«Я оказалась на пути вашего мародера-брата, прогуливаясь на холме… и за преступление это заслуживаю своей судьбы… Вы сгубили мою репутацию. Вы заставили меня лечь с вами, а потом опозорили в глазах двух стран. Меня надо бы утопить и четвертовать… За что? За то, что я оказалась на пути вашего мародера-брата. Вот за что… за одно только это».
Не задумываясь о своих действиях, Ройс нежно приложил пальцы к гладкой щеке, зная, что собирается поцеловать ее, не уверенный больше, что имеет какое-то право бранить ее.
Жирный перепел вылетел из чащи, метнувшись через дорогу перед лошадьми. Кусты вдоль дороги раздвинулись, высунулась круглая веснушчатая мальчишеская физиономия, медленно обшаривающая глазами заросли справа в поисках перепела, которого паренек незаконно преследовал в лесах Клеймора. Озадаченный взгляд, повторяя путь птицы, теперь медленно перемещался влево… вдоль тропы… прямо перед собой… потом на несколько футов дальше… Взгляд карих глаз встревоженно приковали сильные ноги огромного вороного боевого коня совсем рядом слева. С заколотившимся от страха быть пойманным за браконьерство сердцем Том Торнтон нерешительно перевел взор вверх от лошадиных ног к широкой атласной груди скакуна, изо всех сил молясь, чтобы, посмотрев в лицо всадника, не встретиться с ледяными глазами бейлифа замка; но нет, у этого седока были золотые шпоры — свидетельство, удостоверяющее его рыцарское звание. С облегчением Том также отметил, что ноги мужчины весьма длинные и мускулистые, а не жирные, как у бейлифа. Испустив долгий удовлетворенный вздох, Том глянул выше и чуть не завопил с перепугу, наткнувшись на щит, висевший возле ноги всадника, на щит, украшенный устрашающим изображением оскалившегося черного волка с обнаженными белыми клыками.
Бросившись бежать. Том сделал шаг, потом умерил прыть и осторожненько повернул назад. Говорят, будто рыцари Черного Волка прибывают в Клеймор и будто сам Волк собирается поселиться в тамошнем большом замке, вспомнил вдруг он. А ежели так, рыцарь на коне вполне может быть… может на самом деле быть…
С трясущимися от страха и волнения руками. Том забрался в кусты и замер в нерешительности, пытаясь припомнить все слышанные им описания Волка. Легенда гласила, что скачет он на огромном коне, черном как смертный грех, а сам Волк так высок, что людям, желающим видеть его лицо, приходится запрокидывать голову. Боевой скакун на дороге был решительно черен, и у его седока были длиннющие, мощные ноги очень высокого человека. Говорят также, лихорадочно припоминал Том, что на лице, возле рта. Волк носит шрам в форме буквы «С», оставленный волком, которого он убил голыми руками, когда был всего-навсего мальчишкой лет восьми от роду и зверь набросился на него.
Вдохновляясь при мысли о зависти, которую вызовет, будучи первым, воочию увидавшим Волка, Том раздвинул кусты, высунулся и уставился прямо в темное лицо мужчины. Там, под щетиной, в углу рта… был шрам! В форме буквы «С»! Сердце бешено билось, пока он разглядывал отметину, и, вспомнив тут же еще кое-что. Том оторвал глаза от лица Волка. Жадно оглядываясь вверх и вниз по дороге, он с надеждой разыскивал светловолосого великана по имени Арик, великана, который, по слухам, охранял день и ночь своего господина и носил топор с рукоятью толщиною в ствол дерева.
Не сумев разглядеть великана, Том быстро взглянул назад, чтобы попристальней рассмотреть знаменитого человека, и на сей раз охватил всю открывшуюся перед ним картину, заставившую его потрясение и недоверчиво разинуть рот. Черный Волк, жесточайший воин во всей Англии да и во всем мире, сидел на могучем своем боевом скакуне со свернувшейся в его объятиях девушкой, держа ее нежно, точно младенца!
