Что? Марций колотил нашего?

Ну, не то чтоб колотил, а спуску ему не давал.

Брось, приятель, мы здесь люди свои. Марций всегда был не по зубам нашему. Это его собственные слова — я же слышал.

Что верно, то верно — не по зубам. Под Кориолами он сам изрубил и размолол нашего, как отбивную.

Так что запросто мог его поджарить и скушать, если б был людоедом.

А еще какие новости?

Наши так его ублажают, будто он сын и наследник Марса. Его посадили на самый верхний конец стола; если кто из сенаторов с ним заговорит, так обязательно встанет и шапку снимет. Наш полководец ухаживает за ним, как за любовницей: то рукой его тронет словно святыню какую, то слушает его, выкатив глаза. Но главная новость вот какая: полководец-то наш теперь напополам разрезан, он уже только половинка того, чем был вчера; а другой половинкой по желанию и с согласия всех, кто сидит за столом, стал Марций. Он обещает римскому привратнику уши нарвать и все со своей дороги смести, чтоб позади него одно гладкое место осталось.

Что ж, он, по-моему, больше любого другого способен это сделать.

Он не только способен это сделать, но и сделает, потому что — понимаешь, приятель, — у него на родине друзей не меньше, чем врагов, только эти друзья, понимаешь, не смеют показать, что они ему друзья, покуда он, как бы это сказать, декредитации подвергается.

Декредитации? Это что такое?

А как только, приятель, они увидят, что он гребень шлема опять кверху задрал, да в полную силу пришел, так сейчас выскочат из своих нор, как кролики после дождя, и сбегутся к нему на подмогу.

Когда же все это будет?

Завтра, сегодня, прямо сейчас. Чуть обед кончится, ударил барабан, вроде как на сладкое, и наши выступят, не успев даже губ утереть.

Значит, опять повеселимся. Что хорошего в мирном времени? Только железо ржавеет, портные разводятся да стихоплеты плодятся.

Да и я скажу: война — лучше мира, как день лучше ночи. Во время войны живешь весело: то тебе новый слух, то новое известие. А мир — это вроде спячки или паралича: скучно, пусто, тоскливо. В мирное время больше незаконных детей родится, чем на войне людей гибнет.

Это точно. Конечно, на войне подчас чужих жен насилуют; зато в мирное время жены своих же мужей рогами украшают.

Верно. Оттого люди и ненавидят друг друга.

А все почему? Потому что в мирное время они не так друг другу нужны. То ли дело война! Надеюсь, римляне скоро будут стоить не дороже вольсков. — Слышите, из-за стола встают!

Идем, идем скорее!

Уходят.

Рим. Площадь.

Входят оба трибуна — Сициний и Брут.

Чего бояться нам? О нем не слышно,

Да и безвреден он во время мира

И прекращенья смут, народ державших

В тревоге постоянной. Пусть краснеют

При виде процветающей отчизны

Друзья спесивца Марция, которым,

Хоть и они страдали от раздоров,

Приятней видеть уличные схватки,

Чем слышать, как ремесленники наши

В довольстве и покое распевают

За верстаком своим.

Мы зло сумели вовремя пресечь.

Входит Менений.

Гляди — никак, Менений?

Да, он самый.

Он стал с тех пор куда любезней с нами. —

Привет тебе.

И вам обоим также.

Жалеют о твоем Кориолане

Одни его друзья, а государство,

Назло ему, стояло и стоит.

Все это хорошо, но было б лучше,

Когда б он уступил.

Не знаешь, где он?

Не знаю ничего. Вестей о нем

Жена и мать его не получают.

Входят трое или четверо горожан.

Да охраняют боги вас обоих!

Соседи, добрый вечер!

Добрый вечер,

Всем добрый вечер!

Мы и наши семьи

Должны за вас молиться на коленях.

Живите, благоденствуйте.

До встречи,

Соседи наши добрые. О, если б

Кориолан любил вас так, как мы!

Пусть боги вас хранят.

До скорой встречи!

Горожане уходят.