Мэтью вспомнил, как спросил у Фрателло, что находится там, снаружи, и тот ответил: Другая сторона Голгофы, конечно же.

Мэтью было очевидно, что островитяне избегали той части острова, где находится вулкан. По крайней мере, сельскохозяйственные угодья заканчивались далеко от него. Интересно, можно ли считать землю примерно в шести милях отсюда непригодной для земледелия?

Мэтью не знал ответа. Он посмотрел вперед и отметил, что грунтовая дорога змеится среди могил и спускается вниз, к склону холма, после чего исчезает среди леса. Куда она ведет? Пока это тоже оставалось загадкой.

Солнце припекало даже через соломенную шляпу. Неудивительно, что большинство островитян такие загорелые… хотя при этом ему встречались белокожие светловолосые туземцы. И это было очередной загадкой острова.

Пора было возвращаться во дворец, найти Фрателло, когда тот вернется с ДеКеем, и расспросить о таинственной татуировке.

Стоя и глядя на вулкан, Мэтью размышлял о том, что может означать церковь, центральным символом которой является Колесо Фортуны. Что островом правит Судьба? Что, если Колесо повернется не той стороной, вулкан извергнется? А пока Колесо благоволит островитянам, они могут спокойно спать по ночам? Эти вопросы лучше всего было адресовать Фрателло. Или самому королю Фавору.

Сдвинув шляпу так, чтобы поля давали больше тени, Мэтью развернулся и двинулся назад.

Пока Мэтью осматривал церковь Голгофы, ДеКей и остальные как раз отплывали с «Немезиды». Члены команды, охранявшие корабль ночью, сказали, что все было тихо, и никакие разбойники не приходили, чтобы ограбить судно. ДеКей назначил людей на новое ночное дежурство, заверив, что, если все будет так же тихо, завтра он отправит троих из них в город и вернет на корабль другую тройку, таким образом обеспечивая ротацию.

— Как долго это будет продолжаться? — спросил один из мужчин.

— Пока я не скажу, что можно закончить, — буркнул ДеКей.

На обратном пути Фрателло подошел и сел рядом с ним под ярким красно-белым полосатым тентом, который был любезно натянут на корме, чтобы обеспечить тень.

— Если позволите, — начал маленький человек и подождал, пока ДеКей кивнет в знак согласия. — Я полагаю, что за вашим кораблем наблюдают со скал. Они видели, как вы забирали свои вещи. Сомневаюсь, что они теперь станут нападать на судно. Особенно пока оно находится под охраной. Могу я спросить: на вашем корабле осталось что-то, что стоит украсть? — Фрателло сделал паузу, а затем добавил: — Если бы вас не предупредили о бандитах, и вы не забрали бы ваши ценности, разбойники скорее всего напали бы. А сейчас… я не знаю.

— Хотите сказать, что не думаете, что они покажутся?

— У меня есть сомнения. У вас нет?

ДеКей нахмурился.

— Что ж, — сказал он, — я не допущу, чтобы с моего корабля украли даже лишнюю веревку. Я заплатил за «Немезиду» целое состояние и не собираюсь отдавать ее на растерзание каким-то оборванцам. Мой план состоит в том, что, когда прибудет торговое судно, можно будет договориться о том, чтобы нас отбуксировали в ближайший порт, где можно будет произвести ремонт.

— Прекрасный план, — согласился Фрателло. — Будем надеяться, что он удастся.

Рулевой повернул лодку вправо, чтобы поймать переменчивый ветер. ДеКею нужно было обсудить с Фрателло еще кое-что, но он колебался. Прошлой ночью, когда он вернулся в свою комнату с прогулки, ему пришло в голову, что молодая женщина, с которой он столкнулся, кого-то ему напомнила. Бессонные часы медленно плыли по небосводу, а мысли захватывали ДеКея все больше. Она действительно выглядела, как та, другая, из его воспоминаний. Тот же цвет волос и глаз, та же форма лица, тот же рост и фигура... точнее она выглядела так, как могла бы выглядеть та самая, когда ей исполнилось бы тридцать. Но было ли это правдой, или же ДеКея одолел его собственный король теней?

