С этими словами Глава Тайной Стражи вышел из остановившейся кареты, оставив притихших шутов переваривать только что услышанное.

* * *

Несколько дней томительного ожидания. Из комнаты не выпускают, к королю не зовут, даже Харма не видать. Лишь один молчаливый охранник приносит и уносит тарелки с дворцовой “баландой”, явно приготовленной лучшими столичными поварами. Запечённая дичь со всевозможными соусами, чудаковатые, но красивые пирамидки из паштетов, выпечка, вообще, на грани фантастики — во рту тает. Ещё неделя такого обжорства и сравняюсь по объёмам с Парбом. Если так будут кормить и его, точно, сдохнет смертью храбрых от переедания! Такое обилие и разнообразие еды меня, если честно, радовало — значит не в опале, а просто придерживают под “домашним арестом”, принимая дальнейшее решение.

Умом всё понимаю, а сам на стенку лезу от бессилия и непонимания происходящего. Первый день ещё был ничего. Ради интереса и от нечего делать, попытался изучить свой организм, войдя в состояние Шурсы, как учил меня школьный маг Мениус. Получилось легко — быстро осмотрел всю свою энергетическую сеть, с удовлетворением отметив, что нет никаких внешних нарушений. Уже хотел было выходить в нормальное восприятие мира, как заметил с полста светящихся нитей, вылезающих из стен и опутывающих всю комнату. Что это? На ум пришло сравнение с лазерными лучами сигнализации, которую крутые грабители в фильмах ловко преодолевают, изгибаясь в самых эротишных позах. Но я тут шляюсь из угла в угол, а сирены не слышно, значит, это что-то другое. Может, направленные микрофоны или магические видеокамеры? Подобный вариант уже не казался сказочным. Осторожненько прикоснулся своей энергией к одной нитке и внезапно мысленно заскользил по ней, остановившись лишь у маленького переливающегося клубка, спрятавшегося за тканевыми обоями. Клубочек внезапно потускнел и исчез вместе с нитью, а я опять стою и рассматриваю комнату. Интересненько! Вышло, как с Мениусом, когда он служил для меня проводником в местную магическую систему. Значит и нити работают подобным образом, притягивая информацию и передавая её… Кому? Кому надо! Точно — шпионская хрень! Ладно, если просто на звук реагирует, а если ещё и картинку “сливает”? Ну её нафиг! Будем изничтожать! Не хочу, чтобы какой-нибудь прыщавый чмырь потешался около магического монитора, глядя на меня, жопу почёсывающего! Вымотался, как на лесоповале, но за несколько часов убирал все нити и, помня о том, что стало с лекарской избушкой в Школе, внимательно контролировал пространство вокруг себя. Пару раз чуть не искорёжил предметы в комнате, но обошлось.

Второй день… Уже все мысли передумал, все разговоры по полочкам разложил, выискивая наиболее удачные и неудачные моменты, но дверь открывалась лишь затем, чтобы покормили меня в очередной раз. Эх, Фаннечку бы сюда! Сидели бы вдвоём, болтали, пока никто не мешает. Так пусто без её ворчливого голоска…

Третий день… Ближе к вечеру, когда кусок уже не лез в горло, наконец-то, материализовался Харм.

— Илий, прибыли остальные шуты.

— Привет, Черныш! Все?

— Да. Трое. Их сам Глава Тайной Стражи привёз. Карета у него странная — внутрь не попасть было, но, вроде, всё хорошо.

— Спасибо дорогой. Как там Кортинар?

— Как и ты — взаперти сидит. Веблия запрет не отменяет, а прямого приказа он ослушаться не может. Мне пора — у тебя скоро будут гости.

Не соврал Харм. Не прошло и получаса, как двери моей тюрьмы отворились, и на пороге появились Парб, Штих и Фанни. Как же я рад был их видеть! И, судя по реакции друзей, они меня — не меньше. Колокольчик тут же с визгом повисла на моей шее. Скала, чуть не затоптав Хитрована, подскочил и поднял нас с девушкой, закружив так, что я чуть съеденное не расплескал. И лишь Штих скромно остался стоять на месте, шмыгая носом и вытирая влажные глаза рукавом шутовской курточки.

— Хорошо-то как! — с чувством произнёс он. — Опять все вместе.

— Я тоже по всем соскучился! — честно признался им, пытаясь привести в норму вестибулярный аппарат.

— А по кому больше? — хитренько спросила Фанни, продолжая висеть радостной обезьянкой.

— По Парбу, естественно!

— Чтоооо?!!!

Я ощутил, как захват её ручек на моей шее перестаёт быть нежным и плавно начинает перекрывать кислород.

— Так он самый большой из вас — поэтому больше и соскучился.

