— Приложу все силы!

— Вот и славно.

Осокорь пониже надвинул на глаза шляпу, чтобы укрыться от беспощадного серакского солнца, и приказал трогаться в путь.

Решение он уже принял, оставалось молиться всем богам, чтобы его расчёт оказался правильным. Легат по пунктам снова и снова пробегал цепь своих рассуждений. Лерона, сенатор Северус, давший Ясеню рекомендацию в элитарный охотничий клуб. Наверняка, он же пристроил своего протеже в Леронский университет. Появиться в столице провинции Левантия вместе с принцем Ясень не рискнул. И правильно, — мысленно одобрил Осокорь, которому сразу вспомнилась галера, нос которой был украшен головой Медузы, и её хозяин. Зато фавн Дурында спокойно пройдёт под самым носом любого наблюдателя или охраны: зеленщик, горничная, мальчишка-конюх, да кто угодно! Без соответствующего заклятия не увидишь ни за что. А заклятие требует времени, подготовки, а, главное — знания того, что его нужно применить. И этого знания у Марка Луция нет. Если Дурында шёл пешком, у Осокоря имеются шансы перехватить его в Лероне. Особенно, в случае, когда тот будет осторожничать, осматриваться и не спешить с посещением виллы Тита Северуса. Лично он именно так бы и сделал.

Дорога была многолюдной, чувствовалось приближение праздника. Но основная масса народа спешила в Пригорицы, а не оттуда. Чем дальше от города, тем реже попадались повозки, нагруженные кегами и бочками, с разноцветными ленточками в гривах лошадей. А к закату и вовсе стало отлично: тракт опустел, и голова перестала болеть.

В Лероне Осокорь оставил своих людей на галере и ушёл в город ещё до рассвета. Проходя по порту, легат не мог не бросить взгляд на горделивую чёрную галеру Бестии, что мирно покачивалась на волнах.

Маленький храм, посвящённый грозному повелителю Царства мёртвых, он заприметил ещё в свой прошлый приезд. Скромное святилище осенила Истинная благодать — явление настолько редкое, что пальцев одной руки с избытком хватило бы, чтобы перечесть подобные места по всему побережью.

Сонный молодой жрец с рыжеватой щетиной на впалых щеках открывший дверь после долгого и требовательного стука никак не мог уразуметь, что от него хочет столь ранний посетитель. Когда же, наконец, по условному секретному приветствию понял, что перед ним стоит клирик восьмой ступени, смутился, стал одёргивать тунику, чтобы прикрыть голые колени.

Осокорь сказал, что намерен провести в храме магический ритуал, и для этой цели ему понадобится жертвенное животное. Жрец унёсся куда-то, пробормотав вежливые извинения, и появился уже в полном торжественном облачении с влажно блестевшей бритой головой. Легат хмыкнул, юноша явно собирался принять участие в таинстве.

Среди священных животных, содержавшихся в специальном подсобном помещении, Осокорь выбрал козлёнка, чёрного от копыт до пробивающихся на крутом лбу рожек. Сначала он хотел взять ворона, но потом подумал, что козлёнок лучше подойдёт. Легату предстоял ритуал обретения Истинного зрения, а выслеживать он собирался фавна. Так что козлёнок определённо предпочтительнее ворона.

В комнате Таинств Осокорю пришлось разочаровать юного жреца тем, что ритуал он будет проводить один. Лицо парня вытянулось, но остаться за плотно закрытой дверью ему всё же пришлось. Легат отчётливо слышал, как он мерил шагами коридор в надежде если не увидеть, то хотя бы услышать или почувствовать колдовство.

Осокорь вздохнул и приступил к ритуалу. Остро отточенным ножом он быстро перерезал козлёнку горло на специальном жертвенном столе и собрал немного крови в маленькую серебряную плошку. Затем из сумки на свет божий были извлечены четыре флакончика, которые отличались друг от друга только цветом пробок, выточенных из драгоценных камней. Осокорь расположил их вокруг плошки с кровью, поставив сапфировый на севере, рубиновый на юге. Изумруд и жёлтый топаз заняли свои места на западе и востоке. Затем мужчина с величайшей осторожностью откупорил их, при этом на одной склянке выступили капельки влаги, другая покрылась инеем, а над южным флакончиком заструилось розоватое сияние. При помощи тонкой хрустальной палочки из флаконов в строгой последовательности были взяты четыре капли, совершенно одинаковые и прозрачные с виду, и опущены в плошку. Соприкоснувшись с поверхностью крови, капли ожили, зашипели и заскользили друг к другу, оставляя позади себя серебристый светящийся след. Капли слились вместе с громким хлопком и взметнулись кверху маленьким облачком пара. В воздухе запахло горечью, а кровь в плошке обесцветилась. Полная прозрачность получившейся жидкости и характерный запах герани указывали на то, что получение эликсира закончилось.