Погруженный в раздумья, Ройс не обратил внимания на легкие звуки, донесшиеся сбоку, когда кусты сомкнулись и что-то шмыгнуло по направлению к деревне. Он созерцал упрямую, мятежную девочку-женщину, которая была теперь его женой. Была она, кроме того, интриганкой и лгуньей, но он не хотел сейчас думать об этом. Не сейчас, когда голова занята более приятными мыслями… о поцелуе, которым он готов ее наградить. Глаза ее почти закрылись, длинные вьющиеся пряди волос раскинулись красновато-коричневым веером, отбрасывая тени на гладкие щеки. Взгляд упал на ее губы, мягкие, розовые, призывающие к поцелую. Щедрые, соблазнительные губы. Расслабившись в полудремоте, лежащая у него на груди Дженни почти не почувствовала, как пальцы его крепче смыкаются на подбородке.
— Дженнифер…
Уловив в голосе странную хриплую нотку, она раскрыла глаза и обнаружила, что глядит в затуманившиеся серые очи, а идеально очерченные губы склоняются прямо над ней. И тут ее словно ударило осознание того, до чего дошло дело при ее попустительстве и до чего дойдет, если она не остановит. Она тряхнула головой, пытаясь ткнуть локтем в ребра и высвободиться, но рука его проворно перехватила ее.
— Нет! — выпалила она.
Гипнотический серебристый взгляд приковал ее, губы изогнулись, издав единственное непререкаемое приказание:
— Да.
Протестующий крик застрял у нее в горле, подавленный крепким, собственническим поцелуем, который длился, казалось, целую вечность, и чем дольше она противилась, тем настойчивей он становился. Ройс целовал ее томительно долго, принуждая вспомнить, как все было меж ними в Хардине, и предательская память Дженни именно так и сделала, С вырвавшимся из глубины души стоном она сдалась, уступила, ответила поцелуем, сказав себе, что один ничего не значит, но когда он завершился, ее била дрожь.
Подняв голову, Ройс глянул в сонные синие глаза, и Дженни увидела на его лице выражение неподдельного наслаждения, смешанного с недоумением.
— Почему, когда ты сдаешься, я чувствую себя побежденным?
Дженни вздрогнула, отвернулась, узкие плечи ее застыли.
— Я сдалась только в маленькой стычке, ваша светлость, война еще предстоит.
Дорога в Клеймор вилась широкой дугой меж деревьями, вела их далеким кружным путем, избавляя от необходимости продираться сквозь густой лес. Будь Ройс один, он выбрал бы кратчайший маршрут, но сейчас, когда они пребывали в такой близости, не желал, чтоб мгновение промелькнуло. Ему вдруг захотелось разделить с Дженнифер это страстное чувство. Гадая, как сгладить возникшие между ними трения, Ройс ответил на заданный ею раньше вопрос о местонахождении людей, бывших с ними в монастыре, и с улыбкою в голосе проговорил:
— На случай, если вам все еще интересно, пятьдесят мужчин, приезжавших в монастырь вместе с нами, пробираются сюда группами по пять человек, каждая своей дорогой, чтобы преследователям из Меррика тоже пришлось разделиться на меньшие группы в целях погони. — И, поддразнивая, добавил:
— Желаете знать, чем они займутся потом?
Дженни презрительно встряхнула золотисто-рыжими волосами.
— Я знаю, чем они займутся потом. Выбрав выгодную позицию в зарослях, ваши друзья попрячутся за кустами и за камнями, как змеи, поджидая, когда можно будет жалить людей моего отца в спины.
Он хмыкнул по поводу гневной издевки над его кодексом чести и насмешливо посетовал:
— Как жалко, что я не подумал об этом;
Хотя Дженнифер не соблаговолила ответить, плечи ее обмякли, и Ройс почуял, что ей интересно разузнать побольше. Желая теперь удовлетворить ее любопытство, он продолжал разъяснения, пока они огибали последний поворот дороги:
— Всего несколько часов назад люди мои находились милях в десяти позади нас, рассыпавшись на пять миль в разных направлениях. Сейчас они собираются вместе, очень скоро сомкнут ряды и двинутся следом за нами. Там, позади, и останутся, поджидая, когда люди вашего отца смогут ударить им в спины кинжалами, — добродушно добавил он.
— Чего не потребовалось бы, — многозначительно заметила она, — если б меня сперва не похитили из аббатства и не доставили к вам…
— Хватит! — отрезал он, раздраженный ее неутихающей враждебностью. — Если хорошенько подумать, обошлись с вами неплохо.