Он боялся рассказать об этом Фрателло и распахнуть ящик Пандоры, это ведь приведет к… к чему? Ни к чему хорошему? Но как, черт побери, держать этот ящик закрытым, когда его не оставляли мысли о поразительном сходстве? Нет, та, другая, наверняка уже мертва. Она должна была проиграть любому из дюжины зол: «Белому Бархату», созданному Фэллом, клинку убийцы, удавке самоубийцы, темным миазмам Лондона и тысяче грязных рук ночи.

Не стоило открывать этот ящик. Безусловно, не стоило.

И все же…

ДеКей не сразу понял, что уже произносит это вслух, обращаясь к Фрателло:

— Прошлой ночью я видел молодую женщину. Она несла корзину с чем-то, похожим на сложенную одежду, и ее сопровождал ребенок... девочка, лет десяти. Вы не знаете, кто эта женщина?

— Конечно, знаю, — сказал Фрателло. — Одна из наших швей. Ее зовут Апаулина.

— Швея... — Здоровый глаз ДеКея уставился вниз, на доски палубы. — Ах. Да, корзина с одеждой.

— Ее работа незаурядного качества, — сказал Фрателло, и замолчал.

Незаурядного качества, — подумал ДеКей. Он прокрутил эту фразу в уме несколько раз. Как получилось, что этот маленький человечек сегодня так хорошо владеет языком, на котором он едва мог говорить два дня назад? Неужто он раньше притворялся? Но зачем? Для ДеКея это не имело никакого смысла. Впрочем, общество, в котором даже деньги не в ходу, было далеко за гранью его понимания. Для него — деньги были всем. Он даже не представлял, кто он без них.

Ящик Пандоры, однажды открытый, тем временем не собирался закрываться.

— Эта Апаулина, — продолжал ДеКей. — У нее есть свой магазин?

— Есть.

— А девочка… это ее ребенок?

— Она на ее попечении.

— То есть, они не кровные родственники.

— Она на ее попечении, — повторил Фрателло, не желая пояснять.

По прибытии обратно в гавань Фрателло угостил группу апельсиновыми дольками, которые ему дала пожилая женщина. ДеКей с интересом отметил, что Фрателло «заплатил» за эти кусочки четырьмя маленькими деревянными пуговицами, которые он выудил из кармана точно так же, как любой лондонский джентльмен извлек бы шиллинг или два. Женщина с радостью приняла пуговицы, добавив их в корзину, в которой находилось несколько предметов, полученных в обмен, включая ожерелье из ракушек, пару лимонов, тонкий медный браслет и несколько деревянных колышков. ДеКею пришло в голову, что несколько пуговиц, скорее всего, сойдут в качестве платы за какую-нибудь работу по починке у швеи Апаулины, которая могла бы найти им хорошее применение.

В своей комнате, когда день подходил к концу, ДеКей позволил Фалькенбергу снять маску и побрить его. Фалькенберг оставался невозмутимым, но ДеКей все равно уловил его реакцию: едва заметное легкое вздрагивание, когда маска оказалась на койке.

Никаких зеркал в комнате не было, и это устраивало ДеКея. Он не горел желанием сталкиваться со зрелищем, которого избегал уже много лет.

— Спасибо, Бром, — сказал он, когда испытание закончилось. — Ты хороший человек.

— Спасибо, сэр. Что-нибудь еще?

— Нет, это все. О... оставь бритву, пожалуйста.

Это была просьба, с которой ДеКей никогда раньше не обращался, и Фалькенберг заколебался.

— Она мне нужна, — сказал ДеКей, снова надевая маску. — Но не волнуйся, крови не будет. Я просто должен кое-что сделать с ее помощью, так что оставь мне ее.

Фалькенберг не стал задавать больше вопросов, только кивнул, положил бритву на маленький столик рядом с койкой ДеКея и ушел. Оставшись в комнате один, ДеКей встал и взял бритву в руки. Он подошел к своему сундуку, открыл его и достал один из своих лучших кремовых пиджаков с отделкой благородного синего цвета. Спереди было шесть золотых пуговиц. Он использовал бритву, чтобы отрезать три.

Вернувшись в свое кресло, он вновь погрузился в задумчивость.

Завтра утром, пока солнце не поднимется слишком высоко и не распространит по округе убийственную жару, нужно будет кое-что починить…