Кухонное окошко теплилось золотистым приветливым светом, это Торки дожидался возвращения хозяина.

— Что-то вы долго, я уж чуть не начал волноваться, — на его собственной конопатой физиономии (в столь поздний час и дома он мог позволить себе роскошь не маскироваться) тревога мешалась с облегчением.

— Все в порядке, — отмахнулся эльф, второй раз, усаживаясь на низенькую скамеечку, чтобы разуться.

Всю дорогу от виллы Тита Северуса он напряжённо размышлял, каким образом ему лучше, то есть с минимальными потерями, выйти из сложившейся ситуации. С Бестией все было просто: Брэк убьёт его при первой же возможности, хотя одним богам ведомо, когда эта самая возможность представится. И кто может поручиться, что Второй консул завтра, послезавтра или через неделю не даст приказ арестовать Торки? Предсмертное поручение Барса касалось господина Меллорна и вовсе не распространялось на его слугу. Методы, которыми велись допросы в департаменте Бестии, были хорошо известны. Да и у самого консула была репутация вполне подходящая, чтобы пугать непослушных детей. Все это означало, что в случае ареста Торки был обречён. Парень выложит все, что знает, его замучают и убьют. Нет, он просто не мог оставить своего фавна на растерзание Бестии, не говоря уж о том, какой вред это может принести делу. Поэтому он сказал:

— Мне помнится, кто-то у нас рвался попутешествовать?

Остроконечные уши Торки дрогнули как у собаки, услышавшей про долгожданную прогулку.

— Я, — отозвался он, — а вы, похоже, передумали оставлять меня в Рие.

— Передумал. Мне в дороге не помешает слуга: молодой, проворный и сообразительный. Ступай, уложи вещи, а потом пару часиков можешь поспать. На рассвете сядем на первый же корабль, который уходит в нужном направлении.

— А какое именно направление нам нужно? — весело поинтересовался Торки, который от радостного возбуждения чуть ли не приплясывал на месте.

— Мы отправляемся в Осэну, — устало ответил Брэк и зевнул, — а оттуда рукой подать до Камышового плёса. Навестим Антония и заберём мальчика.

— Ура! — завопил фавн, грохоча копытами по лестнице, — я никогда ещё не плавал на корабле.

Эльф махнул рукой, понимая, что никакие его замечания не удержат восторг, переполняющий парня. Он пошёл в спальню, а Торки собирал вещи, услаждая самого себя душевным исполнением непристойных матросских песен. Под этот нехитрый аккомпанемент Брэк и заснул.

Порт Рии по праву считался крупнейшим на берегах Собственного моря. Доки, пирсы и склады протянулись больше, чем на милю, это если не считать таверн, легальных и нелегальных игорных домов, а также борделей разного пошиба, на которые власти давно смотрели сквозь пальцы. Потому что попытки искоренить эти гнезда порока и рассадники срамных болезней давали результата не больше, чем попытка переловить руками всех мух возле кучи отбросов. Одним словом, порт и доки пользовались в столице весьма дурной славой, особенно в ночное время. Но сейчас, ранним утром, здесь было тихо и безлюдно. Из-за склада выкатился пьянчуга в лохмотьях, столь засаленных и грязных, что они только с большой натяжкой могли сойти за одежду. Щурясь обоими подбитыми глазами, он попытался разжалобить ранних прохожих. Чувствовалось: он остро нуждается в порции спиртного. Брэк знал о поразительной осведомлённости подобных типов. Редкое дело или хоть сколько-нибудь значительное событие в округе могло проскользнуть мимо его внимания. Поэтому эльф ссудил бедолагу мелочью.

— Не знаешь ли ты, — поинтересовался он у просветлевшего лицом пьяницы, — кто их капитанов сегодня утром направляется в Сциллию?

— Мне бы не знать! — с нотками законной гордости прогудел бродяга, — Лойко Сапсан нынче с приливом отходит. Точняк, он вчерась бочки с вином грузил и мне, старому матросу, чуток подзаработать дал. А все почему? — он неожиданно возвысил голос, но закашлялся надсадным бухающим кашлем, — Лойко — он человек, никогда своих не бросит в беде. И вы — тоже человек, — пьяница одобрительно позвякал пожертвованной мелочью. — Ступайте прямиком к дальнему пирсу. Как увидите самую нарядную и надраенную посудину, знайте: это «Ночная птица» и есть.

