном, как сковорода, песке. Вода в реке тоже не давала прохлады. За долгий июльский день она прогревалась так, что лишь по чистой случайности не превращалась в источник бесплатной ухи для отдыхающих по ее берегам и разморенных жарой бездельников.

Наташа тоже бездельничала, осознав на тридцать пятом году жизни, что это весьма приятное занятие – не чувствовать себя кому-то обязанной, не спешить на работу, не заботиться о том, чтобы накормить, обуть, одеть, вовремя отвесить подзатыльник. Все заботы о Наташином беспокойном семействе на время ее отпуска взвалили на себя Разумовичи, наконец-то заполучившие его в свое полное распоряжение.

Софья, которая вышла замуж год назад, решила развить невостребованные до сих пор педагогические таланты на Наташиных близнецах с первых их шагов по питерскому асфальту.

После четырех часов перелета бывшим сибирякам позволили отдохнуть до вечера и пригласили на семейный совет. На нем гостья и муж Софьи Борис, рыжеватый и поджарый заведующий клиникой, в которой Наташе предстояло трудиться с сентября, в отличие от старожилов квартиры обладали пока лишь правом совещательного голоса.

Впрочем, и Евгения Михайловна, и сильно постаревшие Клара и Белла добровольно передали все бразды правления Софье. Она же, выйдя замуж, слегка притихла и не так часто заявляла о себе в качестве домашнего диктатора, как это бывало раньше. Но сейчас Софья вновь воспрянула духом и с первых же минут встречи обращалась с мальчишками, как с личной собственностью.

Наташа переглянулась с Борисом, с легкой усмешкой взиравшим на супругу, смахивающую в своем черно-желтом одеянии на суетливую пчелу, и подмигнула ему. Борис сделал большие глаза и исподтишка погрозил гостье пальцем. За несколько часов знакомства они уже успели подружиться. Наташа, с достаточной дозой скептицизма относившаяся к слишком скорому, на ее взгляд, замужеству подруги, по достоинству оценила острый ум и терпение своего будущего начальника. Уж кто-кто, а она на себе испытала неуемный и въедливый характер подруги, непримиримого борца с чужими недостатками и пороками общества. А тут вдруг в одном письме она сообщила, что у них в клинике новый заведующий – непроходимый тупица, лентяй, сквернослов и юбочник. Во втором – что он тайный алкоголик, картежник и любитель юных медсестер. А в третьем, уже без комментариев, – что выходит за него замуж.

Затем месяца два Наташа не получала от Софьи ни единого письма, а лишь одну замызганную, с множеством восклицательных знаков открытку из Сочи, из которой она с трудом, но поняла, что подруга счастлива!!! Безмерно!!! Безумно!!! Навсегда!!!

Теперь источник Сонькиного счастья сидел рядом с Наташей в кресле и с веселыми искорками в глазах наблюдал за жаркой дискуссией, разгоревшейся за длинным дубовым столом, который пережил семь десятилетий советской власти и только чудом не сгинул в «буржуйках» двух революций, Гражданской войны, первых пятилеток, самой страшной в истории человечества блокады и не попал в антикварный магазин в смутные девяностые годы...

– Парни останутся с нами, – вещала Софья. – Наташку отправим с глаз долой подальше на юг отдыхать. А то она уже на бабу не похожа. Ходячая вешалка для одежды. Ты не смотри на меня, я быстро тебя приведу в норму! – произнесла она с угрозой в голосе. – Иначе ты мне все отделение распугаешь! Или студенты, не дай бог, случайно тебя за наглядное пособие примут. – Сонька перевела дух и продолжала: – Маму и тетушек завтра же отвезем на дачу. Пусть готовят базу для приема гостей. Егорку и Петьку вместе с Борисом на эти два дня отправим разглядывать местные достопримечательности. Зимой на это времени уже не будет!

