– Иногда я так устаю, что мне кажется, я готов смириться с тем, что произошло, но бывают времена, когда я снова не могу в это поверить. И опять все кажется таким непостижимым… – делился старик своими ощущениями, а легкий дневной ветерок развевал его длинные седые волосы.

– Вы не отдалялись от него, когда внук начал взрослеть? – как бы между прочим поинтересовался я. Я изучал этого весьма приметного старца. Он был рослым, крепкого телосложения, а руки и ноги выглядели так, словно он мог и сейчас врукопашную справиться с любым.

– Я много и подолгу разговаривал с Гэри. И когда он был ребенком, и уже потом, когда он якобы похитил двух детей в Вашингтоне. Якобы.

– И для вас все случившееся оказалось новостью? Вы были удивлены? – не сдавался я.

Впервые за все время нашей встречи Уолтер посмотрел мне прямо в глаза. Я понимал, что у него внутри сейчас все кипит от негодования. Он возмущен моей речью, моей иронией. Но насколько я сумел рассердить его? И оставалось неизвестным, вспыльчив ли этот старикан.

Я весь подался вперед, готовый выслушать его. Сейчас я следил за малейшими движениями его рук, за мимикой лица. Собирай данные, накапливай информацию!

– Гэри всегда хотелось быть таким же, как и остальные. А кому не хочется? – вдруг выпалил дедуля. – А мне он полностью доверял, потому что знал: я люблю его и принимаю таким, какой он есть.

– А что же такого особенного было в Гэри, что необходимо принимать отдельно, да еще ставить на этом ударение?

Старик перевел взгляд на мирные сосновые леса, со всех сторон окружающие его ферму. И в их чаще я снова как будто почувствовал присутствие Сонеджи. Словно он сейчас наблюдал за нами, прячась за могучим стволом векового дерева.

– Должен признать, что иногда он казался мне каким-то враждебно настроенным. У него был острый язычок, с этим тоже нельзя не согласиться. И он зачастую вел себя уже совсем не так, как все остальные. Он считал себя лучше многих, и трепал кое-кому перышки.

Я наседал на Мэрфи, не давая ему времени осмыслить свои ответы:

– Но с вами он так не поступал? Ваши «перышки», я надеюсь, остались целы и невредимы?

Голубые глаза деда вернулись из путешествия по лесу:

– Нет, мы понимали друг друга и никогда не ссорились. Это было так, и пусть самые знаменитые психиатры убеждают меня в том, что Гэри не был способен на любовь и другие теплые чувства. Я никогда не становился мишенью его нападок.

Это было замечательное откровение, но я подспудно понимал, что старик врет. Я посмотрел на Сэмпсона, и в его взгляде уловил нечто новое. По-моему, он начинал менять свое мнение обо мне в лучшую сторону.

– Скажите, а когда он взрывался по отношению к другим людям, он заранее продумывал свои действия, или все получалось как бы спонтанно? – продолжал я допрашивать Уолтера.

– Я надеюсь, вам, как и всем остальным, известно, что Гэри сжег заживо свою мачеху и отца, когда те находились в доме. И заодно сводных брата с сестрой. Он обеспечил себе алиби, поскольку в тот день должен был находиться в школе. А там, в Педди, он был на хорошем счету, имел друзей и пользовался уважением учителей.

– Вы когда-нибудь встречались с его приятелями из Педди? – нарастающая скорость моих многочисленных вопросов заставляла старика чувствовать себя неловко. Интересно, насколько он взрывоопасен по сравнению со своим внучком?

В глазах Мэрфи вспыхнули огоньки. Старик разозлился. Может быть, сейчас перед нами все же появится настоящий Уолтер Мэрфи?

– Нет, он никогда не приводил сюда школьных товарищей. Я полагаю, вы считаете, что у него и не было никаких друзей в школе, просто ему хотелось казаться нормальным. Никудышные вы ученые! Кстати, вы ведь, наверное, психологи? Я правильно понял вашу игру?

– А поезда? – внезапно спросил я.

Мне хотелось посмотреть на реакцию старика. Это было очень важно. Наступал момент истины. Как он сейчас поведет себя?

Ну, давай же, старина! Поезда!

Он снова уставился куда-то в лес, спокойный и невозмутимый.

