И громко захохотал, довольный собственной шуткой.

Камера оказалась недалеко, всего-то этажом ниже. Едва Савелий переступил порог нового жилища, как в лицо ударило застоявшейся сыростью. Через небольшое решетчатое оконце, находившееся почти под самым потолком, скупо пробивались сумерки. Родионов рассмотрел в углу небольшой топчан, прикрытый тонким одеялом, и, уныло окинув камеру взглядом, тяжело присел. Да-с, сколько же здесь придется куковать! И тотчас к нему на колени бесцеремонно прыгнула огромная крыса с коричневой короткой шерсткой. Задрав острую отвратительную морду, она с интересом уставилась на Савелия.

Родионов, поморщившись, с отвращением смахнул с колен мерзкую тварь. Теперь понятно, о каких жильцах шла речь.

Крыса обиженно пискнула, но удаляться не спешила. Отскочив на пару шажков, она стала с любопытством поглядывать на Родионова издалека и, насмотревшись, скрылась в небольшом проеме в углу камеры.

Савелий невольно улыбнулся: может, он и зря обиделся на божью тварь. Посидишь тут в одиночестве с пяток лет, одичаешь вконец, так даже крыса милым другом покажется. А ведь эта тварь человека совсем не боится, и чувствуется, что вскормлена рукой узника.

От этих дум Савелию немного полегчало. Ладно, никуда она не денется, придет, помиримся!

С неделю Родионова никто не тревожил. Молчаливый охранник наведывался к нему раз в сутки, чтобы принести жидкую похлебку и небольшой кусок хлеба.

Крыса, зная распорядок тюрьмы, вылезла из норы ровно за пять минут до появления надзирателя. И, остановившись от Савелия на расстоянии вытянутой руки, с нетерпением поглядывала на дверь.

Как только тюремщик ставил миску с варевом на крохотный стол у входа, крыса осторожно приближалась и, задрав длинную узкую морду, с надеждой посматривала на Савелия. В своих надеждах животное не ошиблось ни разу. Родионов отламывал кусок хлеба и бросал его грызуну. Крысу он назвал Аркашей. Какими-то своими повадками животное напоминало ему знакомого хитрованца, промышлявшего мелкими кражами на рынках. Что удивительно, но крыса охотно реагировала на свое новое прозвище и уже на четвертые сутки подходила совсем близко. И, как показалось Савелию, в знак признательности даже слегка шевелила длинным хвостом.

Вопреки своим сородичам она никогда не накидывалась на угощение сразу. Подходила к куску хлеба степенно, мелко семеня лапками. Долго вдыхала пряный запах, как бы размышляя, а стоит ли принимать угощение? И только после этого, взяв в зубы кусок хлеба, достойно удалялась в нору.

За время пребывания в камере Савелий успел привыкнуть к крысе и вполне понимал всех тюремных сидельцев, что скармливают свой провиант животным. Какая-никакая, но живая душа рядом!

На восьмые сутки дверь открылась, и, стуча тростью о каменный пол, в камеру вошел молодой человек.

– Спасибо, голубчик, – небрежно бросил он через плечо надзирателю, – откроешь минут через десять. Я не задержусь надолго. Воздух здесь сыроват, – поморщился щеголь. – Для здоровья очень вреден.

Надзиратель что-то неопределенное буркнул в ответ, и дверь, тяжело бухнув, закрылась.

Всмотревшись, Савелий узнал в госте человека, который разговаривал с Елизаветой в Гранд-опера. Кажется, Вольдемар отрекомендовал его как профессионального убийцу.

Посетитель между тем не терялся. Откинув полы пиджака, он грациозно присел. Как если бы это были не тюремные нары, а мягкое кресло. После чего указательным пальцем провел по засаленной поверхности стола и вынес беспощадный вердикт.

– Да-с, прямо хочу сказать, французские тюрьмы не «Метрополь». Ба-а! – протянул он восторженно, заприметив в метре от ботинок попискивающего Аркадия. – Да здесь у вас и звери даже имеются! Вижу, что скучать они вам не дают. Похвально!

Крыса восприняла появление нового человека совершенно безбоязненно, даже с заметным интересом. Черные блестящие глазки впились во франта: а не подбросит ли он горсть сухариков? Не дождавшись подношения, крыса обиженно пискнула и спряталась в свою нору.