Борис склонился к Наташе и прошептал:

– До сих пор удивляюсь, как я осмелился жениться на ней! Соню в клинике прозвали Цунами, и с первых дней работы, стыдно признаться, я почти панически боялся встречаться с ней. Язык у нее, скажу я вам, поострее той гильотины.

Наташа улыбнулась ему в ответ:

– Надеюсь, теперь вы поняли, что она добрейшая из женщин, но порой бывает до безобразия принципиальной, хотя, я вижу, достаточно легко поддается перевоспитанию.

Борис кивнул, соглашаясь, и продолжал наблюдение за маленькой решительной женщиной, восседавшей во главе стола.

Егор и Петька, пристроившись по разным углам огромного кожаного дивана, одним глазом косили в телевизор, другим – в сторону матери, как, дескать, реагирует на тетки-Сонькины тирады. Втайне они уже успели сговориться с дядей Борисом и составили свой план летнего отдыха, который включал купание в Финском заливе, хождение на яхте под парусом и ночную рыбалку в серьезной компании мужчин, куда доступ женщинам был категорически запрещен.

– Главная наша тактическая хитрость – во всем соглашаться с дамами. – Мальчишки знали об этом из собственного опыта и поразились, что взрослый дяденька с хитрыми глазами, оказывается, думал и рассуждал точно так же. – Женщины решат, что мы у них на коротком поводке, успокоятся, налягут на дачные дела, тем самым обеспечат нам свободу маневра, и тогда мы займемся тем, что по-настоящему интересно и полезно...

На следующее утро, рассортировав и распределив домочадцев и гостей по видам деятельности согласно утвержденному вечером плану, Софья усадила Наташу перед большим, почти на треть стены супружеской спальни, овальным зеркалом.

Она окинула Наташу придирчивым взглядом и взъерошила ей волосы на затылке.

– Да-а! – протянула она задумчиво. – Думаю, пришла пора сменить тебе имидж. – Софья деловито потерла ладони. – Нужно основательно обновить твой гардероб: никаких темных тонов и сиротских расцветок. Ты вступаешь в новый период своей жизни, надеюсь, в более радостный и перспективный. Поэтому тебе предстоит многому научиться, чтобы вновь почувствовать себя женщиной, причем очень красивой женщиной! Забудь раз и навсегда, что свои достоинства надо скрывать, их надо демонстрировать, кричать о них на весь белый свет, подчеркивать с помощью умелого макияжа. Это дело нехитрое, я тебя этому за пару часов обучу! – Она чуть дернула подругу за короткую челку и покачала головой. – А волосы нужно было оставить подлиннее, а то с этой прической «а-ля бритый ежик» ты больше напоминаешь обитателя тифозного барака, чем молодую красивую даму.

– Соня, – улыбнулась Наташа, – ты ведь знаешь, с косой я бы не выжила! Это ведь ужас, сколько на нее времени уходило!

– Ну и Аллах с ней! Стрижка тебе, по-моему, даже больше идет! Вот глаза только как у стрекозы торчат, а так ничего!

Наташа рассмеялась:

– Что еще у меня торчит? Говори, не бойся! Вынесу самый жестокий приговор.

– Все остальное у тебя на уровне, нужной высоты и упругости. Но наша задача довести твой нежный облик до такой кондиции, чтобы торчало уже у мужиков, на тебя взирающих.

– Сонька, – охнула Наташа, – я же мать двоих взрослых детей, а ты такое болтаешь!

– Я что, тебя к первому встречному в постель укладываю? – Подруга взъерошила ей волосы и, отступив на шаг, критически оглядела содеянное. – Сначала мы изменим твою масть...

– Как это? – ошеломленно спросила Наташа. – Что ты имеешь в виду?

– А то, что через час ты превратишься в знойную брюнетку с ослепительно голубыми глазами. Такое сочетание сильнее атомной бомбы действует на мужиков!

– Ты считаешь, что от них даже кучки пепла не останется?

– Нет, наше оружие сработает избирательно, а на некоторые сугубо мужские детали повлияет как катализатор...