Она метнула в него сердитый взгляд, храня каменное молчание, и упрямый отказ подчиниться его воле еще больше взбесил Ройса. Сжав кулаки, он подавил злость и продолжал:

— Если вы совершите еще один акт непослушания по отношению ко мне или кому-либо другому в этом лагере, я самолично превращу ваше существование в истинный ад. Вы меня поняли?

Глядя в застывшее грозное лицо, Дженни нисколько не сомневалась, что его слова не расходятся с делом.

— Отвечайте! — грозно приказал он. Понимая, что он раздражен до предела, Дженни пер» вела дыхание и кивнула.

— И еще… — начал было он, но резко оборвал фразу, словно за себя не ручался, повернулся, схватил со стола графин с вином и уже принялся пить, как в палатку вошел его оруженосец Гэвин. В руках у Гэвина было полно одеял, которые он забрал из палатки леди, стал раздавать солдатам и неожиданно обнаружил, что они не починены, а изрезаны. Лицо юноши являло собой образчик сердитого недоверия.

— Что с тобой, черт побери? — гаркнул Ройс, и его рука с графином застыла в воздухе.

— Одеяла, сир, — проговорил слуга, обращая укоризненный взгляд на Дженни, — она их изрезала вместо починки. Люди под ними и без того мерзли, ничего более не имея, а теперь…

Сердце Дженни глухо забарабанило в непритворном испуге, когда граф очень медленно, очень осторожно опустил графин на стол. Он заговорил, и голос его превратился в скрежещущий от злости шепот:

— Подойдите сюда.

Покачав головой, Дженни сделала шаг назад.

— Вам же хуже, — предупредил он, заметив, что он? пятится назад. — Я сказал, подойдите сюда.

Дженни скорей прыгнула бы с утеса. Полог палатки был поднят, но пути к спасению не было: вокруг палатки, после того как Ройс втащил ее туда, собрались мужчины, без сомнения, ожидая услышать вопли и мольбу о пощаде.

Ройс обратился к оруженосцу, но не сводил с Дженни пронзительного взгляда.

— Гэвин, принеси иглу и нитки.

— Слушаюсь, милорд, — подтвердил Гэвин, шмыгнул за угол и вернулся, доставив требуемое. Положил иголку с нитками на стол возле Ройса, отступил назад, с удивлением наблюдая, как Ройс попросту подобрал лоскуты, некогда бывшие одеялами, и сунул их рыжеволосой девушке.

— Вы почините все одеяла, — сказал он Дженни неестественно спокойным тоном.

Напрягшееся тело девушки слегка расслабилось, и она уставилась на захватчика со смешанным чувством ошеломления и облегчения. После того, как она вынудила его провести сутки в погоне за нею, после того как она погубила его чудесного коня и перепортила одежду, единственным наказанием, которому он собирался ее подвергнуть, оказалась починка изрезанных ею же одеял. И это должно превратить ее жизнь в сущий ад?

— Вы не уляжетесь спать под одеяло, покуда все это не почините, поняли? — добавил он голосом ровным и твердым, как отполированная сталь. — Покуда моим людям не будет тепло, вам предстоит мерзнуть.

— Я… я поняла, — замирающим голосом ответила Дженни. Он был весьма сдержан, вел себя совсем по-отечески, и ей даже в голову не пришло, что он собирается сделать с ней что-то еще. По правде сказать, когда она шагнула вперед и протянула дрожащую руку к рваным лохмотьям, которые он держал, у нее промелькнула мысль, что молва сильно преувеличивает его жестокость, но в следующий миг эта мысль исчезла без следа.

— Ой! — вскрикнула она, а его большая рука метнулась, словно жалящая змея, сомкнулась у нее на запястье, рванув с такой силой, что весь воздух вырвался из груди Дженни, а голова запрокинулась.

— Ах ты сучка поганая! — рявкнул он. — Кто-то должен был выбить из тебя гордыню еще в детстве. Раз никто не позаботился, то я…

Он размахнулся, и Дженни закрыла голову руками, ожидая, что сейчас он ударит ее по лицу, но широкая ладонь схватила и отвела ее руки.

— Я свернул бы тебе шею, если б ударил. Лучше сделаю по-другому…

Прежде чем Дженни успела отреагировать, он сел и одним быстрым движением перебросил ее через колено.

— Нет! — задохнулась она, бешено извиваясь. Испугавшись по-настоящему, с ужасом вспомнив о собравшихся у палатки мужчинах, она выкрикнула:

— Не смейте! — и всей тяжестью рухнула на пол. Он зажал ее ноги между своими лодыжками и замахнулся.