Говоривший облизнул губы и шустро затрусил в сторону портовых забегаловок.

— Только какой из пирсов дальний? — проворчал Торки, вертя головой, — тут до ночи плутать можно.

— Идём, — ободрил его Брэк, — спросим кого-нибудь.

И словно по заказу из-за штабелей, посеревших от постоянной сырости ящиков, вывернулся тощий парнишка, невесть почему поднявшийся ни свет ни заря.

— Дяденька, давай потащу сундучок, — плаксиво затянул он, заискивающе глядя в глаза Торки, который щеголял в виде простоватого деревенского парня, — не то надорвёшься, грыжа выскочит.

— Типун тебе на язык, — шикнул на непрошеного доброхота суеверный фавн, — только тронь наши вещи! Враз твою морду украсит парочка симпатичных синяков. Знаю я вас, портовую шваль, в голове нет других мыслей, кроме как стянуть, что плохо лежит.

— Сироту обидными словами обозвать всякий может, — загнусил парнишка, подпустив в голос плаксивой дрожи, — я воровством не промышляю, стараюсь честно свой грошик заработать. Батьку моего море ненасытное схавало, мамка все кашляла, да кашляла, оттого и померла. Остался я бедный один одинёшенек с двумя сестрёнками малыми, неразумными. Хотел от нужды в матросы податься, но не берут из-за моего телесного слабосилия. Вот и приходится случайной работёнкой перебиваться, чтобы самому с голоду не помереть и сеструх худо-бедно поднять.

Видя, что оборванец набирает полную грудь воздуха перед очередной жалостливой тирадой, Брэк махнул рукой и велел проводить их до дальнего пирса.

— Спасибочки, дядечка добрый господин, — радостно заголосил мальчишка, — провожу со всем нашим удовольствием.

— Тогда уж и сундуки бери, — скомандовал Торки, — раз подрядился на работу — работай!

Опасаясь, что наниматели могут вдруг передумать, паренёк шустро, с неожиданной лёгкостью подхватил вещи, и, загребая ногами в разбитых, потерявших всяческий облик башмаках, затрусил в сторону пирсов. Следом двинулся Этан Брэк, а замыкал шествие Торки, не за какие блага не пожелавший расстаться с корзиной, где хранился запас провизии на дорогу. Фавн недовольно качал головой и бормотал себе под нос, что от малолетних преступников в Вечном городе житья не стало.

У дальнего пирса стояли две подводы, груженные тюками с овечьей шерстью. Не проснувшиеся матросы, вяло перебрасываясь ругательствами, перетаскивали серые полотняные мешки на красивую бригантину, бок которой украшала затейливая надпись «Ночная птица», а нос оканчивался деревянной совой. Этих птиц с древних времён почитали на остовах Собственного моря как воплощение богини мудрости. Брэк расплатился с добровольным носильщиком. Тот было сунулся к матросам в надежде ещё немного подзаработать, но его грубо прогнал маленький кругленький боцман. Парнишка сплюнул и с независимым видом отошёл в сторону закусывающих возниц. Там он подобрал оброненную корку и, усевшись на безопасном расстоянии, принялся завтракать с завидным аппетитом.

— Пошевеливайтесь, плешивые дети козлов, — звонко выкрикивал боцман, энергично подкрепляя свои слова хриплыми свистками боцманской дудки, — лентяи, под завязку набитые рыбьим дерьмом!

Матросы, на лицах которых угадывалось долгое и преданное служение Бахусу, двигались не быстро с какой-то отрешённой меланхоличностью. Боцман походил на бородатого мальчишку, который начал стариться прежде, чем превратился в настоящего мужчину. Это наводило на мысль о толике гномьей крови в его жилах.

— Мне нужно поговорить с капитаном, — сказал эльф, улучив момент между вдохновенной руганью и пронзительными свистками.

Коротышка окинул пришельца неприветливым взглядом и сурово спросил:

— По какому поводу вам понадобился капитан?

— Имеется разговор, — ответил Брэк, подкрепив свои слова тем, что откинул элегантный дорожный плащ. Сей жест позволил боцману увидеть расшитый увесистый кошель, прицепленный к поясу эльфа. Эта модная безделушка (из тех, какие знатные дамы охотно презентуют своим любовникам) служила для отвода глаз. Деньги, полученные от Бестии, были надёжно спрятаны.