– Это еще почему? – нахмурилась Липа.

– Завещатель имеет право распорядиться только ма­териальными ценностями. Молодой человек, вы-то хоть понимаете, о чем я говорю?

– Но ведь можно сделать запись, содержащую волеъявление завещателя, – неожиданно подал голос старший лейтенант Игорь, до сих пор сидевший с опу­щенными глазами. – Юридической силы это иметь не будет, но – на бланке или со штампом нотариальной конторы – свою роль сыграет.

Липа, Ромка и даже нотариус удивленно взглянули на него.

– Не знаю… Но это же не будет иметь юридической силы… И вообще у меня ограничено время…

– Тогда вот что, – решительно сказала Липа. – Тогда я сама напишу, а вы просто поприсутствуйте.

– Ну, пожалуйста, – пожав плечами, согласилась нотариус. – Пишите. – И, взглянув на Ромку, заметила: – Весело живете.

– Теперь можно и чайку попить спокойно, – сказала Липа, проводив нотариуса до лифта. – Игорь, вы чайку с нами выпьете? Ромочка, что это с тобой, тебе нездо­ровится?

– Бабуль… Тут вот какое дело… Игорь-то, оказыва­ется, мой брат…

Липа плюхнулась на диван.

– В каком смысле?

– В прямом.

– Ты хочешь сказать, что у Левы, у твоего отца, была связь с другой женщиной? – Липа сделала непри­ступное лицо.

– Угу, – кивнул Ромка.

– …Ты хочешь сказать, что в то время как твоя лать, жена Левы…

– Именно! Золотые слова! В то время как моя мать, жена Левы… А чего ты разбушевалась?! Игорь-то здесь при чем?

– Олимпиада Михайловна! – выкрикнул весь крас­ный Игорь. – Поймите, мне ведь ничего не надо. Я чело­век взрослый, самостоятельный… Я юридический закан­чиваю заочно… У меня жена, дочь… Это мне мать толь­ко недавно сказала.

– Игорь только что мать похоронил, – добавил Ромка.

– Господи, бедный мальчик! – Липа всплеснула ру­ками. – И что же теперь делать? Ромочка, что нам те-тгерь делать?.. И Лева ничего не знает!.. Давайте я по­звоню ему.

– Погоди, бабуль, успеется. Лучше чайку попьем. А может, на уголок сбегать по такому случаю?

– Да я захватил, – Игорь достал «дипломата» бутылку коньяка.

Ромка присвистнул:

– Богато живешь, братан!

– Действительно, ведь он тебе брат, – задумчиво пронесла Липа, разглаживая ладонью сморщившую­ся клеенку на столе. – Никак не могу свыкнуться с этой мыслью.

– А чего с ней свыкаться-то? – усмехнулся Ромка. – Ты погляди на нас. Даже ногти одинаковые. – Он взял Игоря за руку и показал Липе две кисти – свою и его.

– Одинаковые… Да… И глаза похожи, и волосы… Вот только нос у тебя Анечкин… Но это будет такой удар для Люси!..

– Брось, бабуль! Какой еще удар! Она отца тер­петь не может!

– Не знаю, не знаю… Постой, Рома, но ведь если он тебе брат, значит, он мне внук?

– Ну, не совсем… Отец-то тебе зять. Притом бывший.

– Нет, ты что-то путаешь, Рома, – строго сказала Липа. – Раз тебе – брат, значит, мне – внук… Но я же не отразила его в завещании!..

– Переживет, – засмеялся Ромка. – Бабуль, ты с нами выпьешь за знакомство? Сосуды расширишь, дав­ление уберешь. Давай!

– Ну, налей… Хватит, хватит… Но как же все-таки?..

– Бабуль, а чего ты вроде как недовольна? Новый родственник! Братан! Ништяк! Ништяк, Игорь?

– Ништяк, – неуверенно пронес старший лейте­нант.

Липа отхлебнула коньячку, и видно было, что но­вый «внук», несмотря на то что он – результат мены зятя, ей нравится. И действительно, похожи с Ромкой.

– А ты к отцу вообще не ходи, понял? – Ромка по­ложил руку Игорю на погон. – Не ходи. Чего тебе?.. Начнет нудить: почему, зачем, откуда?.. Да на кой он тебе! Брат – вот он! – Ромка хлопнул себя по груди. – Бабушка – вот она! Бабуль! Поцелуй его, а!

На двери в пластмассовом пакетике висела карточ­ка «Шукурова К. А.». Второй кармашек был пустой. | Ромка постучал, никто не ответил. Он постучал сильнее.

Потом осторожно приоткрыл дверь.

