Чем волк от пастухов. Его друзья?

Да ведь мольбою сжалиться над Римом

Они б к нему враждебность проявили

И оскорбили бы его не меньше,

Чем те, кого он ненавидит.

Правда!

Стань поджигать он собственный мой дом,

И то б я не посмел просить пощады.

Да, славное вы дельце смастерили

С мастеровыми вашими!

Вогнали

Вы Рим в такую дрожь, что не излечишь

Ее уже ничем.

При чем здесь мы?

А кто ж? Быть может, мы? Он был нам дорог,

Но, знатные трусливые скоты,

Мы вашей черни поддались, и свистом

Она его изгнала.

Я боюсь,

Чтоб он на крик ее не возвратился.

Сам Тулл Авфидий в войске стал вторым

И повинуется, как подчиненный,

Любому знаку Марция. У Рима

Теперь одна опора и защита —

Отчаянье.

Входит толпа горожан.

А вот и ваша шайка!

Так, значит, и Авфидий с ним?

(Толпе.)

На Рим

Заразу вы накликали в тот день,

Когда свои засаленные шапки

Кидали вверх и требовали с ревом

Изгнать Кориолана. Он вернулся,

И каждый волос на его бойцах

Для вас бичом окажется. Заплатит

Он вам за ваши голоса и с плеч

За каждую подброшенную шапку

Снесет одну безмозглую башку.

Да что там! Пережги он нас на уголь,

И то б нам было поделом.

Ужасное известье!

Я-то сам,

Сказав: «Изгнать», прибавил: «Жаль».

Я тоже.

Я, конечно, тоже. Сказать по правде, не мы одни так говорили. Мы ведь думали сделать, чтобы всем было лучше, и хоть соглашались его изгнать, но в душе-то были с этим несогласны.

И ловки ж вы голосовать!

Изрядно

Сумела отличиться ваша свора!

(Коминию.)

Идешь со мной в сенат?

А то куда же!

Менений и Коминий уходят.

Соседи, по домам! Не унывайте.

Ведь все они приверженцы его

И только ждут, чтоб подтвердилось то,

Чего они для виду так боятся.

Ступайте и не вешайте голов.

Да смилостивятся над нами боги! Пойдем домой, соседи. Зря мы его изгнали — я же всегда это говорил.

Все мы говорили то же самое. Идем-ка поскорей.

Горожане уходят.

Не нравится мне эта весть.

Мне тоже.

Идем на Капитолий. — Половину

Того, чем я владею, я бы отдал,

Чтоб это было ложью.

Ну, пойдем.

Уходят.

Лагерь неподалеку от Рима.

Входит Авфидий с одним из военачальников.

Так, значит, войско к римлянину льнет?

В нем что-то колдовское есть. Солдаты

Лишь про него толкуют. Имя Марций

Им служит предобеденной молитвой,

Питает их застольную беседу,

«Спасибо» заменяет за едой.

Да, вождь, на время этого похода

Ты отодвинут в тень.

А что ж мне делать?

Бороться? Это значит нашим планам

Колени перебить. Он и со мною

Надменней, чем я ждал, когда впервые

Мы обнялись. Но он всегда такой,

Его не изменить. Я извиняю

То, что исправить не могу.

Мой вождь,

Хотел бы я для твоего же блага,

Чтоб ты с ним власть над войском не делил,

А либо сам распоряжался, либо

Ему начальство сдал.

Тебя я понял.

Однако помни: он и не предвидит,

Какие обвиненья предъявлю

Ему я в день сведения всех счетов.

Хоть кажется — и сам он в это верит,

Да и толпа, наверно, так же мыслит, —

Что он походом и делами вольсков

Руководит отлично, что дерется

В сраженьях, как дракон, что стоит только

Ему взмахнуть мечом, как враг бежит,

Но то, на чем он шею в день расчета

Себе иль мне сломает, — впереди.

Ты думаешь, что Рим он взять сумеет?

Все города ему сдались без боя,

А в Риме и сенаторы и знать —

Его друзья. Трибуны — не солдаты.

Народ же призовет его обратно

Еще поспешней, чем изгнал. И Рим

Он схватит, как морской орел рыбешку,

Которая сама к тому всплывает,

В ком видит прирожденного владыку.12

Сперва он верно родине служил,

Но устоять не смог под грузом славы.

Быть может, в том была повинна гордость,

Которая нас портит в дни успеха,

Иль вспыльчивость, которая мешает

Использовать разумно цепь удач,

Иль то, что от рождения ему

Присущи непреклонность и упорство,

Из-за которых на скамьях сената

Он шлема не снимал и оставался

В дни мира столь же грозен, как в бою.

Из этих свойств любого (обладает

Он ими всеми, хоть не в полной мере)

Довольно, чтобы на себя навлечь

Изгнание и ненависть народа.

Он сам свои заслуги свел на нет,

Твердя о них кичливо. Наша слава