– Ты... О, Чарльз, как же я тебя ждала! И ты пришел, мой герой, мой рыцарь... Это лучшее, о чем я могла мечтать!
Ему казалось, что он бредит. Они только что чуть не погибли, их положение и теперь оставалось критическим, а она говорит эти безумные, лихорадочные слова. И – о, небо! – она смеется! Смеется счастливо и упоенно, обнимает его. Конечно, он её спас, но все же...
– Я так ждала тебя... – плача и смеясь одновременно, твердила она. – Я всегда знала, что ко мне приедешь именно ты!..
И вновь этот взгляд. Брэндон вдруг почувствовал, что не может глядеть ей в глаза, что-то забормотал о том, что король желает вернуть её ко двору; Она почти не слушала, все повторяла, что ждала его... ждала... ждала. И слезы на её щеках блестели как алмазы.
Он отвернулся.
– Вода, кажется, немного схлынула. А вон и лодка. Этим молодцам все же удалось добраться до нас.
Слышала ли она его? Видя её счастливую улыбку и упоенный взгляд, он был не уверен в этом. Лишь когда их снизу окликнули, принцесса наконец-то взяла себя в руки.
Брэндон помог ей спуститься, потом слез сам. В лодке было двое молодых парней. Один совсем зареванный, со смазливым глуповатым лицом, который сразу накинул на плечи принцессы теплый меховой плащ и обнял её. Другой, худой и рыжеволосый стал налегать на весла, прикрикнув на своего сотоварища и велев тому грести, смотрел на Брэндона.
– Вы сегодня сделали великое дело для Англии, сэр. Меня зовут Гэмфри Вингфильд, я ваш дальний родственник и горжусь честью быть одних кровей с человеком, имя которого скоро прославится на всю Англию.
– Смотри лучше на воду, родственничек, – заметил Брэндон. – А то, того и гляди, сведешь на нет все мои усилия.
Когда они наконец добрались до берега, их окружила, толпа, люди орали, шумели, едва ли не понесли на руках. Наконец кто-то дал Брэндону теплый плащ, предложил вина, что было как раз кстати, ибо оно согрело озябшее нутро и даже развеселило.
В Хогли-Кастл они прибыли в окружении целой толпы. Леди Гилфорд уже была осведомлена о случившемся, она плакала, обнимая принцессу, потом рухнула в ноги Брэндону, пытаясь поцеловать ему руки.
– Сам Всевышний прислал вас к нам!
– Нет, миледи. Всего лишь король. И он хочет, чтобы я вернул его сестру ко двору.
– Да, да, конечно, – почти не слушая, что он говорит, сквозь слезы бормотала матрона. – Я так взволновалась, когда вы приехали! И почему, думаю, послали именно вас? А Мэри как знала, что это будете вы...
Наконец достойная леди опомнилась, испуганно замолчав, и уже деловым тоном сказала, что прибывшая с Брэндоном свита устроена, сейчас его проводят в его комнату отдохнуть. Сама же Гилфорд займется её высочеством. И, обняв Мэри за плечи, она увела оглядывающуюся и улыбающуюся Брэндону девушку вверх по лестнице.
«А ведь малышка и действительно стала прехорошенькой», – подумал с запоздалым удивлением Брэндон.
С Мэри он вновь увиделся лишь ближе к вечеру, когда передохнул, поел и привел себя в порядок. Надевая чистую рубаху, Чарльз увидел здоровенный синяк на боку. Слава Богу, хоть ребра были целы.
– А ведь я сегодня мог и погибнуть, – заметил он слуге, помогавшему расправить буфы в прорезях его камзола.
– Но вы совершили подвиг, сэр, – улыбаясь, заметил тот. – Его величество обязан вам жизнью сестры.
«А у меня появился повод выпросить у неё прощение или отвлечь от растраты», – подумал Брэндон.
