– Жалко!.. Жалко у пчелки в попке. Вон его жал­ко! – Она ткнула пальцем в сторону Игоря. – Мать жалко! Его мать, не Люську! Люську ко мне не возить! Сам приезжай да вот он. Про колесики понял?

– Понял, все понял. Ты отдохни, а я пойду с врачом потолкую.

Старуха послушно повалилась на подушку.

Когда Марья отдохнула, Ромка с Игорем под руки повели ее в садик. Марья велела прогуливать себя по длинной дорожке, чтобы возможно большее количество персональных пенсионеров – старых большевиков – от­метили факт заслуженного внимания со стороны родст­венников к Соковой Марии Михайловне.

Но хватило ее ненадолго. Братья приволокли стару­ху к грибку. Усевшись за стол и отдышавшись, Марья выкурила еще одну нелегальную сигарету, снова отор­вав– для крепости – фильтр, и деловым голосом стала рассказывать о своей работе в обкоме, хотя уже пятнад­цать лет была на пенсии. Два старичка, сидевшие ря­дом с ней под грибком, внимательно слушали.

Когда внуки собрались уходить, Марья велела под­вести себя к окну, легла на подоконник животом.

– Через те ворота идите. Чтоб мимо моих окон. Я вам рукой помашу. На улице уже темнело.

– И одеколону мне привезите! – кричала Марья в окно, явно привлекая внимание пенсионеров. – «Белую сирень»! И конфет шоколадных. Трюфелей!.. Рома, Ро­ома!.. Левку-то все-таки привези! Черт с ним.