— Поскольку объект жил в домике у озера весьма уединённо, мы не располагаем сколько-нибудь внятным описанием, — докладывал легат, — лишь в самых общих чертах.

— Неужели в соседней деревне у пятнадцатилетнего пацана не нашлось друзей?

— Нет, ваша светлость. В деревне вообще мало кто знал о внуке травника.

— Допустим, знахарь оказался достаточно предусмотрительным и хорошо прятал вопитанника. Но в Осэне-то кто-то должен был его видеть!

— Несомненно, только нам не удалось отыскать этих людей.

— А что говорит хозяин лавчонки, где Ясень прикончил двоих солдат?

— К великому моему сожалению, — не моргнув глазом соврал Осокорь, — сциллиец не успел толком разглядеть объект. Эльф ворвался неожиданно и за считанные секунды прикончил пехотинцев. После этого он сразу уволок мальчика. Хотя, даже если бы события длились дольше, неповоротливый хозяин жалкой лавчонки едва ли сумел что-то запомнить. Сциллийцы тупы и невнимательны по своему естеству, и работать в этой провинции — хуже не придумаешь. Вы не поверите, ваша светлость, — Осокорь подался вперёд и продолжил с доверительной интимностью, — остолопы, бестолочи и поголовные воры. Воры все, начиная с прокуратора и коменданта порта. За неделю ни одной умной мысли, а дуростью их я, во, накушался!

Осокорь выразительно провёл ладонью по горлу.

— Ну что ж, ну что ж, — Бестия задумался, теребя верхнюю губу, — плохо, легат, весьма плохо, — весело подытожил он, — что мы до сих пор не располагаем данными об объекте.

— Ничуть не плохо, — в тон ему ответил Осокорь, — секретность соблюдена, а насчёт описаний, я уже дал команду ловить Ясеня с прислужником. Тут уж, будьте покойны, где эта парочка промелькнёт, там и наш парнишка недалече будет.

— Да, ты с охотой на Ясеня знатный переполох наделал в Осэне.

— А что, доложили уже?

— Ага, — удовлетворённо кивнул Бестия, — особенно здорово там баб раздевали.

— Ну это у нас начальник городской стражи несколько перестарался, — со строго отмеренным смущением пояснил легат.

— Что думаешь делать дальше? — дружелюбие в голосе Второго консула перешло все мыслимые пределы.

Осокорь обстоятельно поделился планами по поимке диверсанта Ясеня и захвате мальчика. Бестия нахмурился.

— Сколько людей ты задействовал?

Осокорь, обладавший феноменальной памятью, указал точное количество до последнего человека.

— Много, Туллий, чертовски много. Да, ладно. По окончании операции всех людей ко мне, — консул сделал паузу, — я лично займусь их судьбой.

— И ещё вопрос, — Осокорь чувствовал, что устаёт, ему страшно хотелось свернуть разговор и уйти подальше от своего патрона, чтобы сбросить, наконец, утомительное заклинание, — что делать с господином Меллорном и его слугой, когда найдём объект?

— Убрать немедленно, хотя эльфийский выродок заслуживает более медленной и мучительной смерти, но сейчас не до этого. И так слишком долго, Туллий, непростительно долго. Мне мальчик жизненно необходим.

Бестия тоже устал и начал медленно ослаблять свои чары. Губы консула чуть кривились от внутреннего напряжения, хотя голос оставался по-прежнему ровным и спокойным:

— В последнее время Флорестан стал совершенно невыносим. Родной дядя принца-регента! Он и раньше-то был властным самодуром, а теперь вообще не желает ни к кому присушиваться. Самое время поприжать старого интригана прошлыми грешками.

Второй консул усмехнулся, словно рассказывал неприличный анекдот.

— Побочный ребёнок — это как раз то, что нам нужно.

Давая задание, Бестия прозрачно намекал, что разыскиваемый мальчик имеет какое-то отношение к Флорестану, сейчас же он пытается скормить эту небылицу своему подчинённому, что называется, с ложечки, буквально пичкая информацией, которую в здравом уме и твёрдой памяти не выдал бы под страхом смерти. И что из всего этого выходит? Лжёте, ваша светлость, брешете, извините за выражение, как шелудивая дворняга на соседского кота. У Флорестана внебрачный сын — полуэльф? Смешно! Да ещё родственник Ясеня, ещё смешнее.

Осокорь встал, оправил камзол.

— Сколько потребуется времени для завершения операции? — Бестия выглядел осунувшимся, тёр висок, словно у него вдруг внезапно разболелась голова, — но не рассчитывай, Туллий, что я буду щедр.

