Он пошел дальше, постепенно приближаясь к западной окраине города. Большая часть островных активностей осталась позади. Район, в котором он оказался, был довольно тихим, но не менее интересным, потому что здесь островитяне вырезали свои дома и лавки прямо в скалистых утесах. Над окнами пестрели красочные навесы и талантливо выполненные транспаранты, которые были свидетельством трудолюбия решительных и чрезвычайно способных людей.

Прогуливаясь по городу, Мэтью думал о Берри. Она почти не выходила у него из головы, но сейчас мысли о ней терзали его особенно сильно. Он с щемящей тоской подумал, что она сочла бы Голгофу прекрасным местом, несмотря на сложившиеся обстоятельства. Здесь было море, красивые скалы, солнце в лазурном небе… Горожане здесь выглядели счастливыми, а атмосфера благополучия, не считая банды разбойников, бросающих вызов правлению короля Фавора, витала в воздухе. Если бы этот остров не был коварной ловушкой, Мэтью был бы даже рад пожить в столь прекрасном месте, особенно если бы Берри была рядом с ним.

Он постарался отбросить эти мысли прочь, иначе они грозились изгрызть его тревожное сердце. Мэтью вспомнил слова Хадсона и подумал, что Великий в очередной раз оказался прав. В данный момент он был бессилен что-либо сделать, а значит, нужно было найти для себя что-то, что поможет провести время с пользой для тела и духа. Рано или поздно сюда заглянет торговое судно, чтобы пополнить припасы.

Рано или поздно…

Это должно было когда-нибудь случиться.

Едва подумав о припасах и воде для торгового корабля, Мэтью обнаружил себя у колодца с каменным бортиком, у которого стояли ведро на веревке и ковш. И это было как нельзя кстати. Потратив несколько мгновений, Мэтью набрал воды и утолил жажду. Вода показалась ему прохладной и сладковатой. Вкус был необычным, но освежающим, и Мэтью, набравшись сил, был готов двигаться дальше.

Солнечный блик, мелькнувший на высоте, привлек его внимание. Мэтью остановился и запрокинул голову.

Ближе к вершине стояло сооружение, превосходящее своими размерами другие здания. Оно не было таким высоким и широким, как дворец, однако, судя по всему, это было важное здание. В передней части, примерно в двадцати футах над землей, располагалось маленькое круглое витражное окно с какой-то фигурой в центре. Мэтью не смог оставить это сооружение без внимания, поэтому направился вверх по соседней улице. Через несколько минут он стоял, вглядываясь в прекрасный витраж из синего, зеленого и фиолетового стекла, в центре которого находилось изображение чаши.

Пара дубовых дверей с бронзовыми ручками манила его. Он подошел, открыл одну створку и заглянул в прохладное, похожее на пещеру пространство, освещенное более чем пятьюдесятью свечами. Это явно была церковь, о чем свидетельствовали ряды скамей, как и в любом нью-йоркском молельном доме. Свечи были расставлены по стенам, а пол был выложен белыми каменными плитами. Впереди была приподнятая платформа, и Мэтью пришлось повнимательнее приглядеться к тому, что он видел, поэтому он вошел и закрыл за собой дверь. Здесь царила полная тишина, настолько плотная, что звук шагов казался непростительно громким.

Мэтью прошел вперед по центральному нефу к передней части и присмотрелся к тому, что было прикреплено к стене. В любой нью-йоркской или лондонской церкви это было бы изображение распятого Иисуса Христа. Но здесь был не деревянный крест, а большое колесо с шестью спицами и завернутая в мешковину соломенная фигура в его центре. Руки и ноги фигуры были раскинуты в стороны и удерживались на спицах мотками красных лент. Мэтью понял, что смотрит на изображение корабельного колеса, примерно в десять раз больше обычного, занимающего большую часть задней стены зала. Пустое лицо фигуры было окрашено множеством цветов благодаря витражному окну.