– М-м-м… Я уж и забыл давно про это. У сына Фионы, у ее родного сына была очень дорогая сборная железная дорога. Гэри запрещалось не только играть в нее, но и даже находиться в одной комнате с игрушкой. И вот когда Гэри исполнилось то ли десять, то ли одиннадцать лет, железная дорога внезапно исчезла. Со всеми паровозиками и вагончиками. Просто растворилась.

– Куда же она подевалась? Уолтер Мэрфи почти улыбался:

– Все подозревали в этом Гэри. Думали, что он нарочно сломал ее и выбросил или куда-то схоронил. Целое лето его пытали, выспрашивали, куда он ее спрятал, наказывали, угрожали, да только все без толку.

– Это была его тайна, его власть над ними, – подытожил я, как «никчемный» ученый.

Меня начинали одолевать нехорошие предчувствия, связанные как с Сонеджи, так и с его дедушкой. Стараясь узнать о Гэри поподробнее, я тем самым приближался к неизвестному, совершившему нападение на дом Кросса в Вашингтоне. В Куантико разрабатывалась теория подражателя Гэри. Мне нравилась другая: с соучастником и напарником. Только мешал один факт: у Сонеджи таковых никогда не было.

Кто же заполз в дом Кросса? И как ему это удалось?

– По дороге сюда я читал записи доктора Кросса о вашем внуке, – сообщил я дедушке. – Гэри мучил один и тот же повторяющийся страшный сон. В нем все происходило на вашей ферме. Вы слышали об этом? Об этих ночных кошмарах Гэри?

Уолтер Мэрфи отрицательно помотал головой, но при этом глаза его сверкнули так, что я понял: этот старик что-то скрывает.

– Я хотел бы попросить вашего разрешения произвести здесь кое-какие раскопки, – наконец, решился я. – Мне понадобятся две лопаты или кирки, нам все равно.

– А если я скажу «нет»? – неожиданно повысил голос Мэрфи. Впервые за все время он отказался сотрудничать с нами.

И тогда до меня дошло: до этого момента Уолтер просто играл с нами. Он был прекрасным актером, таким же, как внук. Вот почему они понимали друг друга с полуслова. Сейчас старик начинает разглядывать знакомый до боли лес, а в это время сосредотачивается, успокаивается и готовит следующую реплику. Этот дед – настоящий актер! Ну, может, немного похуже Гэри.

– В таком случае мы достанем ордер на обыск, – я равнодушно пожал плечами. – Можете не сомневаться. В любом случае мы поступим так, как считаем необходимым.

– Что все это значит, черт побери? – изумился Сэмпсон, когда мы с ним неспешной походкой отправились от покосившегося сарая к очагу, выложенному из серого камня на небольшом пустыре. – Ты считаешь, что именно так мы поймаем это Пучеглазое Чудовище? Через этого старикашку?

Мы оба несли старые железные лопаты, а у меня вдобавок имелась еще и ржавая мотыга.

– Я уже устал повторять тебе, что собираю информацию. Я ученый по натуре. Доверься мне хотя бы на ближайшие полчаса. А этот старик совсем не так прост, как хочет казаться.

Каменный очаг был сложен давным-давно для семейных торжеств на свежем воздухе. Очевидно, в последние годы им никто не пользовался. Сумах и другие вьющиеся растения заполонили все вокруг, как будто старались тщательно скрыть это место от посторонних глаз.

Рядом с очагом стоял подгнивший столик для пикника, сбитый из простых неструганных досок с поломанными скамейками по обе стороны. Дальше росли клены, сосны и дубы.

– Гэри снился один и тот же повторяющийся сон. Вот почему я и приехал сюда. Место действия во сне – вот этот самый очаг. И стол, и эти лавочки, все подробно описано в блокнотах Алекса. Он отметил это несколько раз, пока навещал Сонеджи в Лортонской тюрьме.

– Наверное, ему снилось, что его поджаривают здесь, на огне, пока он сверху не покрывается хрустящей корочкой, а внутри остается еще нежно-розовым, – ухмыльнулся Сэмпсон.

Я рассмеялся над его черным юмором. Пожалуй, это был первый веселый момент за долгое время. Как-то сразу стало легче на душе.