Про себя Осокорь отвел себе дней восемь, но вслух сказал, что две недели.

— Широко шагаешь.

— Местность, ваша светлость, всё дело в местности. Городов и деревень в предгорьях не так много, но рассеяны они на изрядном расстоянии. Хоть мы и опережаем беглецов на день или два, работа предстоит серьёзная, что при минимуме людей…

— Ладно, ладно, я знаю, ты всегда найдёшь самое правильное оправдание для своей нерасторопности. Пусть две недели, но не днём больше. Головой ответишь.

— Слушаюсь! Объект доставить согласно первоначальному плану?

— Конечно же нет. Ребёнка передашь лично мне, — раздражённо бросил Бестия, — доставишь сюда, на «Горгону», понятно?

— Так точно! — по-военному коротко и чётко ответил Осокорь.

— А теперь ступай и работай, легат, — Бестия барственно махнул рукой, — и работай хорошенько. Мальчик мне нужен как можно скорее.

Осокорь, уставший держать заклинание, и сам был рад оказаться подальше от шефа. Когда он сошёл на берег, он не отправился к своей галере, а поспешил прочь, постепенно ослабляя чары. Оставалось лишь уповать на благосклонность богов и собственное искусство клирика восьмой ступени.

Практически все, кто занимался тайным сыском, включая самого Второго консула, прошли обучение и получили ту или иную ступень в Ордене, само название которого было величайшим секретом, а его существование горячо отрицалось любым мало-мальски причастным к деятельности Ордена лицом. Осокорь уже давно перерос свою скромную восьмую ступень, но война не позволила пройти Испытание, чтобы перейти на следующую ступень.

Когда чары были, наконец, полностью сброшены, он шёл в город, чтобы посидеть где-нибудь в тихом месте (подальше от галеры Второго консула вместе с её владельцем) и хорошенько всё обдумать. Да тут ещё откуда-то появилось неприятное сосущее чувство, которое безошибочно предвещало серьёзный жизненный выбор. За свои прожитые сорок четыре года легат Первого Безымянного легиона Марин Туллий, прозванный Осокорем, выяснил точно: пренебрегать, а тем паче, отмахиваться от этого предчувствия нельзя. Будет только хуже. Судьба сама сделает за тебя выбор, да так, что мало не покажется ещё несколько лет.

Напряжение утра вылилось в неприятную тяжесть в затылке, солнечный свет резал глаза, не смотря не низко надвинутую шляпу, и Осокорь поспешил зайти в первую попавшуюся на пути приличную таверну.

В этот час там было тихо и малолюдно. За столом у окна обедали ремесленники и подмастерья. Возле стойки опустившегося вида матрос накачивался пивом. Осокорь потянул носом, он умел по запаху, доносившемуся из кухни, определять, насколько вкусна еда, что здесь готовят. В таверне пахло луковым супом и свежевыпеченной сдобой. Сгодится. Он уселся в дальнем углу и позвал обслугу. Вскоре пред ним стояла объёмистая глиняная кружка с кофе по-леронски, который на самом деле являлся непередаваемой смесью кофе молока и мёда, щедро приправленной разного рода пряностями, среди коих не доставало разве что перца, и тарелка с рогаликами. От сладкого голове немного полегчало, и легат принялся во всех подробностях вспоминать недавний разговор на «Горгоне». И чем больше он вспоминал, тем меньше ему этот разговор нравился, даже, пожалуй, стал вызывать тревогу.

За всё время, пока Осокорь был членом Ордена, не случалось ничего подобного. Этика Ордена категорически запрещала применять на своих чары, кроме как во время специальных внутренних дознаний, да и то по решению Совета. А Бестия его почти подчинил. Врали насчёт бездарности Второго консула, — подумал легат, — тут, как минимум, десятая ступень. Конечно, Осокорь не ожидал и не закрывался, но ловко он… Одно слово Бестия! Но зачем? Осокорь не собирался ничего утаивать от своего патрона, и не утаил бы, не разбуди тот своими чарами злобную химеру подозрительности. Получается, для консула страшно важно заполучить мальчишку, как можно быстрее. Сказочку о незаконнорождённом сыне Флорестана оставьте уж для совсем нищих умом. Голубоглазый мальчик по возрасту и именем один в один подходит под умершего сына Барса. Да ещё легендарный Ясень вынырнул из благословенного для него забвения и защищает его, рискуя жизнью. Станет он это делать ради ублюдка Флорестана? Конечно же, нет. Если отмести несостоятельную версию Бестии, то что у нас получается?