На платформе стояла кафедра, как в любой обычной церкви, а слева, освещенный свечами, находился каменный пьедестал, на котором стояла деревянная чаша. Любопытство Мэтью разгорелось, и он преодолел три ступеньки платформы, чтобы поближе рассмотреть чашу. Та оказалась пустой. Ее основание было установлено в круглом углублении: похоже, каменный пьедестал был возведен специально для нее.

Чаша для причастия, — понял Мэтью.

В чаше не было ничего странного… а вот корабельный штурвал вместо креста Иисуса Христа заставил его задуматься. Островитяне не были «морской нацией», хотя они, безусловно, зависели от рыбной ловли. Какая причина побудила их соорудить такой религиозный символ?

Мэтью еще раз изучил окружающую обстановку, и его взгляд упал на стену справа от кафедры пастора. Она был сложена из нескольких белых кирпичей, на которых были вырезаны какие-то надписи. Приблизившись, Мэтью увидел, что на каждом кирпиче было слово и ряд цифр. К счастью, местный алфавит не отличался от итальянского, французского и английского. Мэтью вчитался и разглядел на белоснежных кирпичах имена и даты.

Первой надписью в левом верхнем углу было: «ОСТИН 10 1663», следующей — «АНТОНИО 4 1667», далее — «ДЖАНЛУКА 11 1669», затем стоял кирпич с надписью «ПОНЦА 3 1672», следом «ОЛИВЕТТА 7 1675» и так далее. На последних трех кирпичах были выбиты имена и даты: «ОУЭЙН 8 1696», «МАРИАННА 3 1698» и «САНДРИНО 9 1701». Мэтью отметил, что в стене осталось достаточно места для дополнительных кирпичей. Он понял, что изучил какую-то витрину… но что на ней было? Даты рождения? Смерти?

Кто-то тихо прочистил горло, и Мэтью обернулся. В помещении неслышно появился высокий стройный мужчина с темными волосами до плеч и козлиной бородкой с проседью. Вероятно, он вышел через винно-красный занавес на другой стороне платформы. Ему было немного за сорок, а одет он был во что-то наподобие черной сутаны, отделанной красным. На носу выделялась заметная горбинка, а брови были темными и густыми. Он тронул себя за голову, внушительно глядя на Мэтью, и это было ясным сигналом к тому, чтобы снять головной убор.

Мэтью послушно снял шляпу и решил попытать счастье:

— Вы говорите по-английски?

Мужчина — судя по всему, священник, — нахмурился. Вероятно, это ответ «нет».

— Корбетт, — сказал Мэтью, коснувшись своей груди.

— Жанвье, — последовал ответ, когда священник повторил его жест.

Мэтью указал на огромный корабельный штурвал и поднял брови в невысказанном вопросе. Священник на странной щелкающей смеси французского и итальянского языков сказал:

— La roue del destino.

Последняя часть явно говорила о судьбе… или роке. А что означала первая? Колесо?

— Колесо Фортуны? — спросил Мэтью, хотя и знал, что на лице Жанвье отразится полное непонимание. Еще мгновение он рассматривал колесо, затем повернулся к священнику, кивнул ему и сказал:

— Merci[28]. — Он слышал это слово, обозначающее благодарность, от французских торговцев, прибывавших в Нью-Йорк.

— Je vous en prie[29], — ответил мужчина, уважительно опустив голову.

Мэтью вышел на жаркий солнечный свет и снова надел шляпу. Ему было любопытно, что находится за краем утеса, поэтому он пошел по улице вверх мимо церкви и остановился примерно в шестидесяти ярдах от вершины. Он был вознагражден интересным зрелищем. Прямо под ним, за низкой стеной из грубых камней, располагались невысокие земляные насыпи, больше всего напоминающие погост. Участки, которых было несколько сотен, тянулись вниз по склону холма и были отгорожены друг от друга двумя камнями — по одному у подножия и изголовья. Среди могил бродили овцы и щипали траву. Многочисленные высокие деревья давали довольно густую прохладную тень. За дальней стеной кладбища тянулись темно-зеленые просторы леса, а за много миль от них возвышался спящий вулкан Голгофы. С этой высоты Мэтью мог видеть, что основание вулкана окружено красноватым туманом, с которым столкнулась «Немезида» по пути сюда.