Принцесса приняла его в своем покое. Она уже оправилась от происшедшего, держалась так, словно ничего не произошло. Чарльз поразился её истинно королевской выдержке и силе духа. А он-то помнил ее нежной, болезненной, впечатлительной. Сейчас Мэри, словно на троне, восседала на низком табурете без спинки, прямая и грациозная, изящно уронив руки на пышные складки малиновой юбки. Вокруг стояли ее дамы: леди Гилфорд, Джейн Попинкорт, а также две новые дамы из прибывших – Нанетта Дакр и почтенная Люсинда Моубрэей. Брэндон же глаз не мог отвести от Мэри. Да, эта девочка просто расцвела в глуши! Брэндон с удивлением глядел на её распущенные пышные волосы, придававшие ей романтический и просто волшебный вид, так выделяющий принцессу среди строгих пятиугольных чепцов окруживших её дам. На солнце её волосы показались ему очень светлыми, сейчас же, в полумраке, приобрели золотисто-рыжеватый оттенок, и волнистой массой обрамляли её лицо, ниспадая на плечи пышными волнами, завиваясь на концах в роскошные локоны. Лицо необычайно привлекательно: гордые дуги бровей и длинные изогнутые ресницы казались особенно темными при столь светлых волосах и матово-белой коже. Нос небольшой и тонкий, овал лица безупречен. Губы несколько полноваты и, хотя она строго поджимает, это не скрывает их чарующей чувственности и прелестной ямочки на подбородке. Несмотря на некоторую худобу, у Мэри была полная и красивая грудь, особенно обращающая на себя внимание на фоне тонкого стана. А манеры чисто королевские, привычка держать голову полна аристократического изящества.
– Итак, наш брат Генрих решил сменить гнев на милость, – с места в карьер взяла принцесса.
Брэндон тут же рассыпался в цветистых уверениях, как его величество счастлив будет вновь встретиться с любимой сестрой, описывая, какую торжественную готовит он ей встречу. Но ответные слова Мэри о брате были сухими и колкими, так что Брэндон решился напомнить ей, о причине послужившей причиной ссылки. Однако Мэри тут же отрезала, что все последующие неудачи Генриха и Катерины лишь подтверждают, что они не способны иметь наследника и без её вмешательства.
Лицо Брэндона стало каменным.
– То, о чем вы сейчас говорите, по сути, является государственной изменой.
– Для вас, может быть. Но для меня это чисто семейный вопрос.
– Тогда осмелюсь заметить, что даже в обычных семьях женщинам полагается быть покорными воле главы семьи. А ваш брат не только король Англии – да хранит Господь священную особу нашего государя, – но и имеет на вас все права, как старший брат. И с вашей стороны будет наивысшим безрассудством проявить непокорность к нему.
– Вы считаете меня безрассудной? – почти сердито спросила она. Теперь Брэндон улыбался. Он склонился, прижав руку к груди:
– Я считаю ваше высочество восхитительной. Она просияла.
– Надеюсь верить, что вы говорите от сердца.
– От чистого сердца, миледи.
– Тогда, может, также чистосердечно вы скажете мне, каковы планы нашего августейшего брата Генриха насчет дальнейшей судьбы его сестры?
– Первоначально он желает видеть вас подле себя.
– И только?
– Мне более нечего вам сказать. Я только выполняю свою миссию.
– Но ведь вы в курсе, отчего Генрих Тюдор вдруг велел так спешно привезти меня. Меня что, решили срочно выдать замуж, как того требуют государственные интересы?
«Она проницательна», – отметил Брэндон, вслух же заметил, что ему ничего не известно насчет намерений короля. Но Мэри встретила его слова откровенной иронией: неужели он, любимец короля, поверенный его тайн и ближайший советник, не в курсе, что решил по её поводу король. Брэндон уходил от ответа. Король просто сильно скучает по сестре, он решил, что она должна вернуться и стать украшением его двора.
Мэри на какое-то время задумалась. Могло быть и так, как говорит Брэндон. Но с другой стороны – ей семнадцать лет, время, когда принцесс королевских кровей выставляют на рынок невест.
– Эрцгерцог Карл требует выполнения давнишнего договора? – спросила она.
– Ещё как требует, – улыбнулся Брэндон.
– И?..
– Мне ничего не известно.
Мэри рассердилась. Он лгал ей. Лгал! Она понимала это, как понимала и то, что ничего от него не добьется. Брэндон. человек её брата, и ни её чары, ни давнишние теплые отношения меж ними, даже её гнев не заставят его сказать, какова её судьба. А она страшилась будущего. Брэндон же... Какой он стал далекий, чужой, и вместе с тем, какой восхитительный трепет охватывал её от одного его взгляда! Фаворит её брата... Преданный рыцарь. Не ее, а Генриха. И возможно, даже сегодня, рискуя жизнью, спасая ее, он думал только о том, чтобы отличиться перед королем и снискать ещё большее расположение. И она спросила Брэндона об этом сухо, не глядя на него.