— А по маленьким, значит, совсем чуть-чуть?

— Верно! По тебе не скучал, а … тосковал, сидя взаперти, мечтая о свободе и грызя тюремные сухари! Колечко не потеряла?

— Неа! — довольно сказала разомлевшая девушка.

— Вот и не теряй! Шутовочка ты моя, ненаглядная!

— Кстати, насчёт сухарей… — громко вздохнул великан. — Жрать больно хочется!

— Сейчас попытаемся устроить.

Я подошёл к гвардейцу у двери и попросил его:

— Можно того, чем меня кормили, но в тройном … лучше в четверном размере доставить? Прибывшие королевские шуты голодны, и не стоит им появляться у Владыки с бурчащими животами.

— Сделаем, — ответил служивый и впервые покинул свой пост, оставив без охраны.

Что это значит? Только одно — моё заточение окончено и стоит ожидать новых событий.

— Так… Быстро все в середину комнаты и слушать внимательно… — тихо приказал я друзьям.

Те беспрекословно подчинились, понимая, что обнимашки закончились.

— Я тут в интересные штучки магические обнаружил в стенах и “пошаманил” немного своим даром, примерно, как с хатшами во время Гона.

— Это ты всю прослушку сломал? Нам Сыч про это говорил. Сказал, что можно лишь у тебя спокойно разговаривать, — спросил Штих.

— Калеван Танлийский? Вы с ним же ехали? Что ещё сказал?

— Что знает про нас всё. Абсолютно! Понимаешь? И это… Дружбу предлагал. Мы с Парбом согласились, а Фанни взяла отсрочку.

— Хочу с тобой посоветоваться, — пояснила она.

— Соглашайся. Лучше с таким человеком, как он говорит, “дружить”, чем вызвать неудовольствие. Тип непростой, но…

— Трапеза для господ королевских шутов! — прервав меня, громко возвестил уже не гвардеец-охранник, а важный слуга.

С трудом вкатив многоярусную тачку, заставленную разными распространяющими одуряющий аромат вкусностями, он гордо удалился, оставив нас наедине.

— Тосковал, говоришь… Сухари тюремные грыз? — нахмурив лоб, подозрительно спросила меня Колокольчик, глядя на это изобилие.

— Именно так! Очень тосковал! А что до сухарей — без тебя всё ими кажется!

— Выкрутился! Прощаю!

— Да, давайте уже жрать! Сейчас слюной захлебнусь! — взмолился Парб.

Несколько минут в тишине, нарушаемой лишь смачным чавканьем и восторженными возгласами после дегустации очередного кулинарного шедевра, ребята утоляли голод, а я с улыбкой стоял и смотрел на своих друзей.

Так тепло на душе, когда вся “банда” в сборе! А Фанни, с носом, измазанным кремом от большущего пирожного, казалась ещё роднее и милее, чем раньше. Она сейчас рядом, и я вдруг в полной мере почувствовал, насколько мне её не хватало все эти дни.

26. Начало Империи.

Калеван Танлийский стоял между Первой Советницей и дворцовым казначеем Санимом Бельжским перед Владыкой, делая вид, что слушает длинную, полную пустой болтовни, речь подвыпившего королька. Подобные минуты Сыч ненавидел больше всего — столько дел в столице, а приходится с восторженным выражением на лице торчать здесь и тратить драгоценное время на очередное “мыслеизвержение”.

— … и вот я, после долгой и всесторонней анализации обстановки, — явно выдохшись, стал “закругляться" Ипрохан, — отчётливо понял, что то, что есть, быть не должно, и надо изменить прошлое в назидание будущему, которое не замедлит себя ждать, если правильно к нему подойти!

Творцы всемогущие! Совсем мозги пропил! Ещё час назад был вменяем, принимая доклад по Школе Шутов, и вот тебе опять! Раньше хоть говорил нормально, а теперь в голове одна “анализация”! И что самое страшное — заучивают подобные перлы дворцовые лизоблюды, разнося их по всему Нагорному королевству, коверкая язык и повышая уровень, и без того высокой, безграмотности. Хорошо, что хоть Веблия, несмотря на свой сволочизм, имеет правильное представление о значении слов и не попрёт новое в народ, а педант казначей — подавно! Хватит недавнего скандала и с “прелюбодействием”. Пока разобрались, что невнятно произнесённое пьяным Ипрохашкой “при любом действии” имеет отличный от оригинала смысл, без малого сотню человек осудили за словосочетания типа: “прелюбодействие властей”. Потом всеобщими усилиями разобрались, конечно, в причинах всеобщего неуважения к Короне, но с каторги не всех любителей “современного языка” вытащить получилось.