— Вот это, — начал он, звонко шлепая ее по мягкому месту, — за моего коня…

Дженни подсчитывала болезненные удары, прикусив губу до крови, силясь сдержать слезы, а рука его взлетала и падала, причиняя нескончаемые страдания снова, снова и снова.

— Вот это за вред, который ты нанесла… за дурацкий побег… за изрезанные одеяла…

Намереваясь тупить ее, пока не заплачет и не взмолится о пощаде, Ройс шлепал и шлепал; наконец у него заныла рука, но и тогда она все равно лихорадочно вырывалась, пытаясь извернуться, и не издала ни единого звука.

Ройс вновь занес руку и заколебался. Ягодицы ее напряглись, ожидая удара, тело сжалось, но она не кричала. Недовольный собой и лишенный удовольствия слышать плач и просьбы о милости, он сбросил ее с колена и встал, глядя на нее сверху вниз и тяжело дыша.

Даже сейчас непреклонная, неумолимая гордыня не позволила ей лежать распростертою у его ног. Опершись руками о землю, она медленно поднялась на нетвердых ногах и предстала пред ним, придерживая рейтузы на поясе. Голова ее была опущена, он не видел лица, но под его взглядом она передернулась и попыталась расправить вздрагивающие плечи. Она выглядела такой маленькой и беззащитной, что Ройс почувствовал укол совести.

— Дженнифер… — резко сказал он.

Она вскинула голову, и Ройс застыл в немом изумлении и невольном восхищении открывшейся его взору поразительной картиной. Она стояла как дикая, обезумевшая цыганка — рассыпавшиеся волосы окутывали ее золотым пламенем, огромные синие глаза горели от ненависти и невыплаканных слез — и медленно поднимала руку… руку, сжимающую кинжал, который, видно, сумела вытащить из его сапога во время порки.

И в тот невероятный момент, когда она высоко занесла его собственное смертоносное оружие, Ройс Уэстморленд подумал, что это самое великолепное создание, какое он когда-либо видывал, неистовый, прекрасный, яростный ангел возмездия; грудь ее вздымалась и опадала в гневном, отважном противостоянии врагу, возвышающемуся над ней, словно башня. Ройс понял: он причинил ей боль, унизил ее, но не сломил неукротимый дух — и внезапно утратил уверенность, что хочет его сломить. Мягко и просительно он протянул руку:

— Отдайте мне кинжал, Дженнифер.

Она подняла нож еще выше, целясь, как понял Ройс, прямо в сердце.

— Я больше не причиню вам зла, — спокойно продолжал он, а юный Гэвин украдкой подбирался к ней сзади, готовясь защищать жизнь хозяина. — Равно как, — многозначительно, словно отдавая приказ Гэвину, добавил Ройс, — не сделает этого и мой ревностный оруженосец, что в данный момент стоит позади вас. готовый — стоит вам только замахнуться — перерезать вам горло.

В гневе Дженни забыла, что в палатке оруженосец, что этот мальчишка был свидетелем ее позора. Мысль эта обрушилась на нее подобно лаве, извергающейся из вулкана.

— Отдайте кинжал, — повторил Ройс, вновь протягивая руку в уверенности, что теперь она ни за что не отступится. И он не ошибся. Кинжал, нацеленный в самое сердце, молнией сверкнул в воздухе. Только быстрая реакция позволила ему перехватить руку, выпростать клинок из смертельной хватки, и даже тогда, когда он рванул ее к себе, крепко обхватив тело, яркая красная кровь уже сочилась из царапины, которую она умудрилась нанести ему на щеке возле уха.

— Вот кровожадная маленькая ведьма! — взбешенно прошипел он, и все прежнее восхищение ее отвагою испарилось в тот миг, как только он ощутил на лице кровь. — Если бы ты была мужчиной, я убил бы тебя за такое!

Гэвин поглядел на рану хозяина с гневом, превосходившим гнев самого Ройса, перевел взгляд на Дженни, и в глазах юноши сверкнула жажда мести.

— Я кликну стражу, — вызвался он, бросив на нее последний ненавидящий взгляд.

— Не будь дураком! — бросил Ройс. — Хочешь, чтоб по лагерю разнеслась молва, что меня ранила монашка? Ведь это страх перед легендою обо мне поражает наших врагов, прежде чем они поднимут против меня оружие!