Посередине стоял круглый старомодный стол, покры­тый зеленой скатертью с черным инвентарным номером на свесившемся углу. По обе стороны окна – кровати напротив друг друга, две тумбочки, два будильника, два шкафа – всего по два. Стульев, правда, три, один в уг­лу с дыркой, под ним на нкой табуреточке горшок.

Правая половина комнаты была обжитая: на тум­бочке прислоненная к вазе фотография толстой девочки в старинной резной рамке. Над кроватью коврик с оленем.

В комнате никого не было. Игорь поставил торт на стол.

– Голяк на базе, – покачал головой Ромка и тут за­метил в необжитом углу вплотную к шкафу маленький диванчик, наполовину заслоненный спинкой стула. На диванчике – толстую старуху. Старуха была в вален­ках, несмотря на май месяц. Старуха спала.

– Она? – шепотом спросил Игорь.

– Не-е, другая… Которая на двери.

Ромка подошел вплотную к диванчику, чтобы выяс­нить, где вновь поступившая Сокова Мария Михайлов­на. Тронул старуху за плечо, та что-то пробормотала.

– Извините, не скажете, где Сокова Мария Михай­ловна?..

Старуха зашевелилась, выкарабкиваясь сна; Ром­ка наклонился поближе и на сером отекшем лице заме­тил две волосатые бородавки: над губой и на подбо­родке.

– Игорь! – Ромка повернулся к брату и потыкал пальцем в воздухе над головой старухи. – Вроде она… Тетя Маруся!..

Старуха чуть дернулась, бормотнула что-то, приот­крыла один глаз, затем другой…

– Жоржик! – пророкотала она глухим басом. И за­плакала, по-прежнему не меняя сонного на боку поло­жения.

Ромка смотрел на двоюродную бабку, на ее неузна­ваемое лицо, на мокрые от слез дряблые щеки и шмы­гал носом.

Марья плакала, не шевелясь, не отирая слез, и они тоненькими ручейками текли по обеим щекам на по­душку.

– вставай! – сморгнув слезы, бодрым голо­сом сказал Ромка.

Марья протянула вперед короткие, тяжелые, как у Липы, руки: – Тащи!

– Ну, как добралась? – спросил Ромка, когда ста­руха села.

– Живая, – прокряхтела Марья. – А это кто?

– Это Игорь. Помнишь, Липа тебе про него писала.

– Понятно, – сдержанно пронесла Марья.

– Мне вчера позвонили на работу, что тебя привез­ли, Игорь как раз на сессию приехал… Вот…

Марья спустила на пол растопыренные негнущиеся ноги в черных с белым клеймом валенках.

– Совсем села… Жоржик, очки подай. Ой, что это я тебя все Жоржиком? Ромочка! Ну-ка вон туда отой­дите: взгляну… Похожи. Только у него задница помень­ше будет, а у тебя совсем как у Левки. Ну, да не в задни­це дело. Липочка-то чего же не приехала? На такси – так я денег дам.

– Забыла? Я ж тебе писал: умерла бабушка.

– О-ой, Липочка! – снова заплакала Марья. – Се­стренка моя дорогая!.. Забыла, дура старая… Жду, ду­маю, приедет…

– Я тебе фотографию привез, похороны, как проси­ла… На гляди. Плакать будешь, не дам!

– Плачь не плачь, теперь уж что?.. Вот она, моя милая! Худенькая-то какая стала.

Липа и правда стала последнее время щуплень-кая. «Изболелась-то как», – профессионально-сочувствен­но сказала Ромке в морге женщина, одевающая покойни­ков. А она и не болела совсем – просто усохла.

Марья приложила карточку к губам, поцеловала не­сколько раз.

– А что же это – одни мужики? – Она недовольно взглянула на Ромку. – А Людмила, Татьяна где?

– Бабушка их не хотела.

– А соседи?

– Да ты знаешь, холодно было, тетя Марусь. Они потом помянуть пришли.

– Помянуть… Это они любят!.. А этот здоровый? С усами? – она ткнула пальцем в Вовку Синяка.

– Товарищ мой школьный. Липа его любила.

– А это кто? Ром, кто это?

– Сереня Круглов. Тоже товарищ мой. Из Уланского.

– Ну, ладно. Похоронили, значит. На тумбочку по­ложи. – Марья вздохнула. – Стул берите! – И протяну­ла руку Игорю: – Сокова Мария Михайловна.

– Старший лейтенант Веревкин. Игорь Львович.

– Лейтенант? – сморщившись, повторила Марья. – Мало. Небось вино пьешь: вот и не выслужился. Жор­жик тоже вино любит, – кивнула на Ромку.

– Игорь через год капитана получит, – вступился Ромка.