– Собственно... чем обязан?

Франт грациозно снял шляпу и аккуратно положил ее на колени.

Родионов посмотрел в лицо незнакомца. Оно ровным счетом ничего не выражало! Цвета глаз не рассмотреть – темновато. Может быть, поэтому они выглядели совершенно безжизненными. И оттого казались такими же бесстрастными и страшными, как стоящая во дворе тюрьмы гильотина.

Савелий сидел напротив гостя на таких же узеньких нарах. Их отделяло всего лишь метра полтора. Свет, падающий из окна, осветил узкое лицо гостя, выглядевшее сейчас необыкновенно бледно.

– Позвольте полюбопытствовать, как вы попали в эту тюрьму?

Визитер слегка удивился:

– Вас волнует такой пустячок? Вам разве не известно, что французская Фемида столь же продажна, как и российская? Стоило только сыпануть горсть монет, как открываются любые двери. И даже двери тюрьмы! Мне тут сказали, мол, вы бы, мсье, насыпали нам франков побольше. Тогда, глядишь, мы бы вас оставили в тюрьме на недельку, а то и на пару лет. Знаете ли, такой своеобразный французский юмор.

– Не валяйте дурака! Как вас там... господин жандарм. Да у вас просто на лбу написано, что вы из царской охранки! А потом, о французской полиции я гораздо более высокого мнения, нежели вы. Если бы вы им не были нужны, то они не пустили бы вас даже за порог! Разве я не прав? Как к вам там обращаются в охранном отделении?

Гость обезоруживающе улыбнулся:

– А вы, оказывается, не так просты. Только не охранное отделение... Это не по нашему ведомству. Я служу в заграничной агентуре. Знаете ли, народец здесь самый разный, частенько неблагонадежный, так что прелестями французских барышень и шедеврами Лувра мне наслаждаться некогда. Да и лично вы мне добавили работы.

– Это кто же вы тогда получаетесь по военному чину? Никак не меньше штабс-капитана? – криво улыбнулся Савелий.

Новый знакомый остался серьезен:

– Берите выше...

– Даже так! И как же вас позволите величать?

– Можете просто... Виталий. Я человек без амбиций. Фамилия... Вам ни к чему.

– И что же нужно от меня такому уважаемому ведомству, позвольте спросить?

– Я не шутил, когда сказал вам, что могу добиться для вас полного освобождения. У меня есть полномочия на это. Дело в том, что в последние два года в России грабят весьма уважаемых и состоятельных коллекционеров. Пострадали Рябушинские, Морозовы, Аксаковы. Из их коллекций пропадают наиболее ценные картины. След привел сюда... Некоторые из полотен были выставлены на аукционе в Сотби. Нам так и не удалось вернуть их настоящим хозяевам. Но последнее дело выдалось на редкость серьезным. У Строганова пропали две картины, каждая из которых содержит тайну. На первой был изображен паша. Но под слоем краски обнаружилась еще одна картина... женщина редкой красоты. Вторая картина – «Страшный суд». Весьма реалистичная! Но поверх нее была изображена девушка в богатой восточной одежде. Обе картины специалисты относят к двенадцатому веку, и исполнены они были неизвестным французским художником.

– Как же они попали к Строганову?

– Это весьма непростая история. Обе картины принадлежали роду Артуа. Так вот, прабабушка Строганова вышла замуж за французского вельможу, который и подарил ей эти картины. После смерти мужа она вернулась в Россию, и картины передавались в роду по наследству. Но после смерти Строганова его коллекция была разграблена, а картины исчезли. Следы ведут сюда, в Париж! Мне известно, что практически каждый, кто сталкивался с этими картинами, пострадал в той или иной степени. Вам случайно не встречалась эти картины?

– Нет, – уверенно ответил Савелий.

– Это очень важно. Мы имеем дело не только с коллекционером, а с настоящим маньяком, который ради достижения своей цели готов пойти на самые низкие преступления.

– И что же вам о нем известно?

– Известно немного... прямо хочу сказать. Сейчас очень большой спрос на картины одиннадцатого и двенадцатого веков. С ними связаны самые кровавые ограбления.