Но гадание, что прочно засело в голове говорило иное. Перед глазами стояли выпавшие камни, и то, что утаила Руда от клиентов, требовало осмысления. В гостиную, как всегда безмолвно, вошла служанка.

— Можешь ложиться спать, Мереся, — ласково произнесла чародейка, — сегодня я обойдусь сама.

Мереся чуть присела шевельнула губами.

— И тебе тоже спокойной ночи, милая.

Мереся говорить не могла. Когда ей сравнялось четырнадцать, отчим, интересовавшийся на досуге волшебством и молодыми девушками, выжег ей заклинаниями гортань, чтобы никто не узнал о его грехах. Руда подобрала полуживую девушку и выходила её. Мереся выздоровела, но говорить так и не смогла. Она отказалась возвращаться к родным, предпочтя остаться с маленькой чародейкой в качестве компаньонки и помощницы. Руда души не чаяла в Мересе и не согласилась бы расстаться с ней ни за какие деньги.

Проводив девушку спать, гномка поставила но огонь большой медный чайник и принялась собирать на стол. Она дожидалась позднего гостя. Центурион Фалин должен был проверить посты в одиннадцать часов и прийти ужинать.

Не успела Руда закончить, как дверной молоток стукнул условленное количество раз. Гномка торопливо поправила волосы и пошла встречать гостя.

— Не спокойно нынче в Рие, — басил Фалин, пристраивая на вешалку свой форменный плащ, — и мне это не нравится.

Фалин, хоть и родился гномом, вырос настолько, что многие принимали его за низкорослого и очень широкоплечего человека. Особенно если учесть, что по долгу службы ему полагалось подстригать бороду и волосы.

— Не зря говорят, — он нежно поцеловал Руду, — что хуже нет, как жить во время перемен. А перемены в Лирийской империи грядут нешуточные, это точно, хоть к гадалке не ходи!

Он оглушительно рассмеялся своему невольному каламбуру.

— К гадалке сходить никогда не помешает, — отрезала Руда, ставя перед центурионом тарелку с похлёбкой. — Можно много чего полезного узнать.

— Это ж я так, к слову, — принялся оправдываться гном, попутно умудрившись поцеловать Руде руку, — уж никак не думал обидеть. Я знаю, ты — самая лучшая. Такую предсказательницу не то, что в столице, по всей империи не сыщешь! Я только хотел сказать, у нас в армии недовольство нарастает с каждым днём.

— Да? — заинтересовалась гадалка, — я почему-то думала, будто наша армия лояльна к государству.

— Пока во главе государства стоял покойный император, преданность ему была безусловной. Но теперь, когда царствует это ничтожество… — Фалин едва удержался от плевка за столом.

— Регентствует, — поправила Руда.

— Пусть пока регентствует, но скоро коронуется, вот посмотришь. А тогда, — гном горестно махнул рукой, — тогда ещё хуже будет.

— Может, будет, а может, и нет, — сказала чародейка и осеклась. Она никогда не обсуждала своих клиентов и предсказания. Это была необходимая часть её профессиональной репутации. Но то, что открылось ей сегодня, имело значение не только для светловолосого мужчины под бархатной полумаской, речь шла о судьбах многих людей, и её собственной, между прочим. Поэтому Руда решительно сказала:

— Сегодня вечером я работала с одной прелюбопытной вещицей.

Фалин отложил вилку с насаженным на неё куском бараньей ноги и весь превратился в слух. Раз Руда заговорила о своей работе, дело действительно важное.

— Что за штучка?

— Перстень, массивный, красного золота, нашей работы. Уж можешь мне поверить.

Фалин кивнул, Руда вполне могла пропустить последнее замечание, её глаз по части металлов и камней был выше всяких похвал.

— Но удивило меня не это, — продолжала гадалка, — гномские украшения — отнюдь не редкость, особенно в последние годы, когда в столице пошла на них мода. Всё дело в камне. Представь, благородная шпинель редкостной насыщенности и чистоты, огранённая в виде лирийского орла.

Фалин улыбнулся и замотал головой:

— Нет, нет, дорогая, это решительно невозможно, я бы даже сказал, исключено.

— Может, объяснишь почему? — обиженно проговорила гномка.