Жрец в коридоре, как ни старался, не мог расслышать ничего существенного. Колдовство творилось тихо. Он осмелел и потихоньку приоткрыл заветную дверь. «Таинства — вещь опасная, — сам себе сказал парень, оправдывая своё вторжение, — мало ли что могло приключиться с высоким гостем. Вдруг он нуждается в моей помощи?». Но в помощи высокий гость не нуждался, он стоял голый и натирался чем-то из маленькой серебряной тарелочки.

— В чём дело, — бросил через он плечо, — я же велел тебе ждать за дверью.

— Я подумал, может, надо чего? — смущённо забормотал жрец, отводя взгляд от наготы старшего клирика.

— Мне ничего не надо, так что оставь меня и займись чем-нибудь, — сказал Осокорь, втирая жидкость в солнечное сплетение, — потому что последнее, что мне сейчас нужно — это зрители. Понял?

— Понял и повинуюсь.

Бритая голова скрылась за дверью.

Легат уже намазал лоб, виски, затылок и область сердца. Там жгло и холодило одновременно. Магическое зелье начинало действовать. Втерев эликсир в крестец и низ живота, мужчина снова оделся. Оставалась вторая, самая малоприятная часть процедуры. Следовало повторить пресуществление крови только в другом порядке и выпить то, что получится. Обычно хватало и натирания, но сегодня нужно было, чтобы Истинное зрение действовало как можно дольше. Выпив отменную на вкус гадость, Осокорю оставалось только молиться, чтобы фавн не успел ещё посетить Тита Северуса. Эликсир вызывал изжогу, намазанные места здорово чесались, но действия должно хватить часов на десять. Осокорь достал небольшой замшевый мешочек, внутри которого лежал весьма ценный амулет. Витой шнурок из разноцветных нитей крепился к золотой подвеске. Только вместо камня в неё был оправлен прозрачный сапфир бледно голубого, почти белого цвета, внутри которого покоился настоящий человеческий глаз. Хотя легат не участвовал в изготовлении амулета, он знал, что глаз, заключенный внутри драгоценного камня, взят у живого человека. Конечно, человеческие жертвоприношения в Лирийской империи давно вне закона, но Орден не прекращал практиковать запрещённую магию. Просто перенёс обряды в тайные святилища, связав участников ещё более страшными клятвами и узами. Иначе и быть не могло. Орден веками ходил по лезвию бритвы, черпая могущество, как со светлой, так и с тёмной стороны.

Молодой жрец смотрел на Осокоря широко раскрытыми глазами, он был явно разочарован: мужчина не претерпел ровным счётом никаких изменений. Он не светился могуществом, не горели углями карие глаза, не было даже намёка на отпечаток владыки Царства мёртвых. Словом, таинство не оставило на клирике восьмой ступени никаких вещественных следов.

Поблагодарив юношу, легат двинулся в город. По дороге он обзавёлся простым шерстяным плащом неброского серого цвета и широкополой шляпой, какие обычно носят горожане. В этом наряде и так не очень приметный легат Первого Безымянного легиона приобрёл вид, ничем не выделяющий его из тысяч жителей славного портового города.

Осокорь любил Лерону. Ему импонировало сочетание строгой лирийской застройки с варварской пышностью украшенных фасадов, тенистые внутренние дворики, мерное журчание воды в многочисленных городских фонтанах.

В Рие знать селилась подальше от центра столицы, предпочитая тишину и уединённость утопающего в зелени Патрицианского холма. Здесь, в Лероне, всё было наоборот. Сильные мира сего предпочитали вариться в самой гуще частых праздников, увеселений и карнавалов, которыми так славилась Левантийская столица. Поэтому неудивительно, что дом сенатора, который Тит Северус по привычке называл виллой, а на самом деле являвшийся дворцом, стоял прямо на центральной площади. Дворец окружал роскошный парк, занимавший не меньше квартала. Целый штат под управлением сварливого садовника-эльфа неустанно ухаживал за диковинными деревьями и клумбами, где росли редчайшие цветы. Кованая решётка забора, высотой в два человеческих роста не мешала восхищённым прохожим любоваться красотой парка, но надёжно ограждала покой обитателей дворца. Над центральными воротами возвышалась каменная башенка кружевной эльфийской архитектуры. Оттуда сенатор и его семейство могли без помех наблюдать за празднованиями на площади. Три точно такие же башенки расположились в специальных нишах по остальным сторонам парка, чтобы не пропустить шествия по окрестным улицам.