— Да потому, что немногим более трёх лет назад я видел собственными глазами Орлиный перстень, и он в то время был надет на безымянный палец Хелвуда Барса, — Фалин наслаждался произведённым впечатлением, — я его тогда во всех подробностях рассмотрел: как-никак сам император правую руку мне на плечо возложил и произвёл в центурионы.

Руда задумалась на какое-то время, затем сдержано кивнула, будто всё сказанное Фалином только подтверждало её собственные мысли. Гном ждал, неторопливо попивая пиво, и успел положить на тарелку ещё кусок бараньей ноги. Тут, наконец, чародейка заговорила.

— Сегодня вечером я держала в руках тот самый Орлиный перстень. Я подозревала это, а ты полностью меня убедил. — Она вздохнула и важно продолжила: — я гадала нашему принцу-регенту.

Фалин даже закашлялся, поперхнувшись от неожиданности.

— Естественно, он и его спутник не представились и даже маски нацепили, — пояснила Руда, от души хлопнув гнома по спине, — но меня не проведёшь: одежда, манеры, драгоценности — всё подтверждало, что я права. А уж если учесть гадание! Как ты думаешь, что могло интересовать сиятельного Аурона?

Фалин поднял глаза к потолку и развёл руками в знак того, что не имеет ни малейшего представления.

— Больше всего принца-регента интересовала судьба его родного брата.

— Погоди-ка, — центурион подался вперёд, — в последнее время мне приходилось слышать разговоры, будто младший сын Барса жив, но я считал их обычными выдумками, особенно на фоне всеобщего недовольства регентом. Ему на редкость быстро удалось настроить против себя подданных, по крайней мере, армию. Значит, разговоры о младшем принце имеют под собой основание?

— Гораздо больше, чем ты думаешь. Он не только жив и здоров, но и направляется в столицу.

— Вот это новость! — Фалин от возбуждения даже подскочил на месте, — Аэций жив и в пути! Что ещё моя драгоценная гадалка знает о его судьбе?

— Он станет императором.

— Это точно?

— Точнее не бывает. Ему выпали Мечи и Корона, ты понимаешь, что это означает?

— Корона клинков, — тихим и торжественным голосом проговорил гном.

— Именно, Корона клинков, — подтвердила Руда, и, помолчав, добавила: — но была в сегодняшнем гадании одна странность, если не сказать больше.

— Давай, говори, не томи, — Фалин сгорал от нетерпения.

— Я гадала на будущее по крови, ты помнишь этот старинный действенный способ? — гном кивнул, он отлично знал, что такое Кровавое предсказание, — так вот, оказалось, что они не братья. В смысле наш принц-регент и Аэций. Они даже вообще не родственники. Спица вертелась, как ужаленная змеёй овца, пока я не уравновесили её своей собственной кровью и помудрила с заклинаниями.

— Из твоих слов выходит, что кто-то из этих двоих — не сын Барса. И мне почему-то кажется, что это — Аурон.

— А я даже уверена, — вскинула бровь Руда, — отлично помню, как по случаю рождения младшего сына император устроил празднование.

— Ага, выставил вино, и вся армия гуляла, — встрял гном.

— Потом помню, как Аэций был объявлен наследником. Иногда у меня создаётся впечатление, что во всей империи только одна я об этом и помню.

Гном кивнул.

— Ты даже представить себе не можешь, что будет с армией, если узнают об узурпаторе на троне, в то время как законный наследник жив и здоров.

— Тогда почему бы тебе, Фалин, не постараться, чтобы в армии узнали об этом? — серьёзно предложила Руда. — Несколько слов подходящим людям в нужный момент, и дело будет сделано. Наверняка у вас найдутся те, кому передавать чужие секреты слаще мёда. Вот и шепни им да ещё попроси держать язык за зубами.

— Ты понимаешь, что говоришь, женщина?! — гном даже бросил вилку от возмущения, — это тебе не шуточки и не разговоры в узком кругу за кружечкой пива. Заговор и государственная измена — вот это что! Знаешь ли, за такое в армии казнят на месте, это если повезёт. А не повезёт, и я, и ты оглянуться не успеем, как очутимся в подвалах Бестии.